Копейка - Козлов Вильям Федорович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/25
- Следующая
Загремела цепь, злобно залаял Картуз. С хрипом и рычанием.
— Несет кого-то нелегкая, — сказал дядя, поднимаясь с корточек. Он возился у своего мотоцикла, и брюки на коленях были измазаны в земле. А я помогал ему.
Пришел бригадир дядя Матвей. Остановился у калитки, в избу не пошел. Даже демобилизованный танкист опасался Картуза.
— Матвей Терентьевич, — заулыбался дядя. — Мое почтение… Да уймись ты, Картуз!
Дядя Матвей шевельнул покатым плечом, без улыбки посмотрел на Скопцова. Дядя Петя не доставал ему и до плеча.
— Как же с сушилкой? — спросил бригадир.
— Тесу нет, Матвей Терентьевич.
— То тесу нет, то гвоздей… Еще год будете канителиться?
— Как же без тесу-то? Аль без гвоздей? Соплями, Матвей Терентьевич, не скрепишь доски.
— Я звонил на пилораму, — устало сказал дядя Матвей. — Тес будет. Завтра привези, и давайте, к чертовой бабушке, заканчивайте сушилку. Свинарник развалился… Надо ремонтировать.
— За нами дело не станет, Матвей Терентьевич, был бы тес.
Матвей угрюмо взглянул дяде в глаза, пошевелил скулами и грузно зашагал в правление.
— Вздохнуть не дает, леший… — выругался дядя. — Сверлит глазищами! Больше всех ему надо, версте коломенской…
Мне бригадир ничего плохого не делал, и я не мог сказать, что он нехороший человек. А мама и дядя Петя в один голос ругали его и очень были недовольны, что Матвея назначили бригадиром. Отец ничего на этот счет не говорил, поэтому я у него однажды спросил: правда ли, что дядя Матвей плохой человек? Отец очень удивился: «Кто тебе такую чушь сказал?» — «Все говорят…» — «Кто все?»
Пришлось сказать, что так говорят мама и дядя.
«Ерунда это, — сказал отец. — Матвей порядочный человек». — «А дядя Петя?» — спросил я. «Уроки сделал? — заговорил о другом отец. — Нет? Вот иди и делай…»
Разберись у взрослых, кто плохой, кто хороши. Я видел, как сейчас бригадир посмотрел на моего дядю. Как будто Петр Севастьянович его обокрал. Или обозвал нехорошим словом. А в чем мой дядя виноват? Ну, нет тесу и гвоздей. Были бы стройматериалы — он давно бы эту зерносушилку построил. И свинарник отремонтировал. Все говорят, что к плотницкому делу у дяди талант. В его руках топор как игрушка.
— Поедешь со мной в воскресенье в город? — спросил дядя.
— На мотоцикле?
— С ветерком прокачу!
Хороший у меня дядя! Вот в город возьмет. На мотоцикле поедем.
10. ЩУКА И ГРАЧ ОБЪЯВЛЯЮТ ВОЙНУ
Войдя в класс, я сразу почувствовал: здесь только что говорили обо мне. Иначе почему все сразу замолчали? Грач и Щука нагло смотрели на меня и ухмылялись. На моей парте лежал тетрадный лист. Крупными печатными буквами было написано: «Здесь сидит Губан — жадина и ябеда. Конец Губану!» Внизу под этой надписью нарисован череп и две скрещенные кости. Кровь ударила мне в лицо. Ребята посмеивались, смотрели на меня, ждали, что я буду делать.
— Кто написал? — спросил я своего соседа Олега Кривошеева.
— Не видал, — ответил Бамбула.
Это я спросил просто так, потому что растерялся. Кто нацарапал эту ерунду, я отлично знал: Щука! С трудом я сдержался, чтобы не подскочить к его парте и не заехать в ухо. Скомкал лист и вгорячах швырнул Олегу под ноги.
— Ты это брось, — сказал Олег. — Я за тебя мусор убирать не буду. — Взял лист, разгладил и снова положил мне на парту.
Весь урок географии я обдумывал план мести. Но как назло, ничего путного в голову не лезло. Перед самым звонком Грач залепил из резинки в лоб. Я достал свою резинку, скатал полоску бумаги потолще, прицелился и выпалил в Грача. Но как водится в таких случаях, промазал и угодил в шею Мише Комову. Миша подпрыгнул и крикнул:
— Ой!
— Пчела ужалила? — спросил географ по прозвищу Туманность Андромеды.
— Ага, пчела, — ответил Комов, держась за шею. Миша Комов — безобидный парень, и я пожалел, что в него попал.
Как только Туманность Андромеды отвернулся к доске, сразу две туго скатанные бумажки ударились в мою голову. Щука и Грач стали залпами стрелять. Следующий залп пришелся в Бамбулу. Я видел, как мокрые бумажки смачно щелкнули по его круглой стриженой голове. Олег повернулся к стрелкам и показал свой увесистый кулак. Стрельба на время прекратилась. Укрывшись за широкой спиной Бамбулы, я стал методически обстреливать своих врагов.
Как они завертелись! Мои «пули» разили без промаха. Я бы загнал их обоих под парту, если бы не звонок.
На переменке Люда Парамонова, пошептавшись с Ниной Шаровой, сказала:
— Если это будет продолжаться и на следующем уроке, я поставлю о вас вопрос на заседании дружины.
— Как поставишь вопрос? — спросил Щука. — Ребром или на попа?
— А за что мне Ганька залепил? — Миша потрогал шею. — Пощупайте, желвак вскочил.
— Я в тебя не хотел, — сказал я.
— Мне от этого не легче.
Бамбула почесал свою голову и сказал:
— Маленькие, что ли?
Из резинок больше в меня не стреляли, но я знал, что мои враги не успокоились. Что-нибудь замышляют. Грач не зловредный. Это все Щука. Он мастер всякие гадости придумывать.
И действительно, на предпоследнем уроке я чуть было не попался на их удочку. Хорошо, что Олег на переменке предупредил.
— У тебя в парте дрянь какая-то, — сказал он. — Шевелится.
Я заглянул в парту и присвистнул: в парте на учебнике географии сидели четыре лягушки и пучили на меня глаза. Лягушек я тут же пересадил в портфели моих врагов: две — Щуке и две — Грачу. Они в это время упражнялись на турнике. Весь урок я сидел как на иголках: все ждал, когда лягушки дадут знать о себе. Квакать будут или еще чего-нибудь. Но им, наверное, понравилось в портфелях. Они просидели там до конца уроков и не пикнули. Так и унесли Грач и Щука лягушек домой. Какова их дальнейшая судьба, я так и не узнал. Мы ведь не разговариваем с Грачом и Щукой. Может, они до сих пор таскают лягушек из школы домой и обратно. Что Щука, что Грач не очень-то любят доставать учебники из портфелей.
Итак, Грач и Щука объявили мне войну. Что ж, посмотрим, кто победит!
11. ПОЛТИННИК
Хотя и мечтал я поехать в город на заднем седле, ничего из этого не вышло. Дядя велел мне садиться в коляску. А на колени поставил решето с яйцами. Под ногами стояла плетеная корзинка. В ней лук. Под боком — горшок со сметаной и бидон с молоком. За всем этим хозяйством надо следить, чтобы ничего не разбилось и не вылилось.
Песчаная дорога, по которой мы ехали, была укатана. Но иногда подбрасывало. Мне наплевать на толчки, вот яйца могут разбиться. А каждое яйцо — двенадцать копеек. Дядя знал, что в корзине яйца, и вел мотоцикл осторожно, на ухабинах плавно притормаживал.
Дядя, когда сидит за рулем, не любит разговаривать. Лицо у него строгое, сосредоточенное. Цепкие руки крепко держат руль. Серая выгоревшая фуражка глубоко надвинута на лоб, чтобы ветром не сдуло. На виске поблескивают седые волосины. Лицо у дяди худощавое, с острым бритым подбородком.
Мы подрулили к самой ограде. Хотя время и было раннее, народ уже бродил вдоль длинных деревянных рядов. Я с корзинкой выбрался из коляски. Дядя замкнул заднее колесо на толстую цепь, и мы пошли к овощному ряду. Здесь бойко шла торговля. Полная тетка в розовом фартуке нехотя подвинулась, давая дяде место.
— Поздновато что-то нонче, — сказала она.
— Мы свое возьмем, — ответил дядя, расставляя товар. — Верно, племяш?
Я ничего не ответил. Я смотрел на огромного дядьку в сатиновой косоворотке, который продавал семечки. Когда дядька брал в руку стакан, стакана было не видно. И семечек тоже. Одной рукой дядька торговал, а другой беспрерывно кидал в рот семечки. Шелуху он сплевывал через плечо. Она прилеплялась к сатиновой рубахе.
— Зеленый лучок, двугривенный — пучок! — запел мой дядя. — Свежие яички — от курицы-птички!
Толстая тетка в фартуке засмеялась, и живот ее заколыхался.
— Как соловей поешь…
Подошли первые покупатели. Дядя ловко выхватывал из корзинки зеленые пучки и бросал на стол. Отпуская лук, дядя спрашивал, заглядывая в глаза:
- Предыдущая
- 9/25
- Следующая