Верность Отчизне - Кожедуб Иван Никитович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/106
• Следующая

При этих словах я почувствовал безотчетное волнение. Посмотрел на товарищей, вижу — все взволнованы.

— Недаром нам ничего заранее не сказали, как и перед первыми самостоятельными полетами! Чтобы спокойно ночью спали, — говорили ребята.

Инструктор дал нам последние указания и добавил:

— Летаете вы, я знаю, неплохо, хотя дело это не простое. А прыжок ничего особенно сложного собой не представляет. Только все надо делать последовательно, как и в полете. Помните, как я вас учил, когда прыгали с вышки?

И вот мы на старте. Аэроклубовский врач (он приезжает и уезжает ежедневно вместе с нами) проверяет у нас пульс. И говорит то одному, то другому:

— Пульс частит. Полежите-ка на травке, успокойтесь.

Учлет смущен — перед товарищами неловко, но покорно ложится. Мне казалось, что я совсем спокоен, но пульс у меня немного частил.

Первым совершил прыжок инструктор, показав нам, как надо приземляться. Сделал он это мастерски. После него прыгали ребята из другой группы. Науменко сам управлял машиной, с плоскости которой они прыгали. Глядя на товарищей, я почувствовал уверенность в себе и с нетерпением ждал своей очереди. Но стало неприятно, когда инструктор привез обратно учлета, не решившегося прыгнуть.

Подошел и мой черед. Товарищи закричали:

— Приземляйся осторожнее, Ваня! На обе ступни! Держи ноги вместе! Смотри не сдрейфь!

Взлетаем. Смотрю на приборы. Кажется, будто самолет медленно набирает высоту. Но вот уже семьсот метров. Переходим в горизонтальный полет. Инструктор убирает газ.

Самолет начинает терять скорость: так легче вылезти на плоскость—не сдует с крыла потоком воздуха. Скорость падает. Становится очень тихо. Вот тут пульс у меня зачастил. Слышу команду:

— Вылезайте!

Отвечаю неестественно громко:

— Есть вылезать!

Сначала встал одной ногой на крыло, потом другой. Вылез. Уцепился за кабину. На ногах держусь крепко. Посмотрел вниз: ух ты, земля-то как близко! А вдруг парашют не успеет раскрыться…

Снова команда:

— Приготовиться!

— Есть приготовиться!

Нащупал кольцо, сжал его. Еще раз посмотрел вниз. Страшновато… Нет, не подкачаю! Рапортую решительно:

— Товарищ инструктор, готов к прыжку. Разрешите прыгать?

— Пошел!

— Есть пошел!

В первое мгновение я ничего не могу осознать — дух захватило. Но вдруг мысль заработала ясно. Я уверенно дернул за кольцо. Меня сильно встряхнуло. Смотрю вверх — надо мной белый купол.

Все в порядке. Снижаюсь плавно, словно плыву в голубоватом прозрачном воздухе, испытывая блаженное ощущение легкости и покоя. Стараюсь повернуться так, чтобы ветер дул в спину, ноги держу, полусогнув, вместе, ступни — горизонтально. Поправляю лямки, чтобы удобнее было сидеть.

Инструктор делает круг и, убедившись, что все благополучно, уходит на аэродром. И снова — тишина. Земля приближается медленно, почти незаметно.

И вдруг начинаю стремительно снижаться. Земля набегает все быстрее и быстрее. Приземляюсь удачно — встаю на обе ступни, по всем правилам.

Первый прыжок врезался мне в память, как и первый полет с инструктором. Не раз потом я прыгал с парашютом, уже никогда не испытывая ни боязни, ни тревоги, с чисто спортивным азартом отрабатывая технику прыжка.

В тот день мне очень хотелось прыгнуть еще раз, но инструктор не разрешил:

— На сегодня довольно.

А на обратном пути с аэродрома мы делимся впечатлениями, говорим без устали, перебивая друг друга. Учлет, не решившийся прыгнуть, сидит хмурый и молчит. Инструктор поглядывает на нас и добродушно посмеивается.

Приближается осень. Все группы успешно закончили аэроклуб. Продолжаем отрабатывать технику пилотирования. И ждем приезда комиссии из военного авиаучилища. Калькой предупредил:

— Военные летчики строго принимают экзамены, придирчиво отбирают кандидатов в военное училище.

В какое же? На этот вопрос Александр Семенович ответил так:

— В какое отберут, в том вам и учиться. Вернее всего, истребителями станете.

Бои у Халхин-Гола, военная агрессия фашистской Германии на западе и последнее сообщение о том, что 1 сентября немцы вторглись в Польшу, — все это настораживало, заставляло готовить себя к обороне Родины. И теперь, по дороге на аэродром, мы с особым воодушевлением пели:

Если завтра война,

Если завтра в поход,

Будь сегодня к походу готов.

В военной авиации мы еще разбирались слабо. После рассказов летчика Бодни почти все мечтали стать истребителями. А после боев у Халхин-Гола и подавно: большое впечатление произвели на нас сообщения о подвигах летчиков-истребителей Грицевца, Кравченко и многих других. И случалось, в учебном полете я представлял себе, будто уже в строевой части охраняю с воздуха границу.

Миновал сентябрь, а комиссии все не было и не было. Я усиленно занимался на последнем, четвертом курсе техникума и, как все учлеты, продолжал тренировочные полеты.

Уже перепадали утренние заморозки, когда нам наконец сообщили: комиссия прибыла.

Ранним октябрьским утром мы стоим на линейке. Кальков держится спокойно, уверенно. Подбодрились и мы.

— Экзамен у нашей группы будет принимать старший лейтенант Сулейма, — говорит он, зорко осматривая нас, — вон тот коренастый брюнет в реглане.

Стоим навытяжку и молча следим глазами за старшим лейтенантом.

Кальков внушительно произносит хорошо знакомое нам напутствие:

— В воздухе не спешите, но поторапливайтесь. Действуйте четко и уверенно. Ведь комиссия из училища летчиков-истребителей!

К нам подходит старший лейтенант Сулейма. Словно во сне слышу бас Калькова:

— Четвертая летная группа готова к сдаче экзаменов!

Внимательно слежу за полетом товарищей из других групп. У большинства дела идут неплохо. Но вот один учлет произвел посадку «с плюхом». Инструкторы волнуются. И на всех нас нападает экзаменационный страх. Тут как раз и подходит моя очередь.

Не помня себя от волнения, иду к нашему «У-2». Но, сев в кабину, сразу успокаиваюсь. Взлетаю. Одну за другой выполняю фигуры пилотажа. Старший лейтенант, сидящий на месте Калькова, молчит. Его молчание тревожит: может быть, я что-нибудь неправильно делаю?

Вдруг он говорит в переговорную трубку:

— Идите на посадку.

Приземлился удачно — по всем правилам. Вышел из самолета и обратился к экзаменатору:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите получить замечания?

Он ответил коротко:

— Отлично!

Отлично летали все ребята нашей группы, и Кальков сиял — таким радостным я еще никогда его не видел.

Как только испытания кончились, он собрал нас и сказал с довольной улыбкой:

— Летали, как я учил. Молодцы! — И тут же добавил: — Ну, а там видно будет. О решении комиссии узнаете скоро.

Наутро, когда учлеты в последний раз собрались на нашем маленьком аэродроме, к нам подошли начальник аэроклуба, комиссар, начлет. Начальник сказал, что учлеты всех групп определены кандидатами в Чугуевское военно-авиационное училище, где готовят летчиков-истребителей. Дружески, тепло попрощались с нами.

В последний раз собралась наша группа около «У-2» с хвостовым номером «4». Кальков сказал, как всегда, строго и раздельно:

— Напоследок тщательно осмотрите, законсервируйте самолет, бережно поставьте на место. Ему еще предстоит сделать много полетов.

Мы старательно выполнили последний приказ инструктора. Вкатив наш «У-2» в ангар, обступили техника Образцова. Мы благодарили его за все навыки и практические знания, которые получили за лето.

А потом — шумное, взволнованное прощание с Кальковым. Мы тесным кольцом окружили его, со всех сторон слышалось:

— Большое спасибо, товарищ инструктор! Вы столько вложили в нас труда, научили летать! Вы нам дали путевку в небо! Всегда будем помнить ваши советы, указания!

Александр Семенович был растроган.

— Уж извините, если бывал резок, — говорил он. — Но дисциплина прежде всего. Может, вы сами станете инструкторами, тогда поймете меня. И помните мой наказ: самолет уважать нужно. Желаю вам хорошо летать, совершенствоваться, а если понадобится, храбро и умело защищать Родину!

• Предыдущая
• 20/106
• Следующая