Семья Корлеоне - Фалько Эд - Страница 16
- Предыдущая
- 16/105
- Следующая
Эти воспоминания Вито хотелось навсегда прогнать. Четырнадцать лет назад, когда Вито избрал для себя этот путь, убив дона Фануччи, еще одного жирного борова, который пытался заправлять своим маленьким уголком Нью-Йорка так, словно это была сицилийская деревушка, его друзья решили, что он не знает страха и безжалостен к своим врагам. И Вито не стал их в этом разубеждать. Наверное, в каком-то смысле это соответствовало действительности. Однако на самом деле ему захотелось убить Фануччи, как только он впервые его увидел, и он нашел в себе решимость сделать это, когда понял, какую выгоду это ему принесет. Он не испытал ни одного мгновения страха. Вито подкараулил Фануччи в темном подъезде его дома; звуки улицы, музыка и шум фейерверка в честь праздника святого Дженнаро заглушались толстыми кирпичными стенами здания. Чтобы скрыть звук выстрела, Вито обмотал дуло револьвера полотенцем, и полотенце вспыхнуло, когда он выпустил первую пулю в сердце Фануччи. Когда тот распахнул пиджак, словно в поисках надоедливой пули, Вито выстрелил еще раз, на этот раз в лицо, и пуля вошла чисто, оставив только маленькую круглую дырочку под скулой. Только после этого Фануччи наконец повалился на пол, и Вито, сорвав тлеющее полотенце с револьвера, засунул дуло Фануччи в рот и всадил последнюю пулю ему в мозг. При виде Фануччи, безжизненной кучей застывшего у дверей собственной квартиры, Вито ощутил только удовлетворение. Хотя логика рассудка не понимала, каким образом убийство Фануччи может отомстить за смерть его родных, логика сердца все поняла.
И это явилось началом. Следующим человеком, которого убил Вито, стал сам дон Чиччо. Вито вернулся на Сицилию, в свою родную деревушку Корлеоне, и выпотрошил ублюдка, как свинью.
И вот сейчас Вито сидел в кабинете своих просторных апартаментов, сам дон, и разглядывал чертежи своего собственного земельного участка. Внизу опять ссорились Фредо и Майкл. Сняв пиджак, Вито повесил его на спинку кресла. Когда ребята перестали кричать, он снова занялся чертежами. Затем Кармелла прикрикнула на детей, и те опять принялись вопить, каждый доказывая собственную правоту. Не успел Вито спуститься и до половины лестницы, как крики прекратились. Когда он вошел на кухню, Майкл и Фредо сидели за столом. Майкл читал учебник, Фредо ничего не делал — сидел, сложа руки перед собой. Под встревоженным взглядом Кармеллы Вито схватил сыновей за уши и потащил их в гостиную. Он присел на край плюшевого кресла у окна, продолжая крепко держать обоих за ухо.
Фредо принялся вопить «Папа! Папа!», как только отец схватил его за ухо, в то время как Майкл, как обычно, хранил молчание.
— Папа! — запричитал Фредо. — Майкл стащил у меня из кармана пятицентовик! — У него на глазах уже наворачивались слезы.
Вито посмотрел на Майкла. Младший сын напоминал ему его самого в детстве. Похоже, больше всего Майклу нравилось играть одному, и он говорил очень мало.
Встретившись взглядом с отцом, тот молча покачал головой.
Отвесив Фредо подзатыльник, Вито взял его за подбородок.
— Ну, монета была у меня в кармане! — в ярости завопил Фредо. — А теперь ее нет.
— Поэтому ты обвиняешь своего брата в воровстве?
— Ну, — сказал Фредо, — пятицентовик ведь пропал, папа, правда?
Вито крепче стиснул сыну подбородок.
— Я снова тебя спрашиваю, — сказал он, — ты обвиняешь своего брата в воровстве? — Вместо ответа Фредо лишь молча отвел взгляд, и Вито отпустил его со словами: — Извинись перед Майклом.
— Прости меня, — натянуто промолвил Фредо.
Позади открылась входная дверь, и в прихожую вошел Сонни. Он был в комбинезоне, в котором работал в гараже; лоб и подбородок были измазаны машинным маслом. Кармелла, стоявшая в дверях кухни, бросила многозначительный взгляд на мужа.
Вито приказал младшим сыновьям подняться к себе наверх и до ужина не спускаться вниз; для Фредо это было наказание, в то время как Майкл все равно закрылся бы у себя в комнате и читал бы или занимался чем-либо еще. Когда Сонни вошел в гостиную, Вито сказал:
— И ты снова тащился через весь Бронкс, только чтобы принять ванну?
— Раз уж я здесь, я не буду иметь ничего против маминой стряпни, — сказал Сонни. — К тому же, пап, если я хочу мыться у себя, мне приходится делать это на кухне.
Пройдя в комнату, Кармелла сняла фартук.
— Ты только посмотри на себя, — сказала она сыну. — Ты весь в машинном масле!
— Такое бывает, когда работаешь в автомастерской, ма. — Подойдя к матери, Сонни стиснул ее в объятиях. — Я сейчас приведу себя в порядок, — добавил он, повернувшись к Вито.
— Ты останешься на ужин? — спросила Кармелла.
— Конечно, ма, — ответил Сонни. — Что ты готовишь? — спросил он уже с лестницы, направляясь к себе в комнату.
— Телятина с овощами по-пармски, — ответила Кармелла.
— Ты хочешь проверить меню? — сказал Вито. — Посмотреть, все ли тебе нравится?
— Мне нравится все, что готовит мама, — обернувшись, ответил Сонни. — Верно, ма? — Не дожидаясь ответа, он поспешил наверх.
— Я с ним поговорю, — тихо сказал Вито, поднимаясь из кресла.
Достав из кармана жилета часы, он увидел, что времени без нескольких минут шесть. По пути к лестнице Вито включил радио и медленно покрутил ручку настройки. Отыскав выпуск новостей, послушал немного, затем продолжил поиски, надеясь найти итальянскую оперу. Новости были посвящены предстоящим выборам и независимым кандидатам — в частности, кандидату на должность мэра, большой шишке, выходцу из Неаполя, pezzonovante, который представлял себя как сторонника реформ. Когда Вито дошел до рекламы зубной пасты «Пепсодент» и последовавшего за ней спектакля «Эймос и Энди», [20]он задержался настолько, чтобы понять, что Эймос опять втянул приятеля в какую-то историю, после чего выключил радио и поднялся к Сонни в комнату. Он постучал, и Сонни приоткрыл дверь, выглянул в коридор, после чего открыл дверь до конца и воскликнул: «Пап!», судя по всему, удивленный тем, что отец стучит к нему в комнату. Он был с голым торсом, через плечо висело полотенце.
— Ну? — спросил Вито. — Я могу войти?
— Конечно, — поспешно сказал Сонни. — Что я натворил? — Полностью распахнув дверь, он отступил в сторону, пропуская отца в комнату.
Его комната была маленькая и простая: односпальная кровать у стены с распятием над деревянной спинкой, буфет, на полке пустая вазочка из граненого стекла для конфет на ножках; на двух окнах простые муслиновые занавески. Присев на кровать, Вито знаком предложил сыну закрыть дверь.
— Надень рубашку, — сказал он. — Я хочу с тобой поговорить.
— В чем дело, папа? — Достав из верхнего ящика буфета смятую рубашку, Сонни натянул ее на себя. — Что-нибудь случилось? — спросил он, застегиваясь.
Вито похлопал по кровати рядом с собой.
— Присаживайся, — сказал он. — Мать тревожится насчет тебя.
— Она тревожится из-за денег, — сказал Сонни, наконец понимая, в чем дело.
— Совершенно верно, — подтвердил Вито. — Она тревожится из-за денег. Ты не заметил пропажи пятидесяти долларов? Ты оставляешь пятидесятидолларовую купюру в кармане штанов и даже не спрашиваешь мать о ней?
— Мама отдала деньги Тому, папа. — Сонни подсел на кровать к отцу. — Том мне все рассказал. Если бы я решил, что потерял полтинник, то спрашивал бы по всему городу. Но поскольку я знаю, где деньги, зачем спрашивать?
— Сонни, откуда у тебя пятидесятидолларовая бумажка? — спросил Вито. — Это больше, чем ты зарабатываешь за две недели.
— Пап, а на что мне тратить деньги? Ем я в основном здесь. А квартира обходится мне совсем дешево.
Сложив руки на коленях, Вито молча ждал.
— Господи, — снова заговорил Сонни и, вскочив с кровати, повернулся к отцу спиной, затем опять развернулся лицом. — Ну хорошо, — сказал он. — В субботу вечером я играл в «Гринпойнте» в покер с поляками. — Защищаясь, Сонни повысил голос. — Это была дружеская игра, пап! Обычно я проиграю пару долларов, выиграю пару… Но тут я выиграл по-крупному. — Сонни хлопнул руками. — Пап, это всего лишь покер в субботу вечером!
20
«Эймос и Энди» — серия радиоспектаклей компании Эн-би-си о двух неграх, пускающихся на различные ухищрения в поисках заработка.
- Предыдущая
- 16/105
- Следующая