Последняя битва - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/64
• Следующая

— Ты с Иоанном Васильевичем словно по одной книге речи ведете, — ответил воевода, снова поворачиваясь к вражескому лагерю. Сбил шапку на лоб, почесал в затылке. Ухмыльнулся, громко шмыгнув носом и совсем не по-княжески подтерся рукавом.

— Ты чего, Василий Борисович? — удивился странному поведению князя Андрей.

— Ох, задумка у меня есть лихая… Еще в новиках когда был, придумал. Завсегда мечтал сделать, да токмо уж больно неладной показаться может. С нашими тюфяками старыми да приспособой одной в самый раз пошутить над ляхами будет.

— Какой хитростью? — поинтересовался Зверев.

— О хитрости вслух не сказывают, — хмыкнул князь, огляделся по сторонам, отступил от внешней стороны башни, где толпилось много стрельцов, к внутренней. — Не ровен час, услышит кто чужой, али ты сам в полон попадешь. Поляки пленников пытать страсть как охочи и в деле этом самые первые. Все до последнего слова из тебя вытянут, и что знаешь, и о чем не ведаешь.

— Коли в полон и попаду, так токмо вместе с крепостью. А тогда уже все равно будет.

— Нет, Андрей Васильевич, так не пойдет, — замотал головой воевода. — Штуку я замыслил рисковую, всяко может обернуться. Коли не по-моему пойдет, бедой кончится — тогда как? Чтобы меня предательством, как поганого Андрейку Курбского, попрекали? Такой славы мне не надобно.

— Чего же ты от меня хочешь, Василий Борисович?

— Коли в беде ты сгинешь, а я уцелею, то мне по гроб жизни с пятном этим ходить. Вместе сгинем — посмертный позор останется. Хочу я, чтобы ты государю в любом случае поведал, что деяние свое я сотворил в его славу и с твоего дозволения. Посему выпущу я тебя с избранными людьми через тайницкий ход, а уж о том, что получится из замысла моего… То получится. Коли поручение таково, то так его лучше всего исполнить.

— Эк ты ловко сказываешь, — повел плечами Андрей Васильевич. — Дозволь то, о чем знать не знаешь и ни полслова не поведано.

— Честью клянусь, лучшей хитрости и придумать невозможно! — перекрестился воевода. Молодой, горячий. Кабы не знатность, еще бы лет двадцать он до воеводского звания не поднялся.

— Тебе честь, а я трусом беглым окажусь? От жалких ляхов в первый же день сбежавшим?

— Ты, Андрей Васильевич, думный дьяк. Твое дело не с пищалью в крепости сидеть, а государю о деяниях наших сказывать да поручения царевы передавать.

— Эвон оно как! — хмыкнул Зверев. — Да ты, никак, в старики никчемные списать меня вздумал?

— Прости, Андрей Васильевич, коли обидел невольно, однако же, если воеводы заместо холопов в дозоры начнут ходить, кому тогда полки на врага двигать? Тебе от приказа Разрядного надлежит силы даденные в нужные места направлять для блага общего. Мы же здесь и сами сделаем все, что в силах наших, ты в том не сумневайся. Мы тебе защиту чести нашей доверим, ты же нам тоже поверь. Наплачутся ляхи слезами горькими, что с нами связались.

— Ладно, быть по сему, — смирился князь Сакульский. — Командовать в крепости воевода должен, а не дьяк приставленный. От меня тут только и пользы, что стреляю неплохо. Но коли лишняя пищаль тебе не нужна, тогда выпускай. Насильно мил не будешь.

— Но и ты помни свое обещание, княже! Коли выйдет все не так славно, как хочется, пред Иоанном Васильевичем слово за нас замолви. Изменой себя не опозорим, пусть в том уверен будет.

Тем же вечером князя Сакульского вместе с холопом и семерыми недостаточно окрепшими от ран стрельцами один из сотников выпустил через узкую калитку возле основания восточной башни. Хорошо натоптанная тропинка, тянущаяся вдоль стены через бурьян в рост человека, вывела их к узкому спуску. Они миновали вязко чавкающий, но неглубокий, по колено, ров и, закрытые от вражеского лагеря крепостными стенами, спокойно ушли в лес.

Сотник довольно подробно объяснил, как через темный бор выйти на тракт, ведущий к Великим Лукам, но одно дело — объяснять, и совсем другое — идти ногами. Лошадей через потайную калитку протолкнуть было невозможно, поэтому топать пришлось на своих двоих.

До темноты пути не нашли, заночевали в лесу. На рассвете, перекусив салом и хлебом, двинулись дальше. Только к полудню они наконец-то оказались возле местного проселка. Немного пересидев в кустарнике, беглецы убедились, что на дороге никого нет, вышли на нее и повернули к северу. Через две версты, как и было обещано, впереди показалась деревня. Из нее доносились шумы обычной сельской жизни: голоса, ржание лошадей, блеянье овец. Но вот кто занимал селение, угадать не получалось. Один из стрельцов вызвался пойти на разведку. Остальные пока улеглись отдохнуть в высокой траве — и примерно через полчаса к укрытию путников примчались трое всадников с заводными конями:

— Княже! Князь Андрей Васильевич! Князь, ты здесь?

— Свои, — облегченно вздохнул Зверев и поднялся в полный рост.

Еще через час он сидел на крыльце перед большим костром, разложенным прямо возле колодца, ел горячую конину, которую срезал для него полуголый щербатый воин — усатый, безбородый и с богатой перевязью через плечо, на которой висел шляхтичский палаш, — запивая ее разведенным примерно втрое вином. Наверняка трофейным — иначе у татар оно появиться вроде как не могло. Да и не пили они сами, только угощали.

— Это еще кто? — указал думный дьяк на обширную коллекцию висельников, что раскачивались на берегах за поселком.

— А, неверные, — с показной небрежностью отмахнулся Урук-бек. — Как медом намазано, третий раз наехать на деревню собираются. Ну, так мы ведь их издалече слышим. Расходимся тихо, укрываемся, а как заезжают — поперва из луков сечем, кто без брони. А кто в броне — тех по ногам да по рукам, а опосля пикой с седла собьешь, что ценное есть, снимешь, а самих, вестимо, куда — на дерево. Не кормить же их, татей, из общего кошта?

— Правильно, — одобрил Зверев татарскую тактику. — А ты, стало быть, здесь сидишь?

— Здесь, княже. Удобно здесь. И близко, за полдня до вражьего лагеря дозорные добираются, и не так, чтобы врасплох застали. Уйти при опасности легко успеем, коли большой силой неверные надвинутся. Собраться времени хватит. Не бросать же добро добытое им на потеху? Сотники мои на иных тропах и дорогах окрест стоят. Тоже неверных бьют, Дабы по землям нашим не бродили. Весточки каженную неделю присылают. Ты не думай недоброго, Андрей Васильевич, мы смердов здешних не трогали. Сами ушли, когда о ляхах прослышали.

— Значит, у тебя дозоры есть возле польского лагеря?

— А как же без них?! — немало изумился Урук-бек. — В ратном деле догляд за ворогом превыше всего. Близко, знамо дело, не показываются. Насколько глаз хватает — оттуда и смотрят.

— Отлично, — снова похвалил поволжцев князь Сакульский. — Меня в дозор к ним завтра отправь. Увидеть хочу, как крепость наша держаться будет.

Место для наблюдения за захватчиками татары выбрали у корней пышной вербы, нарубив лапника и выстелив им землю на толщину почти в две ладони. На такой подстилке сырость земли не ощущалась даже в дождь, капли которого протекали в глубину, не сильно досаждая дозорным. Прикрывшись же конскими шкурами, поверх которых насыпаны листья, сторож оказывался в уютном теплом укрытии, различить которое человек посторонний не смог бы и с двух шагов. Помещалось здесь всего три человека — остальные, с лошадьми наготове, дожидались товарищей в глубине леса, почти в полуверсте. Так, чтобы и добежать при опасности сил хватило, и ржание лошадей или ненароком произнесенная фраза дозорных не выдала.

Пахом остался с лошадьми, князь же и двое татар аккуратно подобрались к схрону, сменили прежних караульных, аккуратно выползших из-под шкур, чтобы не повредить лиственную присыпку, на которой уже успели сплести паутину местные насекомые и нападать сломанные ветром свежие веточки.

Заняв среднее место, Андрей тяжко вздохнул, вспомнив придуманные в его время бинокли, и пристроил подбородок на кулаки, наблюдая за далекой крепостью Сокол и поляками перед ним.

• Предыдущая
• 46/64
• Следующая