Колесники - Стюарт Йен - Страница 100

• Предыдущая
• 100/113
• Следующая

В то время как «Тиглас-Пильсер» подталкивали к безопасной орбите, «Жаворонок» летел к нему на всех парах. Наконец спасатели увидели свою цель на экранах не в виде точки. «Тиглас-Пильсер» превратился в настоящую развалину. Обычно безупречный матово-черный корпус был изъеден и покрыт разноцветными пятнами. Металлическая броня выглядела скорее как разлохмаченные бумажные листы. Один двигатель оторвался, и только искореженные остатки крепления свидетельствовали о том, что он вообще когда-либо существовал.

Гринберг оценил картину:

— Нет тарелки связи, нет лидара… один двигатель, серьезно поврежденный… нет радио, нет радарной установки. Космолет летит без зрения и слуха.

Когда они сблизились, состояние судна стало еще более очевидным.

— В корпусе пробоины, — продолжил перечень Гринберг, — все иллюминаторы разбиты. Внутри кавардак. Будем надеяться, что они добрались до камеры защиты от солнечных вспышек — она рассчитана на радиацию, но хоть как-то оградит и от метеоритов.

— Они наверняка в скафандрах, — заметил Бейли. — Поэтому по-прежнему живы. — Его голосу недоставало убежденности.

— Скоро узнаем, — сказал Мозес. — А до тех пор любые домыслы только мешают ясно мыслить.

Гринберг посмотрел на него:

— Странный ты паренек.

Мозес ответил ему медленным тяжелым взглядом:

— Вы бы тоже стали таким на моем месте. Кэшью попыталась удержать слезы.

— Когда-нибудь, Мозес, тебе все равно придется измениться, — сказал капитан. — Конечно, твоя выдержка помогла вынести весь тот кошмар, когда ты был ребенком, но теперь она мешает тебе повзрослеть.

Никакой реакции.

Как только «Жаворонок» подошел к «Тиглас-Пильсеру» вплотную, пятеро добровольцев перешли на космолет. Входной люк заклинило; с помощью лазера был разрезан корпус между двумя разбитыми иллюминаторами, и спасатели скрылись внутри. Краткие обрывки беседы долетали до оставшихся в «Жаворонке»:

— Проходы забиты обломками.

— Используйте лазер. Пауза.

— Видите вход в камеру?

— Люк приоткрыт. Потолок сдавлен, хотя протиснуться можно. Идем дальше…

Длинная, бесконечно длинная пауза.

— Нашли.

Кэшью хотелось выкрикнуть: людей? или тела?

— Положите их на носилки, — приказал Гринберг. — Осторожно! — Он приказал Кэшью и Мозесу: — Вы двое, со мной. Остальные ждут здесь. Я буду держать вас в курсе.

Весь экипаж наблюдал на стенном экране, как добровольцы возвращались из разбитого корабля, буксируя два желтых, похожих на гигантские сосиски кокона.

Казалось, прошла вечность, пока воздушный шлюз не завершил полный цикл. Наконец внутренняя дверь открылась. Коконы опустили на пол. Один из коконов вскрывал корабельный врач, то же самое со вторым проделывал фельдшер.

Доктор наклонился и осторожно снял со своего подопечного забрызганный кровью шлем. Показалось лицо Чарльза.

Доктор вставил иглу в подключичную артерию.

— Живой, — оповестил он.

Все шумно выдохнули; только Мозес, демонстрируя полное спокойствие, продолжал дышать ровно.

Сняли шлем и со второго тела. Фельдшер присел на корточки и проверил пульс, прежде чем освободить женщину от скафандра.

— С ней… — не выдержала Кэшью. Глаза Пруденс открылись:

— С ней все в порядке, черт побери! Мозес внезапно разрыдался.

Звездное небо с Земли выглядело практически таким же, каким его видели древние астрономы предъегипетской цивилизации, но повсюду на темной стороне люди смотрели вверх — выжидающе, с надеждой, в испуге. Страсти по-прежнему бушевали по всему земному шару, но пар уже был выпущен. Безумие, обуявшее планету три недели назад, когда СРЮП не сумели изменить курс Смертельной Кометы, постепенно стихало. Смерть подошла так близко, что люди наконец начали постигать мизерность бытия.

Два огонька на усеянном звездами небесном своде сходились в точке столкновения: изогнутый лошадиный хвост кометы из перегретого газа, сдутого со снежка в двадцать триллионов тонн, и пятнышко Ио, видимое невооруженным глазом. Предполагаемая траектория кометы варьировалась где-то в пределах пяти тысяч миль — и одна треть допуска была занята сегментом Земли. Комета могла пройти мимо полностью; могла задеть атмосферу и начать в ней подскакивать подобно голышу, делавшему «блинчики» на поверхности воды; могла войти под более крутым углом и превратиться в смертельную шаровую молнию. А еще она могла столкнуться с Землей лоб в лоб с силой взрыва в миллиард ядерных боеголовок.

Через трещины измученной поверхности Ио под страшным давлением истекала магма, делая невозможными точные расчеты.

В Севмерике все, даже самые крошечные, молельные дома самых незначительных сект были переполнены. В Азии миллионные толпы теснились вокруг главных храмов. В Европе сто миллионов атеистов внезапно обратились в веру. А в потайном зале своего музея Эйнджи Карвер влила в себя тройную дозу виски и включила альбом Кармагеддона. Независимо от того, что принесет будущее, миллиардерша была до чертиков уверена, что, когда карты открыты, молиться глупее глупого. Молитвы — проекция человеческих желаний на бесчеловечную Вселенную, они более бесполезны, чем свист во время урагана; вы молите ураган сжалиться над вами, потому что считаете, что ваша особа исключительна. Грубо говоря, молитва — это просьба о защите от судебного преследования законов природы.

Вам от этого легче?.. И что с того? Вы все равно погибнете, если карты выпали не так.

Она отпила из кубка трехтысячелетней давности. Ее окружали бесценные экспонаты, плоды труда семи до неприличия богатых мужей.

Семь настоящих мужчин. Она любила их всех… Слезы стекали по щекам. Эйнджи подняла кубок в молчаливом тосте за Генри, Жан-Луи, Осборна, Иошики, Мэдисона, Хэмфри и Михаила. Потом снова наполнила кубок и ушла в забытье личных воспоминаний.

Кхи Минг-Куо быстро растерял веру в силы, которые упорядочивали Вселенную. Они лишили его черного ребенка, они лишили его самого многообещающего Охотника, они отдали в руки врагов неоправданную мощь, а теперь сговорились с кометой и Луной, чтобы найти и уничтожить его! Китай перестал быть хорошим местом, как раньше, на коне сейчас банда Белого Дракона. На каждом углу торговали экотопианскими лекарствами, прибыль же от продажи традиционных средств сильно упала, и его состояние таяло почти так же быстро, как было приобретено.

Он призвал Утонченное Цветенье, поскольку отчаянно нуждался в совете.

— Ваше Превосходительство, два центральных узла пересечения выделяются на фоне пылающих цветов остаточной ауры, — объяснила она. — Оба расположены в Экотопии. Будет мудро переместиться в один из них.

Кхи надеялся на более конкретный совет.

— Какое из них лучше?

— Знамения не могут обозначить разницу, Ваше Превосходительство. Мудрый человек всегда надеется на собственные суждения, основанные на доступных знаниях.

Ну и ну.

— Назови эти места.

— Первое — крохотный островок близ самой южной оконечности Южмерики. Исла Хорное, часть Тьера дель Фуэго. — Утонченное Цветенье скромно потупилась. — Более известный как Мыс Горн.

— А второе?

— Центральное Борнео. Предпочтительно в изножье Пегу-нунга Мюллер, горной цепи в центре острова.

— Почему эти два?

— Ваше Превосходительство, источник моего знания неизвестен даже мне. Я могу сказать лишь, что Покровительство этих двух точек исключительно благоприятно. Я бросала стебли тысячелистника неоднократно, и все сходилось как нельзя лучше. — Из складок своего одеяния она извлекла горшочек из жадеита. — Ваше Превосходительство, для предосторожности нужно выполнить еще одно условие. Использование этого бальзама также снискало одобрение Покровительства. Когда достигнете пункта вашего предназначения, натритесь в качестве защиты против неудачи.

Кхи предпочел бы, чтобы натиранием занялась Утонченное Цветенье, но это было невозможно. А совет насчет выбора места предназначения еще более загадочен… Он взвесил варианты. Оба пункта можно достичь частным реактивным вертолетом. Борнео значительно ближе, зато Мыс Горн менее населен. Один был островком, другой…

• Предыдущая
• 100/113
• Следующая