Не в силах забыть - Томас Шерри - Страница 4

Лео вымученно усмехнулся, отдавая должное находчивости и ловкости Командира. Миссис Брейберн ответила боязливой улыбкой. Лео понял: она ждет прихода Брайони. И тогда посыплются вопросы.

Разговор оборвался с появлением Брайони. В одной руке она держала удочки, в другой — ведро. В пятнадцать лет она часто отправлялась на рыбалку и проводила в одиночестве целые дни, захватив корзинку с бутербродами и флягу. Одиннадцатилетний Лео наблюдал за ней с противоположного берега ручья. Ему мучительно хотелось заговорить с молчаливой, задумчивой девочкой из соседнего поместья, но он не знал, как к ней подступиться.

«Для меня вы больше не существуете».

Для нее он никогда и не существовал, если не считать нескольких чудесных, восхитительных недель перед свадьбой давней весной 1893 года.

Он смотрел, как Брайони проходит мимо женщин в ярко расшитых черных платьях — их здесь было великое множество; они наполняли водой оросительные каналы, питавшие пшеничные поля, трясли шелковичные деревья, подставляя одеяла под град спелых ягод, и косили траву, заготавливая на зиму корм для скота.

Миссис Брейберн объяснила, что калашские мужчины покинули деревню, чтобы перегнать скот на летние пастбища высоко в горах. Лео рассеянно кивнул, едва вникая в смысл ее слов. С тихим извинением «Боюсь, рыба всего одна» Брайони передала ведро и удочки Командиру, резавшему морковь на веранде, и подошла наконец к столу.

Лео поднялся. Суставы тотчас отозвались резкой болью: изматывающее путешествие не прошло даром. Лихорадка, терзавшая его с того дня, как он покинул город Читрал, утром наконец ослабела, озноб почти прошел, но головная боль по-прежнему не отпускала. Лео пожалел, что, покидая Аюн, не захватил с собой побольше фенацетина.

— Миссис Марзден, — прошептал он, выдвигая для Брайони стул.

Губы ее сжались. Она посмотрела на Лео, затем на Брейбернов, словно пыталась угадать, много ли из того, что раньше скрывалось, выплеснулось наружу.

— Ну вот мы и в сборе, — излишне жизнерадостным тоном сказала пасторша, наливая гостье чай.

Взяв чашку из рук хозяйки, Брайони поставила ее на стол.

— У вас еще осталось виски, приберегаемое для особых случаев, мистер Брейберн?

Священник откашлялся, прочищая горло:

— Ну да, само собой.

— Вы не могли бы налить нам всем по глоточку?

Похоже, для того, что она задумала, требовалось подкрепить дух горячительным.

— Конечно, — озадаченно протянул пастор. — Я собирался предложить вам виски за ужином, но, пожалуй, сейчас время самое подходящее.

Он сделал знак Командиру, тот скрылся в доме и тотчас вернулся с бутылкой и четырьмя бокалами. Мистер Брейберн разлил виски.

— Так за что мы пьем?

— За добрую память. — Брайони подняла бокал. — Мы с мистером Марзденом уезжаем, как только уложат мои вещи. Я хотела бы воспользоваться случаем и поблагодарить вас обоих за вашу доброту и теплое дружеское внимание.

— Так скоро? — изумился священник. — Но почему?

Брайони устремила на Лео твердый взгляд.

— Думаю, мистер Марзден сумеет объяснить лучше меня.

Она сидела неподвижно, прямая, напряженная, словно пружина только что заведенных часов. Лео хорошо помнил те времена, когда эта ее внутренняя дрожь казалась ему нестерпимо эротичной. Тогда он верил, что в его объятиях Брайони станет мягкой, расслабленной и счастливой.

Жизнь находит способы избавить мужчину от излишней самонадеянности.

Брейберны обратились в слух. Брайони чувствовала кожей их жгучий интерес к истории гостя. Она и сама сидела как на иголках, поскольку понятия не имела, что за легенду преподнесет им Лео. Но тот, похоже, не торопился удовлетворить всеобщее любопытство.

С неспешной ленивой грацией он прикончил остатки торта у себя на тарелке. Потом потянулся за бокалом с виски и задумчиво повертел его в руках. Брайони впервые обратила внимание на пальцы Лео. Насколько она помнила, у него всегда были изящные ухоженные руки. Сейчас же они казались загрубевшими и обветренными, с разбитыми в кровь костяшками и обломанными ногтями.

Но вот Лео улыбнулся, и Брайони тотчас забыла о его руках. То была победная улыбка завоевателя, очаровательная и безжалостная. Неотразимая улыбка, от которой в глазах его вспыхнули насмешливые огоньки. Брайони сразу узнала прежнего Лео, всеобщего любимца, покорившего Лондон.

— Это длинная история, — начал он, отхлебнув виски, — так что я изложу ее вкратце. Мы с миссис Марзден выросли в соседних поместьях в Котсуолде. Впрочем, Котсуолд, сказать по правде, играет самую незначительную роль в моей истории, потому что мы полюбили друг друга не в этом чистом зеленом деревенском раю, а в сером пыльном Лондоне. То была любовь с первого взгляда, встреча двух тоскующих душ, что тут скажешь…

Брайони охватила дрожь. Лео рассказывал историю ее любви. Упрямая старая дева влюбилась в прекрасного юношу, очарованная его прелестью.

Лео не отрывал взгляда от ее лица.

— Вы были светом моей жизни, моей луной, и, как луна владычествует над океаном, ваши капризы и причуды повелевали волнами моей души.

Волны души самой Брайони всколыхнулись при этих словах, хотя она отлично сознавала, что цветистая фраза Лео не более чем ложь.

— Не думаю, что у меня были какие-то капризы и причуды, — сурово отчеканила она.

— Нет, конечно, нет. «…Но ты милей, умеренней и краше» [5]. Волны моей души лишь вздымались еще выше, разбиваясь о мол моего самообладания. Ибо я любил вас безумно, исступленно, моя дорогая миссис Марзден.

Лицо сидевшей рядом пасторши вспыхнуло, глаза подозрительно заблестели.

Брайони охватила досада на Лео за его легкомысленные слова, и еще больше на самое себя за мучительную радость, что капля за каплей заполняла ее сердце.

— Наконец настал день нашей свадьбы, счастливейший день в моей жизни, связавший нас навеки брачными узами. Отныне мы должны были принадлежать друг другу, пока смерть не разлучит нас. Церковь утопала в цветах — гиацинтах и камелиях. Толпа потоком хлынула в храм: весь мир желал увидеть того счастливца, которому удалось покорить ваше гордое сердце. Но, увы, я так и не смог завоевать это неприступное сердце, верно? Я завладел им лишь на краткий миг. И вскоре моему райскому блаженству пришел конец. Однажды вы сказали мне: «Мои волосы побелели. Это знак судьбы. Я должна отправиться в странствие. Найди меня, если сможешь. Тогда, и только тогда, я снова стану твоей».

Сердце Брайони отчаянно заколотилось. Откуда Лео узнал, что она действительно приняла седую прядь за знак свыше? За намек, что настало время уйти? Нет, он не мог этого знать. Он просто выдумал всю эту историю. Но даже мистер Брейберн был заворожен его нелепой басней. Брайони успела забыть, с какой легкостью Лео околдовывал любую толпу, стоило ему только пожелать.

— И вот я пустился на поиски. От полюсов до тропиков, от берегов Китая до побережья Новой Шотландии. Сжимая в руке свадебную фотографию, я обращался с вопросом к людям всех рас и всех цветов кожи — белым и краснокожим, смуглым и черным: «Я ищу англичанку, женщину-врача, мою потерянную возлюбленную. Вы ее не видели?» — Лео пристально посмотрел ей в глаза, и Брайони не смогла отвести взгляд — как и несчастные Брейберны, она поддалась его чарам. — И вот я наконец вас нашел. — Он поднял бокал. — За начало нашей новой жизни вместе, пока смерть не разлучит нас!

Лео прибыл не один. Он нанял людей в Читрале, чтобы обеспечить миссис Марзден необходимые удобства, как он объяснил Брейбернам. Кули, которых он привел с собой, начали разбирать палатку Брайони сразу после чая.

Эта открытая палатка из грубой непромокаемой ткани летом сохраняла прохладу, а зимой смело выдерживала футовый слой снега, защищая от холода. Две парафиновые горелки и самое теплое пальто в придачу должны были согревать кровь Брайони, чтобы та не замерзла во сне.

Когда шатер опал, ее охватило отчаяние. А может, это был страх? Брайони боялась пускаться в путешествие с Лео.