Дневник свекрови - Метлицкая Мария - Страница 31
- Предыдущая
- 31/40
- Следующая
Нюся объявила, что даст отказную на Илюшу при одном условии – ей нужны деньги – десять тысяч долларов, и ни копейкой меньше.
Я пообещала ей большие неприятности. Такие, о которых она и не предполагает. Неделю телефонную трубку она не брала. Видимо, думки думала.
Мне себя не жалко. Я с ней, скорее всего, больше не увижусь. Хотя бы я на это могу рассчитывать и надеяться.
Мне жалко Ивасюков. Валерия и Зою. Они от нее отказаться не могут. Родная дочь. Им нести этот крест до конца жизни.
Ну а мне – свой. И еще я думаю про генетику. И про Илюшу. И мне становится жутковато. Не приведи господи! Пусть эта ржавая кровь Зоиной свекрови кончится на моей бывшей невестке.
С нас довольно. Мы свое уже получили. Или нет?
Две истории из очень прошлой жизни. Немного похожие, но все же разные.
История первая – о нашей родственнице Рите, жене бабушкиного брата. Рита вышла замуж за Колю, дядю Колю, как все мы называли его, перед войной. Приехала она с Украины, из города Павлодара. Была хорошенькая – кудрявая и голубоглазая. Большая рукодельница – и шила, и вязала, и прекрасно готовила. Бабушка со своей невесткой была в очень дружеских отношениях. У Риты с Николаем родился мальчик Толик. Тоже голубоглазый блондин. Жили Рита с Колей не то чтобы в большой любви, но мирно и без скан далов.
В сорок первом, в июне, Рита отправила сына в Павлодар, к родне. Тепло, фрукты, любимые бабка с дедом. Мальчику было семь лет.
Дальше война. Пришли немцы и стали уничтожать местное население. Дед, понимая, к чему все идет, пошел к соседу Прохору, сыну покойного священника, попросил спрятать Толика, тем более что мальчик мало походил на классического иудея – и цветом глаз, и цветом волос. И курносым носом. Так же, как и его мать Рита.
Прохор спрятал мальчика. Хотя прекрасно понимал, что пойдет на виселицу вместе со всей своей семьей – старухой матерью, женой и тремя малыми детьми. Если немцы об этом прознают. Толика одели в холщовую украинскую рубашку, вышитую бывшей попадьей и короткие штанишки. И он ничем не отличался от белобрысых и курносых детей Прохора Быленко.
Ритиных родителей спустя пару недель бросили в яму, которую старики под прицелами автоматов вырыли своими руками.
Ритин отец только молил Всевышнего, чтобы выжил Толик и чтобы у его дочери Риты не разорвалось больное сердце от того, что она в Москве ничего не знает про своих. А вот предполагать и догадываться может.
Стон над ямой стоял еще несколько дней, и шевелилась, стонала от страшного, непосильного груза земля.
Толик, ни о чем не подозревая, бегал по городку с ребятами и играл в лапту.
Жена Прохора, Марийка, отдавала ему лучшие куски.
Через неделю в их избу пришли немцы. И велели выдать мальчика. Прохор встал у двери и перекрыл вход. Марийка закрыла Толика собой. Первым получил пулю Прохор. Марийку ударили прикладом по голове. Толика расстреляли и бросили в яму в тот же день. Место для него, как вы понимаете, нашлось.
Марийка хоронила Прохора и не плакала. Глаза у нее были белые и сухие. Больше она не заговорила. Молчала до конца своих дней.
Все считали, что она помешалась.
После войны, в сорок седьмом, когда Рита с Колей уже все знали, они приехали в Павлодар, поклониться Марийке и родным. Им рассказали, что Быленок выдал сосед из дома напротив. Учитель местной школы Усаченко.
Рита поцеловала Марийке руки. Тогда – в первый и последний раз – Марийка заплакала. Но это было после. А пока была война.
Колю вскоре комиссовали после тяжелого ранения. Но, приехав в Москву, с Ритой он не встретился. Она была в эвакуации, но к ней он не поехал. А отправился в Магадан.
В Магадане он работал начальником планового управления Магаданзолото. Посадили тогда многих, было крупное дело. А он оказался чист. И вот он встретил Веру, говорили, что она была необыкновенная красавица. Полюбил ее отчаянно. Жили они семейно несколько лет. Но через какое-то время она ушла от Коли к его началь нику.
В сорок шестом он приехал в отпуск в Москву, остановился у моей бабушки, у своей сестры. На Петровке у бабушки было две комнаты в огромной, на тринадцать семей, коммуналке. Я прекрасно помню эту громадную квартиру с кухней в пятьдесят метров и четырьмя газовыми плитами. Сейчас, кстати, там уютно устроился какой-то банк.
Бабушка прописала Колю и отдала одну из комнат. В другой жила она со своей матерью, моей прабабушкой, и маленькой мамой. Про Риту ничего слышно не было. Никто не знал, вернулась она из эвакуации или нет. Выжила или погибла. Он пытался ее найти по разным инстанциям, но тщетно.
Отгуляв отпуск, Коля вернулся в Магадан. Прошло какое-то время, и моя прабабка, Колина мать, увидела на барахолке в Тушино, тогда это был край света, женщину, похожую на Риту. Она закричала и бросилась за ней вдогонку. Пожилая и тучная женщина невестку не догнала.
Но вскоре моя бабушка довольно быстро Риту нашла. Это было несложно. В Лосинке у Риты жила тетка. И бабушка со своей матерью отправились к ней. Рита и вправду оказалась у тетки.
Она смутилась и впустила бывшую родню в дом. С некоторым сомнением, как заметила ее свекровь. В крошечной, шестиметровой комнатке с печкой на стульчике сидела маленькая девочка и играла с куклой. Молча сели на кровать, стола и стульев в комнате не было. Они просто не поместились бы. Долго молчали. Потом прабабка вытащила из кармана конфету и протянула девочке.
Девочка растерянно посмотрела на мать. Рита кивнула. Девочка подошла к старухе и взяла конфету. Старуха ее обняла и посадила на колени. Она гладила ее по голове, приговаривая: «Ах ты, моя красавица, ах ты, куколка моя».
Разревелись и невестка, и золовка. Не плакала только свекровь – моя прабабка. Она продолжала гладить девочку по смоляным кудрям и целовать в щеки.
Потом, когда все более-менее пришли в себя, Рита рассказала свою историю.
В эвакуации, в Казахстане, она получила письмо от дальней родственницы. Та писала, что у Коли новая семья и молодая красавица жена. Отплакала Рита свое горе, и жизнь взяла свое. Там, в Казахстане, она сошлась с мужчиной. Родила дочку Наденьку. Но жизнь у них не сложилась. Он сильно пил. Она подхватила дочку и вернулась в Москву. Про свою родню в Павлодаре и про сына Толика она уже все знала. Кормилась портняжным делом – что-то перелицовывала, что-то перешивала. Нашла у тетки довоенную шерсть и вязала носки. На барахолке их и продавала.
Опять плакали, рассказывая друг другу про свои мытарства. А потом моя прабабка сказала:
– Все, хорош. Намучилась, намаялась по чужим углам. А здесь что? Разрушенная печка и вода на улице? Собирайся!
Рита замотала головой. Тогда, тяжело вздохнув, прабабка кивнула своей дочери:
– Пакуй вещи.
И моя бабка начала собирать в чемодан немудреный Ритин багаж. Через час они поехали на Петровку. Устроили Риту с дочкой в маленькой Колиной комнате. Надюшка бегала по квартире и заглядывала в соседские двери. Везде ее угощали – кто яблоком, кто печеньем, кто леденцом.
В общем, зажили.
Прабабка написала сыну в Магадан, что Рита, слава богу, нашлась. Да не одна, а с чудесной дочуркой.
Коля приехал через две недели. Надюшка бросилась к нему на шею и закричала:
– Папочка приехал!
И надо заметить, никто ее этому не учил!
Спустя неделю они уехали в Магадан. Все вместе – Коля, Рита и Надюшка.
Через два года Рита родила двойняшек – Катю и Толика, названного в честь погибшего братика. В Москву она с детьми вернулась в шестидесятом. Наде надо было поступать в институт. Готовилась она в музыкальный, в училище Ипполитова-Иванова. А занималась с ней мать самого Ростроповича, между прочим.
Это так, к слову. Коля умер совсем не старым, от долгой и тяжелой болезни. Всю жизнь они прожили вместе – не без разногласий, но в целом неплохо. Дети получились удачные. И никогда Коля не делал разницы между своими двойняшками и Надей. И, кстати, когда он тяжело заболел, именно Надя бросилась на амбразуру и подняла всех врачей. И продлила ему жизнь.
А о том, что он не ее родной отец, она узнала спустя много лет, будучи совсем взрослой.
Казалось бы, поступок моей прабабки прошел в этой человеческой драме по касательной. Между строк. Но! Если бы не ее поездка в Лосинку! Если бы она, увидев Надюшку, уехала прочь…
Свою свекровь Рита любила всю жизнь. Свекровь всегда жила со своей дочкой, моей бабушкой. Но каждое воскресенье Рита с детьми приезжала к ней в гости. Шила ей теплые халаты – прабабка была большой мерзлячкой. Вязала носки и жилетки. Да что там носки! Хотя это тоже проявление любви и заботы. Всю жизнь она была ей благодарна. За сына – не всегда верного мужа – и за детей.
И главное, она не забывала ей об этом говорить! Что, кстати, тоже немаловажно!
И вторая история. Александр был профессиональным военным, из потомственной генеральской семьи. Ушел на фронт в первые дни войны. Совсем молодым, только после военного училища. На фронте полюбил медсестру Марусю. Маруся была родом из белорусского села. Простая сельская девчонка.
В Москве у Александра оставалась невеста. Студентка консерватории Светлана. Дочь известного композитора.
Когда Александр сошелся с Марусей, а это называлось «походная жена», он честно написал об этом Светлане. Просто потому, что был порядочным человеком. Светлана была умницей и написала в ответ, что все понимает. Война есть война. А мужчина – есть мужчина. Та жизнь, дай бог, окончится, а в Москве будет новая жизнь. Другая. Где они обязательно будут вместе. Какая там крестьянка из-под Гомеля! Когда у них со Светланой столько общего – и Москва, и родители, дружившие друг с другом, и приятели. И театры, и консерватория, и музеи. И свадьба в ресторане «Москва». Как они мечтали. И свадебное путешествие в Крым!
«Только возвращайся живым! И поскорее!» – писала умница Светлана и каждый вечер приходила в гости на Арбат. К маме Александра.
Александр не вернулся. Погиб при взятии Вены. Посмертно был награжден орденом Красной Звезды.
Про родителей все ясно, говорить нечего. Погиб единственный сын – красавец, умница и надежда. Светлана по-прежнему приходила к ним в дом. Оплакивала Александра. Стала известной концертирующей пианисткой. Замуж вышла нескоро, только в пятьдесят пятом.
А много раньше, в сорок шестом, на пороге квартиры на Арбате появилась молодая женщина с ребенком на руках.
Это была Маруся, «походная жена» Александра. Ее пустили в дом, напоили чаем. Ребенок, укутанный в одеяльце, крепко спал. Потом он заплакал, и одеяльце развернули.
Перед ними лежал маленький Сашенька, любимый сынок. Абсолютная его копия.
Марусю никуда не отпустили. Определили ей и ребенку самую большую и светлую комнату. Называли доченькой. Маруся была сиротой, вся ее семья погибла – сожгли всех жителей белорусской деревни. Всех согнали в сельский клуб и сожгли.
Маруся поступила в медицинский. Выучилась на врача. Работала оперирующим хирургом в Первой градской.
Замуж не вышла, хотя свекровь очень уговаривала устроить личную жизнь. Прожила со свекровью до конца ее лет. Сын Сашенька вырос прекрасным человеком. Очень образованным. Его образованием занималась бабушка.
А со Светланой, кстати, Маруся подружилась. Детей у Светланы не было. Она стала Сашенькиной крестной и названой матерью.
Как отрадно, когда у людей человеческие лица, действия и поступки.
Как-то на душе становится легче и светлее. Проще жить.
- Предыдущая
- 31/40
- Следующая