Присвоенная - Багирова Марина - Страница 44
- Предыдущая
- 44/82
- Следующая
- Кристоф, пожалуйста! - умоляла я, почти плача, - позволь мне помочь!
Что-то было в моих руках, и я стала вытирать этой тряпкой проклятую жидкость с его руки, плеча, шеи. Но он был слишком высок, и ткань не доставала. Ухватив ее крепко, я резко рванула, отдирая ее часть - часть алого шелка, и трясущимися руками бесконечно убирала с его кожи и одежды то, что причиняло ему боль. Сквозь пелену из слез я уже почти ничего не видела и все умоляла, умоляла его открыть лицо...
Мои щеки были все мокрые, когда его рука, дрогнув, опустилась. И я заплакала еще сильнее. Вся левая сторона лица была обожжена, шея выглядела так, будто лежала на раскаленных углях, а сквозь одежду проступали мокрые пятна невидимых пока повреждений на груди, плече, животе...И всюду, всюду мелкие точки ожогов...
Вдруг заныла левая часть лица, шея, плечо, грудь - каждая его рана болела у меня. Вцепившись пальцами в его одежду, роняя на нее тяжелые соленые капли, я упрашивала:
- Скажи, чем помочь, скажи...
А он притронулся к моей щеке и улыбнулся.
- Мне уже не больно, Диана.
И эта улыбка вернула красоту в его черты, а светящиеся счастьем глаза заставили повреждения исчезнуть... У меня перехватило дыхание - так он был прекрасен...
** ** **
Глядя, как Мойра обрабатывала его раны, вздрагивая вместе с ним от боли каждый раз, когда тампон, смоченный в желтоватой жидкости, касался обожженных мест на его коже, я устало размышляла...
Может, я все испортила?
Когда ко мне вернулась способность видеть что-либо, кроме его боли, взгляды гостей вокруг нас были очень странными. И было сложно сказать, что они отражали на самом деле: насмешку, удивление или...зависть. В конце концов, я не настолько разбиралась в их психологии. Но мне было все равно.
Единственный, кто привлек мое внимание, это Адамас. Он участливо заглядывал в лицо Кристофа, цокая языком, многократно и неубедительно извинялся, становился за его плечом, демонстративно глядя на меня - достаточно ли ясна разница между его совершенной красотой и уродством Кристофа. У меня было почти непреодолимое желание схватить его за волосы и окунуть по пояс в проклятое озеро, и только понимание того, насколько это неосуществимо, останавливало меня. И я просто смотрела ему в глаза, мысленно выжигая их...
Кристоф потряс меня спокойствием и терпением. Казалось, мои слезы смыли его боль без следа. Он игнорировал Адамаса с его фальшивыми извинениями, и играл с улыбкой свою роль радушного хозяина, будто и не было на его коже и одежде жидкости, въедавшейся все глубже с каждой минутой. Однако, так же вели себя и остальные пострадавшие. Меня коробило от этой показной доблести, но, как я уже поняла, традиции на этом балу были святы.
...Уже светало, когда последний гость попрощался с нами. Мы стояли на крыльце, рука об руку. Я взволнованно повернулась к нему.
- Кристоф...
- А теперь пойдем, - прервал он меня с улыбкой, - есть одно старое доброе средство.
И вот я смотрела, как Мойра пыталась помочь ему, и думала, насколько же надо тосковать по сильным переживаниям, чтобы так безрассудно рисковать собой. И невозможно было не задаться пугающим вопросом,...а будет ли это горение мной долгим? Хватит ли его хотя бы на мою короткую жизнь с ним?...
Но сейчас имело значение лишь одно - его боль. И я опять вздрогнула, следя за тампоном.
- Диана, мне уже не больно.
Его успокаивающий тон не убеждал меня. Как могло быть это не больно?
Но Мойра уже убирала все на поднос и явно собиралась уходить.
- Я даю тебе слово, Диана. Иди сюда, сама увидишь - все уже затянулось, - он поднялся с дивана.
Осторожно, боясь случайно задеть его, я подошла и не поверила своим глазам. На месте ран были свежие рубцы, как если бы прошло уже пару недель с момента ожога.
- Традиция этих сражений насчитывает столько веков, - уже в дверях сказала Мойра, - что не могла не вызвать изобретения заживляющего средства. Но оно не всесильно, к сожалению. С другой стороны, - улыбнулась она, - если бы заживало слишком быстро, какой бы был в сражении смысл? Ну, все, спокойной ночи или, скорее, уже спокойного дня.
И, смеясь, она закрыла дверь.
- Тебе, правда, не больно? - все еще не веря, я хотела и не решалась коснуться большого темного рубца, спускавшегося с левого плеча и тянувшегося через грудь к животу Кристофа. Сейчас, когда он был без рубашки, и стали видны все повреждения, сосредоточившиеся, в основном, по левой стороне его мощного торса, я ярко чувствовала их на своем теле - на левой стороне.
Улыбнувшись, он взял мою руку и прижал к рубцу на груди.
- Не больно. Правда.
Вдруг меня пронзило острое осознание того, что я впервые касаюсь его обнаженного тела. Стало трудно дышать. Сердце ускорило бег.
- Но теперь так будет долго, Диана, - глупый, он думал, что это отпугнет меня.
Еле заставив себя посмотреть ему в глаза, я прошептала:
- Это не имеет значения. Ничто уже не имеет значения,... ничто... кроме...
Кристоф шумно вдохнул, раздувая ноздри, и склонился ко мне.
- Кроме чего, Диана? - с высоты своего роста он смотрел на меня тяжелым разгорающимся взглядом.
Привстав на цыпочки и с наслаждением (наконец-то!) запустив руку в черный шелк его волос, я подтянула его к себе и шепнула в здоровое ухо:
- Кроме того, как дико я тебя хочу.
И мир исчез в огне...
** ** **
Все изменилось.
В краткие мгновения, когда разум мог воспринимать что-то иное, кроме того, кто был одним целым со мной, я не могла понять, сменил ли день остаток ночи, как это всегда бывало прежде.
Казалось, вслед за потоками ливня, легшего на стекло мутной пеленой, вслед за яростными вспышками молний, попадавшими в унисон со взрывами нашего удовольствия, выглянуло солнце. Я заметила это лишь потому, что его лучи, отразившись в глазах Кристофа, заставили их искриться изумрудом.
Но ведь потом опять было темно? Или луна мне только привиделась? Или это снова гроза закрыла небо полночными тучами, сотрясая мир громом, оглушительным, но все же неспособным перекрыть наши крики?...
В пространстве больше не было ориентиров. Потолок и пол так часто менялись местами, что все вокруг кружилось каруселью наслаждения, заставлявшей меня парить в воздухе...А может, так и было?
Потерявшись во времени, я засыпала в прохладных объятиях Кристофа только, когда не оставалось сил пошевелить мизинцем. И во сне снова видела его горящие желанием глаза, слышала его тигриное рычание, дышала его запахом...
Он вонзался в мой сон со стоном «Диана-а-а», вырывая из краткого отдыха. И наполовину все еще там, в мире размытых образов, где мы так же не знали покоя, я тихо смеялась про себя: «Ненасытное чудовище!», но не загореться в его пламени было невозможно. И миллионы звезд вспыхивали перед моими так и не открывшимися глазами...А ненасытное чудовище ревело в ответ: «Ты моя-я-я!...», счастливо выдыхая вслед: «...наконец-то...».
Мое тело принимало его как часть себя. Будто давным-давно мы уже были одним целым и теперь после разлуки длиной в вечность мы соединились вновь. Это было как откровение, как возвращение, и вспоминая его слова: «Ты создана для меня», я понимала - это правда...
Больше не было запретов. Все, что когда-то выглядело ненужным, глупым, постыдным, с ним обрело смысл - стало желанным. И я исследовала его так же жадно, как и он меня. Передо мной открылась другая сторона жизни, о существовании которой я даже не подозревала...
- Никогда не думала, что может быть... так...
- Хорошо? Восхитительно?
Я отрицательно мотала головой, смеясь.
- Нет,...я не могу найти слов, Кристоф. Ни в одном известном мне языке таких слов нет.
- Ну, я же обещал, помнишь? - и он снова целовал меня, пробуждая резервы, казавшиеся неисчерпаемыми...
...Наконец, я поняла, что за окном утро. Вот только, утро какого дня? Это был серьезный вопрос.
- Предыдущая
- 44/82
- Следующая
