Жемчуг проклятых - Брентон Маргарет - Страница 2

– Кстати, а что это вообще за тварь такая – Зверь из Багбери? – вопрошает полноватый джентльмен.

– Господин Линней назвал бы его Bos taurus, – отвечает юноша, не отрываясь от своего занятия.

– Только без латыни, пожалуйста! Как услышу ее, проклятую, сразу розги гувернера вспоминаются.

– Бык.

Молодой человек поднимается и придирчиво оглядывает свою работу. Круг диаметром в три ярда получился безупречно ровным, словно его циркулем чертили.

– Странно, что ты об этом спрашиваешь. Ведь сам выбрал место и нас сюда позвал. Неужели не знаешь, на кого будем охотиться?

Его Милость смущенно крутит пуговицу с выгравированной лисицей.

– Повстречался мне в клубе джентльмен как раз из Поуиса, с валлийской границы. Выпили мы с ним кларету, а как ополовинили третью бутылку, он возьми и пожалуйся – дескать, бродит в тамошних краях какая-то зверюга, арендаторов его пугает, посевы топчет. Вот я прямо из клуба и отправил тебе письмецо. Тут уж с тебя спрос, чудовища – это твоя епархия. Но ты, как я вижу, отлично подготовился.

Юноша отвечает поклоном, принимая похвалу со спокойным достоинством. Он производит впечатление человека, который не сомневается в своих умственных способностях и не считает нужным их скрывать.

– В Британском музее нашлись кое-какие путевые заметки и сборник преданий Валлийской Марки. Говорят, что при жизни Ревущий Бык из Багбери был тираном, угнетавшим своих крестьян, а после смерти его дух продолжил злодейства. Известно также, что его облик вселяет трепет даже в сердцах храбрецов. Подробнее о внешнем виде нигде не написано, зато указано, что он материализуется по собственной воле. Обычно же нападет невидимым. А появляется в полночь у алтаря разрушенной часовни и оттуда несется бесчинствовать по округе.

Отсюда до часовни рукой подать. Мисс Брайт успела разглядеть здание во всех подробностях, вплоть до поросли дикого лука среди булыжников, некогда бывших его стенами. Выбеленные лунным светом, камни разбросаны по всему лугу, то тут, то там, а трава вокруг них притоптана. От самой часовни остался лишь каменный пол да восточная стена – прочная, с кладкой в три ряда. Сверху стену прорезает продолговатое окно, похожее на слепой глаз с белесым зрачком луны.

– А с часовней что случилось?

– В тысяча семьсот девяностом году здесь собрались семеро священников, чтобы провести обряд экзорцизма. В самом разгаре обряда демон ворвался в церковь и, как повествует книга, стены треснули.

– А священники?

– Успели выбежать. Некоторые. Те, что поближе к дверям стояли.

– Держу пари, что из всех припасов у них был псалтырь да свечной огарок! – вмешивается Его Милость. – То ли дело мы – и серебро припасли, и железо, и соль! Тэлли-хо, друзья мои! Дженкинс, Гарднер, а подите-ка сюда! Уж объясню вам, олухам, куда палить, когда сей зверь появится. А то вы, того и гляди, друг друга покалечите!

Пока старший джентльмен, яростно жестикулируя, объясняет слугам принципы загонной охоты, юноша подходит к мисс Брайт, дабы очертить ее в соляной круг. Когда он преклоняет колено, барышня проводит рукой по его гладким волосам, чуть вьющимся на концах. Не поднимая головы, он оттягивает замшевую перчатку и целует барышню в запястье. Только сейчас мисс Брайт замечает, каким виноватым он выглядит. Господи, неужели..?

– Что-то стряслось? – спрашивает она, теребя вуальку, свисающую сзади ее охотничьего цилиндра.

– Третьего дня отец опять завел речь… о той конторе, – на последнем слове юноша презрительно усмехается.

– И ты..?

– Сказал, что не стану там служить. Теперь он зовет стряпчего, чтобы изменить завещание. Я останусь без фартинга, мисс Брайт. Мне придется искать профессию.

– У тебя уже есть профессия. Ты рыцарь-эльф!

– Всего лишь глупое прозвище.

– И вовсе не глупое! Мой милый мне дороже всех властителей земных, его не променяю я ни на кого из них![1] – произносит барышня нараспев. – Мы будем путешествовать по свету – Париж и Баден-Баден, Калькутта и Альгамбра! Мы побываем в белоснежном дворце раджи и в тереме русского царя. Но, самое главное, мы пойдем туда по Третьей дороге! Блистательная слава – вот что ждет нас в конце пути!

– Пока что нас ждет всего-навсего Зверь из Багбери.

Он рисует еще два круга для слуг, между делом повторяя правила, которые мисс Брайт слышала если не сотню раз, то уж точно дюжину. Ждать, пока он не утомит призрака и не заставит того явить свою истинную форму. Стрелять, лишь когда призрак материализуется, ни в каком случае не раньше (ну неужели кто-то настолько глуп, чтобы палить в пустоту?). И никогда, ни при каких обстоятельствах не выходить за пределы соляного круга. Даже если призрак разорвет загонщика на мелкие кусочки и, как в балладе, разложит их по скамьям в церкви (да скорее свиньи будут порхать среди сосулек замерзшего ада, чем привидение причинит вред ему!) И вообще, он сделает всю работу, им же останется только выстрелить в нужный миг (некоторым личностям с чересчур напряженной верхней губой не мешало бы расслабиться).

Когда охотники занимают свое место в кругах, расположенных на расстоянии в четыре ярда друг от друга, загонщик поднимает с земли излюбленное оружие английских экзорцистов. Это длинный кнут из эластичной кожи, четырехгранный, с тяжелым серебряным шариком, вплетенным в самый кончик. Молодой человек отлично ладит со своим орудием. Он может не то что сбить вишню с чьей-нибудь головы – одним ударом косточку из вишни выбьет! Но стоит ему взяться за кнут, как темнеют прозрачно-серые глаза, словно бы с их дна поднимается потаенная жестокость. В такие минуты даже мисс Брайт его побаивается.

Вооружившись, загонщик занимает место там, где некогда находилась паперть.

Охотники прицеливаются.

Пиликанье цикад звучит громче, чем оркестр на сельском балу, но вот в наступившей тишине слышится другой звук – оглушительный топот по каменным плитам. Самого Зверя мисс Брайт, конечно же, не видит, зато ей хорошо заметно, как невидимые копыта высекают из камня снопы искр, которые вспыхивают все ближе и ближе от загонщика. Но в последний момент, когда столкновения, казалось, уже не избежать, молодой человек отклоняется в сторону. Его ноги скользят, как на паркете во время вальса, но ни на секунду он не забывает про свою цель. Небрежный взмах руки, свист кнута, и воздух содрогается от утробного звука – то ли мычания, то ли рыка.

Попал.

Еще один бросок, и загонщик отскакивает, полосуя неповоротливую тушу. Он будет хлестать призрака, пока тот не выбьется из сил. К быкам такая стратегия особенно применима, ведь их интеллект, увы, обратно пропорционален силище. Любой сельский житель скажет, что разъяренный бык несется по прямой линии. Главное, успевай уворачиваться. А уж ловкости загонщику не занимать.

Но тут происходит неожиданное. Даже издали мисс Брайт замечает, что взгляд юноши из сосредоточенного моментально становится напряженным.

Снова раздается топот, только теперь бык мчится на охотников! Когда он успел их заметить? Почему оставил загонщика?

Такого еще никогда не происходило!

Мимо мисс Брайт проносится волна ледяного воздуха, как от локомотива, который когда-то заворожил ее своей целеустремленной мощью. Юбки взвиваются, сама она чуть не теряет равновесие. Тут же звучат парные выстрелы, и слуги цепляются за мушкеты, совершенно бесполезные без заряда соли. С ружьем на плече, Его Милость медленно кружит, пытаясь отследить по хриплому сапу, где сейчас находится призрак.

Как только бык сорвался с места, загонщик бросился следом и уже успел поравняться с охотниками. Он-то отлично видит своего врага, отделенного от него живым щитом. Юноша кричит что-то на латыни, какое-то заклинание. Вновь содрогается земля, и в этом рокоте растворяется шелест шагов – побросав мушкеты, ополоумевшие слуги торопятся прочь.

Загонщик готов к более решительным мерам. Вытянув руку с растопыренными пальцами, он упирается туда, где должен быть невидимый лоб, и в один скачок оказывается на спине чудища. Кнут перехлестывается через шею быка – то ли узда, то ли удавка. Ухватившись за оба конца, загонщик пытается совладать с животным, и мисс Брайт кажется, что у него уже получилось. Она успевает отметить, что движения его бедер вперед-назад – не дерганные, а уверенные, скользящие, – выглядят так… обольстительно.