Прекрасные неудачники - Коэн Леонард - Страница 24

• Предыдущая
• 24/48
• Следующая

– Кровь! Что значит для нас Кровь?

– Кровь! Верните нашу Кровь!

– Три сильнее! – заорал я, но несколько злобных физиономий меня утихомирили.

– С самой ранней зари нашего народа эта Кровь, этот призрачный жизненный поток, был нашей пищей и судьбой. Кровь – строитель тела, Кровь – источник народного духа. В Крови таится наследие наших предков, в Крови воплощен лик нашей Истории, из Крови прорастает цветок нашей Славы, и Кровь – подводное течение, которое им не обратить вспять никогда, и которого не осушат все их ворованные деньги!

– Верните нашу Кровь!

– Требуем нашей Истории!

– Vive la Republique!

– Не останавливайся! – закричал я.

– Елизавета, убирайся домой!

– Еще! – молил я. – Бис! Бис! Encore![134]

Митинг начал ломаться, венок из маргариток – рассыпаться. Оратор исчез с пьедестала. Внезапно я увидел лица всех. Они уходили. Я цеплялся за отвороты и подолы.

– Не уходите! Пусть он говорит еще!

– Спокойно, citoyen[135], Революция началась.

– Нет! Пусть он говорит еще! Никто не уходит из парка!

Толпа проталкивалась мимо меня, явно удовлетворенная. Сначала мужчины улыбались, когда я хватал их за лацканы, относя мои проклятия на счет революционного пыла. Сначала женщины смеялись, когда я брал их за руки и проверял, нет ли там моих лобковых волос, ибо я хотел ее, девушку, с которой стал бы танцевать, девушку, чьи круглые окаменелые отпечатки пота все еще оставались у меня на спине.

– Не уходите. Не бросайте! Заприте парк!

– Пустите руку!

– Хватит на мне виснуть!

– Мы возвращаемся на работу!

Я уговаривал трех огромных мужиков в рубашках с надписью «QUEBEC LIBRE» поднять меня на плечи. Я попытался закинуть ногу на ремень чьей-то пары брюк, чтобы вскарабкаться по свитеру и обратиться к раздробленной семье с высоты плеча.

– Уберите от меня этого урода!

– Да он же англичанин!

– Да он же еврей!

– Но вы не можете уйти! Я еще не кончил!

– Он извращенец!

– Выбьем из него дерьмо. Он наверняка извращенец.

– Он нюхает девушкам руки.

– Он свои руки нюхает!

– Странный какой-то.

Вдруг возле меня оказался Ф., большой Ф., подтвердивший мое происхождение, – он увел меня из парка, который теперь стал всего лишь парком с лебедями и конфетными обертками. Держа под руку, он вел меня вниз по солнечной улице.

– Ф., – плакал я. – Я не кончил. Я опять провалился.

– Нет, милый, ты выдержал.

– Что выдержал?

– Испытание.

– Какое испытание?

– Предпоследнее испытание.

48.

«Пусть ветер воет, пока ты любишь – в снегу, во льду все испытанья пройду, пока ты любишь»[136]. Это был номер семь в хит-параде кантри-энд-вестерн много, много лет назад. По-моему, семь. Название из шести слов. 6 управляется Венерой, планетой любви и красоты. В ирокезской астрологии в шестой день дулжно приводить себя в порядок, причесываться, носить разукрашенные, расшитые раковинами платья, ухаживать за девушками, играть в азартные игры и бороться. «Почему же я не радую тебя?»[137] Где-то в чартах. Сегодня ледяное 6 марта. В канадском лесу это не весна. Два дня Луна была в созвездии Овна. Сегодня она входит в Тельца. Ирокезы возненавидели бы меня сейчас, поскольку у меня борода. Когда они поймали Жога, миссионера, в 1600-каком-то году, одна из самых безвредных пыток (уже после того, как алгонкинский раб изуродовал ему большой палец раковиной моллюска) была такой: они напустили детей руками выдергивать ему бороду. «Пришли изображение Христа без бороды», – написал своему другу во Францию иезуит Гарнье[138], продемонстрировав прекрасное знание индейских странностей. Ф. однажды рассказал мне о девушке, у которой так буйно росли волосы на лобке, что она, каждый день работая щеткой, приучила их спускаться по бедрам почти на шесть дюймов. Прямо под пупком она нарисовала (черной тушью для ресниц) два глаза и ноздри. Отделив прядь волос прямо над клитором, двумя симметричными дугами развела их в стороны, создав подобие усов над сморщенными розовыми губами, под которыми остальные волосы росли, подобно бороде. Дешевое украшение, втиснутое в пупок, как знак касты, дополняло шарж на экзотического предсказателя судьбы или мага. Она прятала все свое тело, кроме этого участка, и забавляла Ф., комически цитируя восточные афоризмы, весьма популярные в то время, направляя свой голос из нижней части холста с искусностью чревовещателя. Почему у меня не бывает таких воспоминаний? Что толку в твоих подарках, Ф., в коллекции мыла, в разговорнике, если я не могу унаследовать и твои воспоминания, что придают смысл твоему проржавевшему наследству, как консервные банки и автомобильные катастрофы становятся высочайшей ценностью, если их поместить в контекст плюшевой художественной галереи? Что проку от твоего эзотерического учения без твоего конкретного опыта? Ты был для меня слишком экзотичен, ты и все остальные учителя, с твоими дыхательными методиками и дисциплинами успеха. А как же мы, астматики? Как же мы, недотепы? Как же мы, кто по-человечески посрать не умеет? Как же мы, у кого не бывает оргий и чрезмерной ебли, от которых можно отрешиться? Как же мы, кто разбит, когда наши друзья ебут наших жен? Как же мы – например, я? Как же мы, кто не вхож в Парламент? Как же мы, 6 марта замерзшие без особой причины? Ты создал Телефонный Танец. Ты прислушивался к Эдит внутри. Как же мы, закутанные в мертвую ткань? Как же мы, историки, вынужденные читать о грязном? Как же мы, провонявшие весь шалаш? Почему у тебя все так непостижимо? Почему бы тебе не умиротворить меня, как святой Августин, поющий: «Профаны, узри, восстают и небо дает им приют»[139]? Почему бы тебе не сказать мне то, что сказала Благая Дева юной крестьянке Катрин Лабуре[140] на обычной улице, Рю-дю-Бак, в 1800-каком-то: «Благодать снизойдет на всякого, кто молит о ней с верой и пылом». Почему я должен изучать оспины у Катрин Текаквиты на лице, точно иллюминаторы лунной ракеты? Что ты имел в виду, когда говорил, истекая кровью в моих объятиях: «Теперь все зависит от тебя»? Люди, которые так говорят, всегда имеют в виду что на их долю выпало гораздо большее испытание. Кто захочет обычной уборки? Кто захочет скользнуть на теплое пустое водительское сиденье? Я тоже хочу прохладной кожи. Я тоже любил Монреаль. Не всегда же я был Лесным Чудищем. Я был гражданином. У меня были книги и жена. 17 мая 1642 года маленькая армада Мэзоннёва[141] – полубаркас, плоскодонка и две гребные шлюпки – достигли Монреаля. На следующий день они проскользили мимо зеленых пустынных берегов и причалили там, где за тридцать один год до них Шамплейн[142] решил основать поселение. Ранние весенние цветы покачивались в молодой траве. Мэзоннёв спрыгнул на берег. Палатки, багаж, оружие и провиант – за ним. В славном местечке возвели алтарь. Теперь вся компания стояла перед ним – высокий Мэзоннёв, его люди сгрудились вокруг него, грубые мужики, и мадемуазель Манс[143], мадам де ла Пельтрье[144], ее слуга, а также ремесленники и поденщики. И там же стоял преп. Вимон, старший настоятель миссий, в богатых парадных одеяниях. В молчании они опустились на колени перед Господом, парящим в небесах. Затем священник повернулся к немногочисленному отряду и сказал:

• Предыдущая
• 24/48
• Следующая