Семья Корлеоне - Фалько Эд - Страница 34

• Предыдущая
• 34/105
• Следующая

— Какое значение тут имеет время? — сказал Корк. — Если Хукс найдет этого подонка, он его убьет.

— Какое значение тут имеет время?.. — повторила Эйлин.

— Хукс — сицилиец, Эйлин, — объяснил Сонни. — Для него два с половиной года — ничто. Если Хукс узнает, кто убил его друга, через двадцать два с половиной года этот человек — труп. Сицилийцы никогда не забывают и ничего не прощают.

— Сицилийцы и ирландец из Донегола, — сказала Эйлин. — Я хочу, чтобы убийцу Джимми покарал закон. — Она повернулась к брату: — Ты знал Джимми. Тебе не нужно объяснять, как он предпочел бы все сделать.

— Видит бог, Эйлин, я любил Джимми как родного брата, — сказал Корк, внезапно заводясь, — но в этих вопросах мы с ним никогда не соглашались. И ты это знаешь. — Отодвинув стул от стола, он оглянулся на дверь в гостиную, проверяя, что делает Кейтлин. — Джимми был идеалистом, — продолжал он, снова поворачиваясь к сестре, — а я, как тебе прекрасно известно, в таких вещах реалист.

— И ты одобришь убийство убийцы, так? — Эйлин нагнулась через стол к брату. — Ты полагаешь, это что-то докажет? Ты полагаешь, это что-то изменит?

— А, сейчас ты говоришь совсем как Джимми, — сказал Корк, вставая из-за стола. — У меня сердце разрывается. Эй! — окликнул он Кейтлин. — Что ты там делаешь? — Повернувшись к Эйлин, Корк сказал: — Если бы я знал, кто убил Джимми, я сам бы его убил, и точка.

Снова посмотрев в сторону гостиной, он поднял руки над головой, заревел как чудовище, и погнался за визжащей Кейтлин.

Эйлин повернулась к Сонни.

— Господи, — пробормотала она, — вы оба…

— Похоже, у вас семейный спор, — сказал Сонни. — Он оглянулся на свою шляпу, которую повесил на угол двери. — Мне пора идти.

— Бобби и Джимми, — продолжала Эйлин, словно он не произнес ни слова. — Они спорили вот здесь, за этим самым столом. Непримиримые противники, и предмет спора всегда один и тот же. Бобби утверждал, что мир порочен и нужно жить в нем в таком, какой он есть, а Джимми возражал, что нужно верить в нечто лучшее. Это повторялось снова и снова. — Невесело посмотрев в свою чашку, она снова подняла взгляд на Сонни. — Вот таким был Джимми. Он не спорил с Корком, что мир полон грязи и крови, и даже не утверждал, что такое положение дел изменится; но он хотел научить мальчишку чему-то и говорил: «Нужно верить в то, что мир изменится, ради своей собственной души».

Она умолкла, глядя на Сонни.

— Сожалею, что мы с ним не были знакомы, — сказал тот.

Эйлин кивнула, словно радуясь перспективе подобной встречи.

Пройдя в гостиную, Сонни застал Корка обнимающим Кейтлин. Девочка хохотала словно одержимая, пытаясь высвободиться из его объятий.

— Сонни, помоги мне, хорошо? — сказал Корк, быстро разворачиваясь. — Мне с нею не сдюжить! — крикнул он и, завершая оборот, бросил кричащую девочку прямо в руки Сонни.

— Эй! — воскликнул тот, хватая вырывающуюся Кейтлин. — И что мне с нею делать?

Крутанувшись, Сонни бросил визжащую девочку обратно Корку.

— Достаточно? — спросил у нее тот.

Перестав вырываться, Кейтлин посмотрела на Сонни, затем на Корка.

— Еще хочу! — вскрикнула она, и Корк раскрутил ее, собираясь бросить Сонни, который со смехом приготовился ее ловить.

Стоя в дверях кухни спиной к стене, Эйлин покачала головой. Улыбка у нее на лице переросла в смех, когда вопящая Кейтлин пролетела по воздуху и очутилась в руках Сонни.

Оторвав от стены кусочек обшелушившейся краски, Шон подождал, когда по Одиннадцатой авеню закончит грохотать поезд, и снова постучал в дверь Келли. Последние несколько часов он провел, бесцельно катаясь на трамваях, поскольку у него не было ни малейшего желания возвращаться домой и встречаться с Уилли и Донни. Однако не мог же он оставаться на улице всю ночь — к тому же братья приказали ему идти домой, ведь так? И все же Шон пока что не хотел их видеть.

— Келли! — крикнул он, обращаясь к запертой двери. — Я знаю, что ты дома. Я видел, как ты прошла мимо окна.

Прижав ухо к двери, Шон услышал, как скрипнули пружины матраца, затем звякнуло стекло. Он представил себе тело Луки Брази, распростертое перед дверью своей квартиры, и ему захотелось узнать, действительно ли Донни отрезал ублюдку член и засунул ему в рот. У него перед глазами возникла отчетливая картина: Лука Брази с собственным членом во рту. Поежившись, Шон провел руками по волосам и ощупал револьвер в кармане. У него в ушах снова прозвучали слова Уилли: «Мы вот-вот натравим на наши жалкие ирландские задницы всех до одного ублюдочных итальяшек города…»

— Келли! — с мольбой крикнул он. — Ну же, открой дверь. Это твой брат.

Когда дверь наконец отворилась, Шон отступил назад и закрыл лицо руками.

— О боже… — пробормотал он, всматриваясь в полумрак.

— Ну, — сказала Келли, — ты хотел меня видеть, Шон. Вот она я.

Она стояла, одной рукой придерживая полуоткрытую дверь, другую положив на косяк. Под обеими ее глазами чернели синяки, щеки распухли, лоб был рассечен. Она была в ярко-красных туфлях и белой мужской сорочке с закатанными рукавами. Судя по размерам, это была рубашка Луки. Ее низ доходил Келли до лодыжек.

— О, Шон, ради всего святого, перестань строить из себя невинного младенца, хорошо? Все не так уж плохо.

Оторвав руки от лица, Шон поморщился, глядя на сестру.

— О матерь божья! — пробормотал он. — Келли…

Та состроила ему гримасу и тотчас же поморщилась, словно это причинило ей боль.

— Что тебе нужно, Шон? Я полагала, с семьей у меня все кончено.

— Ты же знаешь, я сам всегда был против, — возразил Шон. Он заглянул поверх плеча сестры в квартиру. — Можно мне зайти?

Келли удивленно посмотрела на свою квартиру так, будто та внезапно превратилась в место, куда кому-то хочется зайти.

— Разумеется, — пожала плечами она. — Добро пожаловать.

Войдя внутрь, Шон поискал взглядом, куда бы сесть. На кухне не было ни стола, ни стульев, только пустое пространство перед пустой раковиной. Впрочем, и кухней это назвать было нельзя. В квартире имелся уголок с раковиной и несколькими полками, отделенный неким подобием арки от спальни, которую занимали маленькая кровать, рядом с ней шаткая тумбочка, и большое мягкое кресло у окна, выходящего на Одиннадцатую авеню. Кресло по самые подлокотники было завалено журналами и предметами одежды. Шон сбросил одежду и журналы на пол, и с обложек на него уставились портреты голливудских звезд: Джин Харлоу, Кэрол Ломбард, Фей Рей. [31]Обернувшись, Шон увидел, что Келли наблюдает за ним, прислонившись к закрытой двери. Рубашка ее была расстегнута до половины, открывая грудь настолько, что ему стало неловко.

— Келли, застегнись, ладно? — Шон указал на обнаженную грудь.

Запахнув рубашку, Келли принялась возиться с пуговицами, но безуспешно.

— Эй, Келли, — неодобрительно произнес Шон, — неужели ты настолько пьяна, что не можешь застегнуть свою рубашку, черт побери?

— Я не пьяна, — глухо промолвила Келли, словно обращаясь не брату, а к себе самой.

— Нет, твои пальцы явно не могут справиться с пуговицами, — сказал Шон, застегивая сестре рубашку, словно та снова превратилась в маленькую девочку, и он вынужден был за ней ухаживать. — Ты только посмотри на себя, Келли, — добавил он, и его глаза наполнились слезами.

— Шон, ну когда ты наконец повзрослеешь? — сказала Келли. Отстранив брата, она улеглась на кровать, накрылась красным одеялом и подложила под голову подушку. — Итак, вот ты здесь… — Она подалась к брату, словно спрашивая, что ему нужно.

Освободив кресло от одежды и прочего барахла, Шон придвинул его к кровати.

— Келли, — начал он, устало плюхаясь в кресло, — ты ведешь неправильную жизнь.

— Вот как? — насмешливо спросила Келли. — Мне следует вернуться домой, чтобы кормить и обстирывать вас? Бегать за всеми, как прислуга? Нет уж, Шон, покорнейше благодарю. И ты пришел сюда только ради этого? Чтобы вернуть меня домой?

• Предыдущая
• 34/105
• Следующая