Обреченные любить - Йон Ларисса - Страница 4

• Предыдущая
• 4/62
• Следующая

Впрочем, сначала придется потрудиться, чтобы залатать ее.

— Пейдж, скальпель.

Сознание возвращалось медленно, крохотные пятна света постепенно вытесняли тьму. Тьма, такая уютная и знакомая, все еще не отпускала Тайлу, соблазняя ее покоем, но боль подталкивала сознание к свету. Каждый дюйм ее тела болел, а голова казалась слишком большой и непомерно тяжелой для шеи и плеч. Она застонала и открыла глаза.

Смутные размытые очертания тел плыли перед глазами. Наконец ее взгляд сфокусировался, и… вуаля: она оказалась в ином мире, ибо перед ней стоял черноволосый бог. Его губы, такие манящие, шептали что-то, но навязчивый гул в голове не давал ей расслышать ни слова.

Она прищурилась и сосредоточилась на его губах. Имя. Он хочет знать, как ее зовут. Ей пришлось напрячь память, чтобы вспомнить. Здорово. Должно быть, она ударилась головой. Впрочем, это объясняло головную боль.

— Тайла, — выдавила она, недоумевая, откуда такая боль в горле. — Тайла Манкузо. Наверное. Это говорит вам что-нибудь?

Он улыбнулся, и если бы она не умирала на столе в операционной, то непременно оценила бы его ровные белые зубы и обольстительную улыбку. У парня отличный дантист.

— Тайла? Ты меня слышишь?

Она уже слышала, но гул все равно мешал.

— Ага.

— Хорошо. — Он положил ладонь ей на лоб, открыв на секунду предплечье с изысканной витиеватой племенной татуировкой. — Ты в госпитале. Расскажи о себе все, что сможешь. Аллергия? Непереносимость лекарств? Родители?

Она удивленно моргнула. Ей показалось, или он спросил про родителей? Неужели веки могут болеть? Могут или нет, но у нее точно болели.

— Пустая трата времени. — Это говорил человек с экзотической внешностью — наверное, родом с Ближнего Востока. Он внимательно смотрел на нее.

— Юрий, иди занимайся своими пациентами. — С этими словами обольстительный доктор с глазами цвета эспрессо выпроводил собеседника за дверь. — Тайла, вы можете отвечать на вопросы?

Ах да, все верно… аллергия, родители, непереносимость лекарств.

— Да нет. Аллергии нет. — Как, впрочем, и родителей. А что до непереносимости, то об этом она не могла говорить.

— Тогда ладно. Я дам вам лекарство, которое поможет вам уснуть, и если оно не убьет вас к утру, то, проснувшись, вы будете чувствовать себя гораздо лучше.

Лучше, чем сейчас, это уже хорошо. Потому что тогда она сможет заняться вплотную симпатичным доктором.

Один только факт, что она готова наброситься с поцелуями на доктора, говорил ей намного больше о травме головы, но какого черта в конце-то концов. Симпатичная медсестра только что ввела ей что-то совершенно улетное, и если она и дальше будет смотреть на этого меднокожего, татуированного, невероятно красивого доктора, то не сможет сдерживаться, оседлает его и прокатится на нем по долине наслаждений. Снова и снова.

— Бьюсь об заклад, что ты можешь заставить женщину сбросить с себя все одним лишь взглядом. — Неужели она произнесла это вслух? Его усмешка говорила о том, что она действительно озвучила свои шальные мысли. — Лекарства развязали мне язык. Не принимай на свой счет.

— Пейдж, введи еще один кубик, — сказал он.

Горячая жидкость разлилась по венам.

— М-м-м… пытаешься избавиться от меня, да?

— Это мы уже обсуждали.

Дьявол, этот парень говорит странные вещи. Впрочем, не все ли равно. Ее глаза все равно не откроются, а тело не будет ей подчиняться. Только слух еще подчинялся ей, и, отходя в мир иной, она услышала еще кое-что.

— Рейт, я ведь сказал: ее нельзя убивать.

Ух ты! Лечащий врач на ее стороне. Она улыбнулась бы ему, не потеряй лицо чувствительности. Однако слух, похоже, тоже отказывал, потому что последнее, что она услышала, не могло быть правдой:

— Пока нельзя.

Кто-то рядом занимался сексом. Эйдолон чувствовал это. Носом чуял. Это была одна из его видовых особенностей — любой демон-семинус может это почуять в радиусе тридцати ярдов. Он шел на запах, и его собственное возбуждение все нарастало. В госпитале все время кто-то спаривается. Как правило, это Рейт, но сейчас Эйдолон чувствовал только женское присутствие.

Обычно инкубы шли на поводу у своих желаний, но Эйдолон научился контролировать свое возбуждение и, как правило, не пользовался женскими слабостями. Во всяком случае, он мог контролировать себя до недавнего времени, когда ему стукнуло сто и он начал процесс Видоизменения. Сопротивляться инстинктам стало все сложнее и болезненнее.

Дьявол, лучше бы Рейт или Шейд добрались до этой самочки раньше, чем он, и удовлетворили бы все ее желания.

Он быстро шел по коридору, кивая сотрудником в знак приветствия. Когда он добрался до палаты, в которой лежала убийца, ощущение чужого возбуждения стало практически непереносимым. Низкий похотливый стон заставил его прикусить губу, чтобы самому не застонать от желания.

Бормоча под нос проклятия, он протиснулся мимо двух чертей, вооруженных таким количеством седативных препаратов, что хватило бы даже на демона-гаргантюа, и вошел в палату.

Тайла лежала на госпитальной койке, сжав кулаки, и сбивчиво, учащенно дышала. Она вскрикнула и подала вперед бедрами, словно принимая в лоно вымышленного любовника.

В шаге от ее койки стоял его братец и нагло ухмылялся.

— Убирайся из ее головы, Рейт.

— Тебе просто завидно, ведь ты так не можешь.

Эйдолон сделал глубокий вдох и про себя помолился Богам-Близнецам. Переменчивое настроение Рейта и без того делало общение с ним трудным в любой ситуации, а если прибавить к этому его гипертрофированные базовые инстинкты — секс, насилие, жажду крови, — то из трудного в общении Рейт переходил в разряд невыносимых.

— Рейт…

— Остынь, брат. Она убивает таких, как мы. Я просто хотел узнать, что она будет чувствовать от секса с такими, как мы. — Рейт покосился на Эйдолона. — А точнее, от секса с тобой. Я, видишь ли, более разборчив в своих половых связях, так что мне пришлось скормить ей твой образ.

Эйдолон с трудом удержался от смеха. Слова «Рейт» и «разборчивость» взаимоисключали друг друга. И Шейд и Эйдолон предпочитали для любовных утех самок человеческого рода, хотя предпочтения Эйдолона в ближайшее время неизбежно изменятся. Зато Рейт готов был спариваться со всем, что движется, за исключением людей и вампиров. Хотя и эти исключения были под вопросом.

Голова Тайлы металась по подушке, а тело билось в конвульсиях оргазма. Внезапно Эйдолон представил себе, как она точно так же извивается под ним: как он овладевает ею, схватив за каштановые волосы, а она умоляет его продолжать. Эйдолон тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения.

— Хватит дурачиться, — прорычал он брату. Тот явно почувствовал возбуждение Эйдолона. — Она порвет связки.

Обоснование было довольно слабым, хотя состояние девушки казалось вполне сносным. За последние двадцать четыре часа он не только залатал ее раны. Ее обмыли регенеративным раствором, напоили зельями и окутали лечебными заклинаниями сотрудники госпиталя. Она вскочит и примется убивать всех вокруг, как только закончится действие седативных препаратов. И это напомнило ему, что пора принять меры предосторожности. Заклятие Небес не позволит ей причинить кому-либо вред в стенах госпиталя, зато сам госпиталь может сильно пострадать.

— Слушай, а мне казалось, что во время эсгенезиса ты будешь поактивнее. — Рейт взял Эйдолона под локоток, проводил до двери и подмигнул. — Или все обстоит несколько иначе? Ты похож на девственника, который пришел в бордель и не может определиться, какую из шлюх он хочет больше остальных. — Он сморщил нос. — Но она же Баффи, старик. Я скорее залезу на труп.

— Не сомневаюсь.

Рейт фыркнул.

— Я тоже тебя люблю, брат. — Рейт взялся было за ручку двери, но передумал. — Да, кстати, Джемелла звонила. Хочет, чтобы ты с ней связался. Везет тебе.

— Это не то, о чем ты подумал.

• Предыдущая
• 4/62
• Следующая