Последняя милость - Пенни Луиз - Страница 40

— Вы когда-нибудь играли в керлинг, инспектор? — спросила Эм.

Бювуара не только удивил, но даже немного обидел этот вопрос. Играть в керлинг? Он был центральным нападающим хоккейной команды Сюртэ. В свои тридцать шесть он мог дать фору игрокам, которые были на добрый десяток лет младше его. Но керлинг? Он даже не считал эту игру спортом.

— Насколько я понимаю, нет, — не получив ответа, продолжала Эм. — Поверьте, вы многое потеряли. Это совершенно замечательный спорт.

— Спорт, мадам?

—  Mais oui [52]. Причем очень сложный. Он требует прекрасной координации движений, острого взгляда и твердой руки. Вы сами в этом убедитесь, если попробуете.

— А вы не могли бы преподать нам небольшой урок, мадам? — раздался голос Гамаша. Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они устроились у очага. Старший инспектор тепло улыбнулся Эм, которая улыбнулась в ответ и кивнула.

— Как насчет завтрашнего утра, старший инспектор?

— Чудесно.

Бювуар решил тоже сосредоточить свое внимание на Эмили Лонгпре. В любом случае из этой троицы она явно была единственным совершенно нормальным человеком.

— Вы не могли бы описать то, что происходило вплоть до того момента, когда вы поняли, что что-то случилось, и когда именно вы это поняли? — обратился он к ней.

— К тому времени игра продолжалась уже почти час, — начала вспоминать Эмили. — Это был товарищеский матч, то есть он был короче обычных. Кроме того, игра все-таки проходила на открытом воздухе, и мы не хотели совершенно заморозить наших зрителей.

— Тем не менее вам это удалось. Мне еще никогда в жизни не было так холодно, — сказала Кей.

— Мы, как всегда, проигрывали, — продолжала Эм. — В какой-то момент я поняла, что в нашем доме уже слишком много камней.

Заметив абсолютно непонимающее выражение лица Бювуара, она объяснила:

— Домами называются те красные круги-мишени, которые вы видели на льду. Именно туда нужно загонять камни. Наши противники прекрасно играли, и в результате наш дом оказался забитым камнями. Поэтому я попросила Матушку сделать то, что в керлинге называется «очистить дом».

— Я всегда стараюсь закрутить камень так, чтобы к концу пути он описывал наибольшую дугу и выбивал из дома как можно больше находящихся там камней. — Матушка поднялась со своего места и начала раскачивать правой рукой, демонстрируя, как именно она это делает.

— Это как разбой пирамиды в бильярде, — сообразил Бювуар, но по лицам своих собеседниц понял, что им выражение «разбой пирамиды» говорит ровно столько же, сколько ему «очистить дом».

— Для меня это самый азартный момент во всей игре, — сказала Матушка.

— Честно говоря, — добавила Эм, — этот момент нравится всем. Он уже стал своеобразной традицией. Я уверена, что многие приходят на нашу игру исключительно для того, чтобы посмотреть, как Матушка будет очищать дом.

— Так интересно наблюдать за тем, как камни разлетаются в разные стороны, — подхватила Матушка. — Очень живописное зрелище.

— И очень шумное, — заметила Кей.

— Это становится своеобразным сигналом к окончанию матча, — сказала Эм. — Обычно после этого мы все возвращаемся в Легион-холл, чтобы выпить по стаканчику горячего грога.

— Но вчера все было по-другому, — напомнил Бювуар. — Так что же произошло вчера?

— Я поняла, что что-то случилось, только когда заметила, что все бегут к тому месту, где сидели Кей и Сиси де Пуатье, — сказала Матушка.

— Я тоже, — подхватила Эм. — До этого я вообще смотрела только на камень Матушки. Впрочем, как и все остальные. Помню, что когда камни разлетелись из нашего дома, раздались приветственные возгласы, аплодисменты, а потом все внезапно стихло. Я подумала…

— Что вы подумали, мадам? — спросил Гамаш, от которого не укрылось испуганное выражение, появившееся в этот момент на лице Эмили Лонгпре.

— Она подумала, что это я скопытилась, — сказала Кей. — Да, Эм?

Эмили кивнула.

— Не с нашим счастьем, — язвительно заметила Матушка. — Она еще нас всех переживет. Удалось же ей дожить до своих ста сорока пяти.

— Сто сорок пять — это мой интеллектуальный коэффициент, — объяснила Кей. — А что касается возраста, то мне всего девяносто два. Матушке семьдесят восемь. Да, нечасто доводится встретить человека, чей возраст превышает интеллектуальный коэффициент.

— Кстати, а когда вы сами поняли, что что-то случилось? — спросил Бювуар у Кей, стараясь, чтобы этот ключевой вопрос прозвучал как можно небрежнее. Ведь именно эта женщина, сидящая сейчас перед ними, была, возможно, единственным свидетелем убийства.

Кей ненадолго задумалась, и ее маленькое морщинистое личико приобрело еще большее сходство с печеной картофелиной.

— Эта женщина, как ее там звали… Сиси? Она сидела на стуле Эм. Мы всегда приносим с собой собственные раскладные стулья и ставим их возле обогревателя. Из любезности и уважения к возрасту нам позволяют занимать эти самые теплые места. Но эта ужасная женщина…

— Кей, — укоризненно перебила ее Эмили.

— Но она действительно была ужасная, и мы все это знаем. Постоянно всеми командовала, все передвигала, выпрямляла, расправляла. Перед завтраком в Легион-холле я расставляла на столах солонки и перечницы. Так она ходила за мной следом и все переставляла по-своему. И еще жаловалась на то, что чай ей, видите ли, не нравится.

— Это был мой чай, — вмешалась Матушка. — Как может не понравиться здоровый, натуральный травяной отвар человеку, который утверждает, что якобы побывал в Индии?

— Перестаньте, — перебила их Эмили. — Эта несчастная женщина мертва.

— Итак, мы с этой Сиси сидели рядом, примерно в полутора метрах друг от друга. Как я уже говорила, было ужасно холодно, и поэтому на мне было очень много теплой одежды. Наверное, я на несколько минут задремала. Следующее, что я помню, это как Сиси стояла за пустым стулом Матушки, крепко схватившись за верхнюю перекладину спинки. Сначала мне даже показалась, что она собирается поднять его и куда-то отшвырнуть. Но потом я заметила, что она вроде бы дрожит. Вокруг нас все кричали и хлопали в ладоши, и поэтому я не сразу поняла, что она кричит совсем не так, как другие. Это был, скорее, вопль. А потом она отпустила стул и упала.

— И что вы сделали?

— Естественно, встала, чтобы посмотреть, что с ней случилось. Она лежала на спине, и в воздухе ощущался какой-то странный запах. Наверное, я закричала, потому что уже через несколько секунд вокруг нас собралась целая толпа. А потом появилась Руфь Зардо и начала всеми командовать. Не женщина, а генерал в юбке. Пишет чудовищные стихи. Никакой рифмы. Я лично предпочитаю Вордсворта.

— Почему она встала со своего места? — поспешно спросил Бювуар, опасаясь, что Кей или Гамаш, или они оба, сейчас начнут цитировать любимые стихотворения.

— Откуда мне знать?

— Вы не заметили ничего подозрительного? Может быть, кто-то подходил к вам? Что-то делал со стульями? Может быть, разлил какую-то жидкость?

— Никто не подходил, не делал и не разливал, — уверенно ответила Кей.

— Вы разговаривали с мадам де Пуатье? — спросил Гамаш. — Она вам ничего не говорила?

На этот раз Кей заколебалась, прежде чем ответить.

— Мне показалось, что ей чем-то не понравился стул Матушки. Кажется, в нем было что-то такое, что ее сильно огорчало.

— Что? — вмешалась в их разговор Матушка. — Ты мне ничего об этом не говорила. Что ей могло не понравиться в моем стуле, кроме того, что он мой? Мало того, что эта женщина не давала мне покоя при жизни, так она еще и умерла, держась за спинку моего стула.

Цвет лица Матушки сравнялся с цветом ее одеяния, а полный горечи голос прозвучал особенно резко в уютной тишине гостиной. Очевидно, она почувствовала этот диссонанс, потому что быстро взяла себя в руки.

— Что вы хотели этим сказать, мадам? — спросил Гамаш.

— Чем?

— Вы только что сказали, что мадам де Пуатье не давала вам покоя при жизни. Что вы имели в виду?