Крепость живых - Берг Николай - Страница 20
- Предыдущая
- 20/24
- Следующая
– А вшивость его сложно лечить?
– Это-то как раз просто. Полчаса в кабинете у дерматолога – и чистый.
– Значит, проблема вся в том, чего он сам хочет?
– Точно. Токсикоман безголовый нам не нужен. У них, если печень раньше не накроется, дорога одна: либо спиваются, либо наркоманят – последние самые долгоживущие и удачливые.
Николаич задумывается.
– Слушай. Как там тебя по-человечески-то звать?
– Сыкатый!
– Я не про погоняло твое. Имя, как тебя звали по-людски?
– Э-э-э-э… Демидов Сергей.
– Ну так вот, Демидов Сергей, ситуация простая. У нас в команде люди. Я каждому доверяю. А ты пока, уж извини, крыса подвальная. Я тебя не виню. Каждый живет, как умеет. Но мне крыса в отряде не нужна. Совсем. Если ты будешь стараться стать человеком, мы тебя возьмем с собой. Но тебе придется много чего делать, чего ты раньше не делал, и, наоборот, полностью отказаться от многих своих привычек. Если тебе это влом, без вопросов. Мы туда, а ты отсюда. Дорога нами расчищена. И лучше не обманывай ни себя, ни нас. Сейчас время такое: если ты скрысишь и из-за этого погибнут хорошие люди, извини, я тебя пристрелю. Или он пристрелит. Или он. Вот такие дела. У нас в команде свободы нет. Кайфа нет и скучно, хотя до черта всякой работы. Потому прикинь. Тут неподалеку канцтовары. «Момента» – хоть залейся. Так что думай. Захочешь остаться, мы скоро обратно пойдем. Подберем на обратном пути, пока посиди в кабинете. Захочешь слинять – путь свободен. «Момент» рядом. В кабинеты лучше не суйся – тут таких дядек-теток много сидит.
Оставив пацана думать, продвигаемся до двери в лабораторию – благо тут она, в торце коридора. Ключ, который дал Сан Саныч, мягко щелкает в скважине. Но когда мы закрываем дверь и нам навстречу выходит Валентина Ивановна, Николаич просит Андрея присмотреть за беспризорником. В общем-то я с ним согласен: беспризорщина тупа и жестока в основной своей массе, и этот пацан может легко наделать пакостей от просто насрать в коридоре в пику нам, скучным мудакам, до более серьезных пакостей, – например, убегая из поликлиники, пооткрывать двери тех кабинетов, где сейчас тупо стоят зомбаки. С тем же успехом может и остаться, и потом оказаться нормальным… Ну почти нормальным – печенка-то у него посажена все равно, да и по мозгам «Момент» и прочие растворители как кувалдой бьют.
Валентина явно очень рада. Наверно, все-таки побаивалась, что может остаться тут, как Сан Саныч. Приглашает отобедать – она еще и еды наготовила. Оказывается, хитрый Николаич проверил мои слова, тем более что сделать это было просто – номер телефона лаборатории имелся в «Желтых страницах». За ночь они несколько раз переговаривались.
Правда, он не спрашивал ее, какие результаты после экспериментов, а она говорила о чем угодно, но не о том, что получается. Ну разумно.
Буфет через дверь от лаборатории. Четыре столика и стойка с салатами. Отмечаю, что практически все продукты уже упакованы. Нам подаются как раз салаты, разогретая пицца и тушеная говядина. Очень к месту. Чай, кофе, соки в пакетах. Пирожки с грибами и лимоном.
– Доктор, сходите к Андрею. Что там с этим шакаленком? Либо лечим и кормим, либо вон его отсюда.
Цепляю со стойки открытый пакет яблочного сока, пару пластиковых стаканчиков и двигаю к Андрею. Тот, как заядлая сплетница, внимательно смотрит в замочную скважину.
– Ну что нового? Соку хочешь?
– Пацан обшмонал трупы и ушел в кабинет. Давай сок!
Андрей оборачивается, и его натурально перекашивает от отвращения. Нюхаю сок – нормальный яблочный, пахнет вкусно, да и марка не из дешевых. Но Андрей смотрит на меня с таким омерзением, словно я ему поднес к лицу полуразложившуюся крысу в опарышах.
– Да сколько же можно! Это кто, Ильяс или Николаич никак не угомонится?
– Андрей, ни сном ни духом! Ей-богу! Честно! Что случилось-то? Нормальный сок, мне нравится больше, чем апельсиновый.
Подозрительно смотрит, вздыхает:
– Ладно, убери это, к черту. Что Николаич?
– Спрашиваем найденыша, что решил. Поступаем соответственно.
– Ясно. Ну пошли.
Торопливо выхлебываю оба стаканчика, ставлю пакет в сторонку и, как провинившийся школьник, догоняю Андрея.
Заходим в кабинет. Демидов Сергей, «крыса подвальная», разлегся на груде бумажек, вывернутых из шкафа. Грамотно, не на холодном же полу лежать, а бумага – отличный теплоизолятор.
– Ну, осквернитель гробниц, чего решил?
– Дык че, с вами иду. Тут делать не фиг.
– Условия понятны? Делаешь, что велят, взамен учим уму-разуму, кормим, поим. Начнешь хамить, крысятничать, пакостить или опять нюхать – скатертью по жопе. Если по твоей глупости кто из команды погибнет, станешь тоже страшным дядькой. Понятно?
– Понятно. А как же права ребенка?
– У ребенка права: есть, пить, спать, выполнять поставленные старшими товарищами задачи и быть полезным и послушным. Курить, нюхать, воровать, бездельничать – таких прав у ребенка нет.
– Че, и курнуть уже нельзя?
– Ты задохлик. По твоему возрасту должен быть на десять сантиметров выше. На пяток кило мяса больше. На четыре класса умнее. Детдома и всякие там заботы о бедных пьющих и гулящих сиротах, считай, в прошлом. Это уже кончилось, если ты не заметил, – встреваю я.
– Мы тебя упрашивать не будем – некогда. Итак, подписываешься? – продолжает Андрей.
– Где?
– Везде. Условия наши приняты?
– Ну приняты…
– Тогда двинули приводить тебя в порядок.
– Это еще как?
– Вшивая гопота нам даром ни к чему.
Через кабинет – у дерматолога – как раз был шкафчик с образцами препаратов от педикулеза. Делали его меньше года назад, так что все свежее еще. Малатион во флаконе. Самое то. А потом я найденыша еще шампунем с педилином обработаю. (Гм, а вроде ж это одно и то же, только названия разные?) Надо еще потом вычесывать дохлых насекомых и гнид. Ну это сам, не маленький.
Смоченным тампоном протираю грязную волосню. Похоже, что он недавно был в детдоме – волосы достаточно короткие. Уже легче. Так, намазали, теперь подождать чуток. Да, его шмотки надо бы выкинуть. А во что одеть? В шкафу висят халаты, сменная обувь. Ладно, пока обойдется халатом. А там одеть найдется во что.
– Шмотки свои вшивые кидай в угол.
– Это еще зачем? – настораживается беспризорник.
– Затем! Делай, что говорят.
– Э, я вам Машкой быть не подписывался!
– Ты что, нахал, считаешь, что твои тощие грязные мощи зажгли в нас похоть? Не надейся, поросенок. Не на тех напал. Кидай свои шмотки в угол. Вот тебе полотенце, я его смесью спирта и фурацилина намочил – оботрись, сними верхний слой грязи. Чучкан!
– Я ж замерзну. На улице-то не май месяц!
– Знаешь, ты за свои тряпки как баба цепляешься. Кончай дурковать!
В бровях и ресницах вшей у него нет. Под мышками – тоже. На всякий случай даю ему тампон, чтоб обтер свою жидкую волосню, где она есть. Потом обтираем тощее и грязное тело свертком из мокрого полотенца. Ну мытьем это не назовешь. Но хоть почище на килограмм стал. Теперь выдаю ему халат, зеленые операционные портки, которые носил дерматолог, и лапти его же – великоваты, но годятся.
– Куда я таким чучелом пойду, – бунчит пацан, пока я наматываю ему на голову косынку – малатион должен поконтактировать с вошками подольше.
– Я так полагаю, что жрать. Наверху уже накрыто, и стоит поторопиться.
Упоминание о жратве окрыляет беспризорника. Уже не споря, бодро двигает с нами в буфет. Конечно, ел-то он самое раннее вчера вечером.
– Садись, питайся, – встречает его Дарья Ивановна. Видно, она решила взять над беспризорником шефство. Остальные довольно оживленно разговаривают с Валентиной, которая рассказывает, что получилось в ходе экспериментов. При этом она перелистывает две толстые общие тетради, довольно густо исчерканные и исписанные.
Лихо же она поработала. По ее словам получается следующее, если изложить человеческим языком, а не научным результаты суточной работы с полусотней крыс, хомяков и мышей.
- Предыдущая
- 20/24
- Следующая