Хозяин Соколиного гребня - Коултер Кэтрин - Страница 45

• Предыдущая
• 45/86
• Следующая

– Я вовсе не дитя и к тому же не ваше.

– Очень скоро ты станешь моей дочерью, но довольно об этом. В конце концов ты поймешь, что жизнь не всегда дает тебе то, чего ты от нее хочешь. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на меня.

– Я смотрю на тебя, госпожа, и вижу перед собой женщину, у которой есть все, чего она только может пожелать. Я вижу женщину, которая может командовать и вмешиваться в чужие дела, сколько ее душе угодно. Я вижу женщину, которая настолько не любит своего единственного сына, что желает женить его на женщине, которая его терпеть не может, женщине, которая беременна от другого. Пожалуй, мне больше нравится моя мачеха Сайра – она по крайней мере не скрывает своей испорченности и хотя бы в этом честна.

Турелла заставила себя сдержаться. Эта девушка нарочно старается разъярить ее, и это у нее получается, Потому что все, что она сказала, – правда. Королева вздохнула.

– Этот лимонад такой вкусный. Не хочешь ли попробовать?

Говоря, Турелла спокойно налила лимонада в свой кубок и осушила его.

– Да, хочу, – сказала Чесса, когда Турелла выпила последний глоток.

Они сидели рядом в сгущающихся сумерках, и Турелла рассказывала Чессе о Булгарском ханстве, о безбрежных бесплодных степях, простирающихся между редкими поселениями, о торговых путях, которые бдительно охраняют, за которые сражаются, о викингах, которые правят в Киеве и постепенно распространяют свое владычество на юг и восток.

Чесса слушала рассказ королевы и – вот странно! – ее голос звучал все глуше и глуше, будто отдаляясь. Меррик привез Ларен, ее младшего брата Таби и Клива из Киева. Как бы ей хотелось побывать в этом удивительном городе! От одного его имени веяло волшебством. Она слышала тихое гудение насекомых, которые летали вокруг, но не задевали ее лица. Ее ноздрей вдруг достиг аромат гиацинтов и необыкновенных роз Туреллы, хотя она сидела далеко от них. Нет, когда наступает ночь, цветы не умирают. От этой мысли она почувствовала облегчение. Когда солнце зашло, тьма окутала ее, как мягкий бархат, и воздух наполнился свежестью и сладостным благоуханием. Улыбаясь, Чесса медленно соскользнула со скамьи на землю. Турелла встала и посмотрела на нее. – Когда я была в твоем возрасте, принцесса, я тоже попалась бы в эту ловушку, – проговорила она. – Из-за того, что тебя так одурачили, ты будешь упрекать себя в глупости, но поверь мне: ты вовсе не глупа. Просто ты думала, что если я попытаюсь опоить тебя, то сделаю это намного позже. Однако я не стала ждать до последней минуты. Если бы я так поступила, ты бы не притронулась к этому лимонаду даже после того, как я на твоих глазах выпила его из своего кубка.

Сказав это, королева кликнула своих стражников. Один из них завернул Чессу в теплое одеяло и взвалил ее себе на плечо.

На следующий день Барик вместе с Ислой явился к Рагнору, чтобы дать ему еще один урок игры на новой арфе и научить его еще одной любовной песне.

– Я не хочу учить еще одну любовную песню, – брюзгливо сказал Рагнор. – Я женюсь на принцессе завтра, так что мне больше не придется распевать ей твои дурацкие песенки. К тому же я все равно больше не увижу ее до свадьбы. Моя мать куда-то упрятала ее, чтобы она не наделала глупостей. Я очень надеюсь, что мать забудет, где именно она ее спрятала, но знаю, что этого не случится. Моя матушка никогда ничего не забывает.

Исла смотрела на Рагнора так, словно он был сочным куском жареной кабанятины.

– Ах, мой господин, – непринужденно обратилась она к нему, – как жаль, что тебе, такому красавчику, приходится жениться на этой суке! Она неблагодарная, она не ценит того, что ты ей предлагаешь, не ценит твоих достоинств. Я до сих пор не понимаю, почему ее надо заставлять выходить за тебя.

Барик уставился на свои башмаки, перебирая струны арфы и что-то напевая себе под нос.

Рагнор пожал плечами:

– Я тоже не понимаю. Она уверяет, что любит другого, но разве это возможно? Она ведь видит меня – по-моему, этого достаточно, чтобы ни о ком другом не думать. Когда-то я ей нравился, но потом ее чувства переменились; единственная причина такой перемены, которая приходит мне на ум, – это то, что я попытался соблазнить ее. Она ужасно упряма. – Рагнор испустил глубокий вздох. – Мне кажется, в этом она похожа на мою мать.

– По-моему, королева боится короля, своего мужа. Он ее хорошо вышколил. Ты тоже сумеешь вышколить принцессу, и она будет у тебя ходить по струнке.

– Ха! – сказал Рагнор. – Ты совсем не знаешь мою мать, Исла. Ты ничего не понимаешь.

– Не хочешь ты хлебнуть моего меду, мой господин? Когда я варила его, я думала о тебе. Он хмельной и сладкий, похожий на женщину, которая хочет мужчину. У него такой же вкус, как у меня. А у этой суки принцессы, вкус, наверное, такой же, как у травы козлятника, который в рот не возьмешь, такой он противный.

Рагнор почувствовал, как его рот наполняется слюной. Он смотрел, как Исла приподнимает юбку и достает из-под нее еще один мех с медом, потом перевел взгляд на ее пышные груди. Ему не нравилось, что она так сильно размалевана, но, наверное, дело в том, что в детстве она переболела оспой и поэтому все лицо у нее рябое. Что же касается повязки у нее на глазу, то это ее нисколько не портит. Это совершенно не важно. Важно другое – ее потрясающий мед, ее очевидная страсть к нему и ее громадные груди.

Он выпил изрядное количество меда, зная, что Исла смотрит на него и улыбается. Он вытер губы и сказал:

– Ты варишь мед лучше, чем Утта. Ты будешь спать со мной после того, как я женюсь на Чессе? Будешь варить мне мед?

– Я подумаю. Знаешь, Рагнор, может статься, тебе нужна женщина, непохожая на твою мать. Женщина, которая объяснит этой глупой принцессе, как ей повезло. Может, мне поговорить с ней? Я бы сумела ее образумить. Я бы заставила ее понять, какое счастье ей привалило, какую великую честь ты ей оказал, согласившись взять ее в жены. И потом, может быть, она вовсе не беременна от другого, может, она просто притворяется, а твой хваленый Керек позволил ей обвести, себя вокруг пальца? Я смогла бы выудить у нее правду.

– Если уж моей матери не удалось уговорить ее, то никому не удастся, даже тебе. Матери даже пришлось опоить ее дурманным зельем. Думаю, она сейчас спит.

Исла пожала плечами и подлила в кубок Рагнора еще меда.

– Все равно я могла бы попробовать. Попытка не пытка.

– Я об этом подумаю. Барик, я хочу спокойно пить мед, а не учить твои глупые песенки. И пока я пью, я желаю любоваться Ислой. Пусть она разотрет мне лоб. А ты можешь поиграть для нас.

– Да, мой господин, – кротко сказал Барик, продолжая глядеть на свои башмаки.

– Так ты говоришь, Исла, что на вкус ты хмельная и сладкая?

– И еще какая, мой господин! Ни одна женщина не сможет со мной сравниться. В глубинах моего существа таятся великие сокровища.

– Что-что? Как это?

– Я и сама не понимаю, как это, мой господин, но мне нравится, как звучат эти слова.

Барик запел громче, и его приятный голос заполнил собой всю комнату.

– Хочешь еще меда, мой господин?

– Я очень устал, Исла. Очень устал.

– Тогда отдохни. Положи голову мне на колени и отдохни. Вот так. Хорошо.

Рагнор захрапел. Исла бросила взгляд на стражников, стоящих у двери. Они явно скучали.

– Ты так красиво поешь, Барик. Думаю, это твое пение усыпило принца.

– Я знаю. Но мне надо выйти, чтобы справить малую нужду. Хочешь, я вынесу отсюда Рагнора?

– Да, пожалуй. Если бы его понесла я, это выглядело бы странно.

– Ты понесешь только мою арфу и больше ничего, – сказал Барик и, понизив голос, добавил:

– Боюсь, иначе твои груди не удержались бы на месте и шлепнулись на пол.

Когда Керек вошел в тесную комнатушку, которую Олрик предоставил в распоряжение Барина пять лет назад, Клив поднялся ему навстречу.

– Зачем ты хотел поговорить с принцессой, Барик? И почему здесь находится эта женщина?

• Предыдущая
• 45/86
• Следующая