Время любить - Козлов Вильям Федорович - Страница 70

• Предыдущая
• 70/150
• Следующая

«Улететь бы куда-нибудь, – вяло подумал Казаков. – На Байкал или еще дальше, в глухую тайгу… Построить там деревянную избушку и жить одному».

Вадим Федорович и раньше задумывался о том, что Виолетта может уйти, – не зря же она так решительно отказывалась выйти за него замуж… Но вот так потерять ее – а в том, что он потерял Виолетту, Вадим Федорович не сомневался – было обидно. Почему мужчина и женщина не могут ужиться друг с другом? Какая бы ни была крепкая любовь, рано или поздно она кончается. А если один или одна уходит, а любовь остается? Что тогда человеку делать? Страдать, ненавидеть? Ладно, с Ириной Головиной они прожили отпущенный им судьбой срок. Вырастили детей, похоронили без отпевания и сожаления свою любовь и расстались без большой печали. Разрыв для них обоих означал облегчение. Какое-то время он верил в любовь с Викой Савицкой, она мнилась ему идеальной женой: тонка, умна, понимает литературу, близко к сердцу принимает его работу… И вот Вика Савицкая неожиданно выскакивает замуж за делягу и барышника Василия Попкова. Она ездит на юг, заводит новых любовников, а он тискает в своем магазине молоденьких продавщиц – об этом со смехом рассказывал его закадычный друг Михаил Ильич Бобриков, – а на людях делают вид, что жить друг без друга не могут. К чему вся эта показуха?..

Думать-то Вадим Федорович думал, что Виолетта может уйти от него, но в душе не хотел этого и потому не верил. Стюардесса, как он сам себе внушил, была у него последней любовью. Да и сколько же можно разочаровываться? Жить так, как Ушков, Казаков не смог бы. Николай может легко сойтись с женщиной и так же легко расстаться. Он не любит никого. Пожалуй, лишь к своей дочери испытывает теплое чувство.

Этот черноволосый в кожаном пальто гораздо моложе его, Казакова, но ведь Виолетта не раз говорила ему, что они самая что ни на есть подходящая пара, просто созданы друг для друга… Неужели и это ложь? Нет, он чувствовал, что ей так же хорошо с ним, как ему с ней. Бывают такие моменты, когда солгать невозможно…

Вадим Федорович видел, как они вышли из зала, сели в бежевую «Волгу» и укатили в город. Этот, в кожаном пальто, приехал ее встречать на собственной машине, а он притащился на общественном транспорте. Не умеет он пускать пыль в глаза. Его «Жигули» стоят с вышедшим из строя аккумулятором на стоянке.

Дождь посыпался сильнее, капли защелкали по плечам, козырьку кепки, а он все стоял у металлической решетки и смотрел на летное поле, будто ждал посадки очередного лайнера, из которого выйдет улыбающаяся Виолетта и, помахав рукой, с сумкой через плечо, пройдет своей красивой походкой к нему… Она ждет его в воскресенье – так они договорились. Может, сделать вид, что ничего не случилось и позвонить ей? Нет, он не сможет быть теперь с ней таким, каким был раньше. Врать и обманывать – это тоже искусство. Есть на свете люди, которые владеют им в совершенстве. Не только других, но и себя умеют обманывать…

В голову полезли мелкие мысли: а может, это брат или родственник? В конце концов, просто хороший знакомый, приехавший с берегов Черного моря? Даже издали было заметно, что он загорел… Но так родственники не целуются. И Виолетта смотрела на него точь-в-точь такими же глазами, какими смотрит при встрече на него, Казакова. Когда сильно любишь человека, хочешь ты того или не хочешь, начинаешь постепенно облагораживать его, придумывать ему оправдания. Он, Вадим Федорович, не может сразу любить двух женщин, а Соболева, возможно, может. За что же ее осуждать? Она любит его, Казакова, и одновременно другого, с Черноморского побережья… Как ни крути, а в братья этого черноволосого в кожаном пальто ей не запишешь: очень уж он смахивает на знойного южанина!

Совершенно опустошенный, он направился к автобусной остановке. В автобусе было немного народа, и он уселся на кресло рядом с полной пожилой женщиной в пуховом платке. На коленях она держала пухлую сумку, распространявшую запах мандаринов. Впереди сидели два явно подвыпивших парня. Один из них извлек из сумки бутылку шампанского с ресторанным штампом и, хихикая, стал откручивать проволоку, второй, наоборот, был мрачно настроен; когда автобус тряхнуло, он громко выругался, а когда пожилой мужчина сделал ему замечание, приподнялся со своего места и надвинул тому шапку на глаза. В этот момент его напарник открыл бутылку, и белая струя ударила в потолок, затем сидящей рядом с Вадимом женщине в лицо, попали брызги и на его плащ. В салоне поднялся шум, все заговорили разом, однако никто по-настоящему не одернул распоясавшихся хулиганов. Говорили про милицию, мол, куда она смотрит, но милиции не было в автобусе, и она ничего не видела, так же как и отгородившийся ширмой от пассажиров шофер. Парни гоготали, отпускали грязные шуточки и грозили толстой зеленоватой бутылкой седому мужчине в зимней шапке.

Вадим Федорович поднялся, выхватил опорожненную бутылку из рук парня, сунул ее под сиденье, сидевшего с краю хулигана схватил за воротник капроновой куртки и поволок к переднему выходу. Не отпуская брыкавшегося хулигана, попросил шофера, чтобы тот остановил автобус. Услышав шум и крики пассажиров, водитель притормозил и открыл переднюю дверь. Казаков вышвырнул парня на обочину, вернулся назад и то же самое сделал со вторым парнем. Самое удивительное, ни первый, ни второй даже не оказали ему сопротивления.

– Надо было в милицию их сдать, – сказал мужчина в зимней шапке.

– Ничего, прогуляются пешком под дождем – поумнеют, – заметил рослый мужчина в серой фуражке.

В окне мелькали высокие придорожные деревья, с шорохом проносились встречные машины, дворники не спеша сгребали с лобового стекла дождевые капли. Противно пахло шампанским, под сиденьем перекатывалась бутылка.

«Надо было и ее выкинуть…» – подумал Вадим Федорович, стряхивая с полы плаща липкие капли. Он вдруг вспомнил, как Виолетта рассказывала ему о том, как, вернувшись из отпуска – она провела его у матери под Псковом, – увидела своего мужа, стоявшего у стены на голове. Он выполнял одно из упражнений йоги.

«Я как дурочка стою в дверях, – рассказывала она, – а он не поворачивая головы: „Закрой, пожалуйста, дверь, сквозит…“ Так полчаса еще и стоял на голове, пока я готовила на кухне завтрак… На другой день я ушла от него…»

– Шампанское не оставляет следов на материи? – спросила соседка. Вадим Федорович удивленно взглянул на нее и сказал:

– Следы на материи – это ерунда, страшно, когда следы оставляют в душе…

– Наверное, придется пальто сдавать в химчистку, – озабоченно произнесла женщина.

– Ваш муж не стоит по утрам на голове? – спросил Казаков. – Говорят, это здорово мозги прочищает.

– Пропустите, мне скоро выходить, – поднялась полная женщина, с подозрением глядя на него.

Бутылка выскочила из-под ее ног и весело покатилась по проходу.

Задули теплые ветры с моря, отзвучали по радио траурные марши, поснимали огромные портреты с черными лентами, вся великая страна вместе с природой будто пробудилась от многолетней зимней спячки весной 1985 года. Лишь в Андреевке, в лесных оврагах да низинах, заросших кустарником, остались подтаявшие пласты тонкого наста. Снег прятался от солнца под прошлогодними листьями, хвоей, выглядывал из ямин и нор, но весенние ветры добирались до него и превращали в легкий пар и мутные лужи.

Природа жаждала обновления, и остановить его было невозможно. На лесных прогалинах буйно полезли из оттаявшей земли голубые пушистые подснежники. По утрам на их волосках ослепительно сверкала крупная роса. Жившие в поселке всю зиму синицы разом улетели в пробуждающийся лес, на огородах, по-хозяйски озираясь, деловито расхаживали первые грачи. Ранним утром можно было в розовом небе увидеть косяки летящих с юга птиц. Больших и маленьких. Зимой вьюжная буря поломала в лесу много деревьев, некоторые выворотила с корнем. Падая, толстые сосны и березы гнули, ломали молодую поросль. Иногда сосна обрушивалась кроной на соседнее дерево, и то, согнувшись, поддерживало ее плечом, не давая упасть.

• Предыдущая
• 70/150
• Следующая