Любовь по заданию редакции - Майская Саша - Страница 21

• Предыдущая
• 21/29
• Следующая

— Во-первых, он не мой…

— Хорошо, нашему. Будет скандал.

— Да с чего? Думаете, Андрей… Сергеевич поверит в эту чепуху насчет порчи?

— Евгения, вы меня, конечно, извините, но вы дура. Меня совершенно не волнует, во что поверит или не поверит Долгачев. Если репортер «Дрюча» расскажет Долгачеву, что на самом деле вы за ним присматриваете, то Долгачев на вас разозлится, и вы присматривать за ним больше не сможете. Вы уедете в Москву, и я не удивлюсь, если сам же «Дрюч» и сорганизует тут же какую-нибудь диверсию…

Женька устало отвела трубку от уха. Ведь он верит в то, что говорит! Наверняка верит! Что ж это за работа такая придурочная…

— Евгения! Вы что молчите?

— Я вас слушаю, Вадим Альбертыч.

— Так вот, у меня родился гениальный план. Резкое изменение концепции, понимаете? Поворот на сто восемьдесят градусов. Вам ясно?

— Нет, если честно.

— Поясняю. Раз слух уже пущен, мы сами его и поддержим. Придадим нашему журналу легкий флер мистицизма…

— У нас журнал для настоящих мужчин и о настоящих мужчинах, вы не забыли?

— Ну и что? Разве настоящий мужчина не может столкнуться со сверхъестественным? Просто он не испугается, а смело вступит в схватку с судьбой, вот вам и фишка!

— Вадим Альбертыч, я как-то…

— Другими словами, теперь я хотел бы, чтобы вы не охраняли Долгачева от неприятностей, а наоборот… спровоцировали бы небольшую, скажем, травму. Или несчастный случай. А, Евгения? Только представьте: зловещий мистический ряд, череда загадочных трагедий… на это клюнут, голову отдам на отсечение.

Женька не верила своим ушам.

— Вы вообще соображаете, Вадим Альбертович?! Вы что, предлагаете мне подстроить несчастный случай с Андреем и доложить об этом вам?!

— Умница! Все схватываете на лету. Конечно! В том-то и дело — мы не побоимся сами признаться в том, что с нашими героями творится нечто загадочное. Мы начнем журналистское расследование — я уже позвонил Анжеле и вызвал ее на двенадцать часов. Так что теперь мы все будем ждать вашего сигнала.

— Да не будет никакого сигнала!

— Евгения! Приказ об увольнении лежит у меня на столе! Если вы немедленно не прекратите капризничать…

— А я возьму и сама уволюсь! И собаку вам не отдам, вы ее только испортите.

— Что?!

— Что слышали. Совсем с ума посходили в своей Москве. Я иду работать, Вадим Альбертович. Статью я напишу и, если вы меня уволите, отнесу ее в «Дрюч». А еще наябедничаю Шамановичу, что это вы ему падение подстроили, и он на вас лично порчу наведет, вот! До свидания!

Женька нажала отбой и ошеломленно посмотрела на умолкнувшую трубку. Что это с ней? Как она могла таким тоном разговаривать с самим Вадимом Альбертовичем Лабудько?..

Женька посмотрела в окно. Потом на телефон. Потом на сиротливо белеющий на тумбочке блокнот.

Ну, и что ты теряешь, уволившись от Вадика? Изумительную должность «подай-принеси-пшла вон»? Привилегию возить Матильду к ветеринару? Сомнительное счастье встречаться на летучках с Анжелой Мессер, она же Анька Ножикова? Возможность слушать галиматью о порче, влияющей на объем продаж?

Женька стукнула кулаком по подоконнику. Андрей Долгачев, успешный хирург, бросает практику в сытой и благополучной Москве, уезжает в дыру по имени Караул и становится ветеринаром. Предложи такое Вадику или даже Кононыхину — их удар хватит. Но зато Андрея на пятьдесят верст вокруг все знают в лицо и по имени, считают надежным мужиком, уважают и любят его. Он заслуживает их уважения — и он здесь счастлив, хотя у него нет компьютера, телефона и ванны-джакузи. А у Женьки Семицветовой все это есть — но вместо счастья только спрятанный на антресолях резиновый вибратор да звенящее одиночество по вечерам. Спрашивается — о чем она жалеет?

Внутренний голос невинно поинтересовался, а чем именно Евгения Васильевна планирует осчастливить провинцию? Пламенными статьями в местной малотиражке? Женька огрызнулась на внутренний голос и решительно направилась вниз.

Серега при виде Женьки застеснялся и куда-то смылся, а Андрей улыбнулся ей, ухватил за руку и поцеловал в щеку.

— Выспалась, московская штучка?

— О, да! И готова к работе. Дай мне задание.

— Сейчас. Раздевайся — и в койку.

— Солдатский юмор, Долгачев. Я серьезно. Чем я реально могу тебе помочь?

Андрей озадаченно посмотрел на раскрасневшуюся и сердитую девушку.

— Да я даже и не знаю… Не ожидал как-то тимуровских порывов. А, я понял! Для статьи тебе нужно побыть в шкуре респондента, да? Узнать профессию изнутри, так сказать.

— Язви, язви.

— Да нет, отчего же. Уважаю. Что ж, поедем со мной. Сегодня у меня объезд дальних хуторов. Где-то может понадобиться и твоя помощь.

— Сейчас, только переоденусь…

Он вдруг быстро притянул ее к себе и опять поцеловал, теперь в губы. Женька вспыхнула и вывернулась из крепких рук.

— Отстань!

— Больше не буду. Только духовное общение.

Они не доехали даже до первого хутора, когда Андрею позвонили на мобильник. Он выслушал молча, хмуря брови, а потом резко развернул «хаммер» в обратную сторону. Женька испуганно спросила:

— Что-то случилось?

— Да. У Василь Степаныча Нюра никак не разродится.

— Жена, да?

— Корова.

Нюра лежала на боку и часто дышала. Огромные раздутые бока ходили ходуном. Из карих глаз коровы текли слезы.

Василий Степанович, местный участковый, на ходу торопливо пересказывал Андрею события сегодняшней ночи.

— Она, голубушка, мучилась с вечера. То ляжет, то встанет, то мычит, то стонет… Видать, большой телок, боком пошел. А уж утром она легла — и силы вон. Только плачет, сердешная. А мне, Сергеич, на дежурство, как на грех, надоть.

— Ты поезжай, Василь Степаныч, я все сделаю.

— Так ведь одному-то несподручно…

— У меня вон ассистентка завелась.

— Красивая! А с опытом?

— Ну! Что ты! А энтузиазма сколько!

Женька упрямо выпятила подбородок. Ничего, вот сейчас она как поможет ему, как справится со всем шутя — тогда он язвить перестанет!

— Я воды накипятил, в баке стоит. И тряпье чистое — там на полочке. Так я побегу?

— Давай, Степаныч, не волнуйся.

Пожилой, седой дядька в милицейской форме сдвинул фуражку со вспотевшего лба, а потом вдруг быстро опустился на колени возле коровьей морды и торопливо поцеловал плачущие глаза… У Женьки защипало в носу.

— Милая ты моя… Страдалица… Потерпи маненько, Нюрушка… Андрей Сергеич тебе поможет…

Андрей решительно выпроводил Василия Степановича на работу — и для Женьки начался первый в жизни урок акушерства.

Через два с половиной часа у Жени Семицветовой глаза слезились от запаха коровника, руки тряслись от усталости, а шея и грудь немилосердно чесались от аллергии. Одно хорошо — ядреный навозный дух не оставлял насморку ни малейшего шанса.

Нюрка вдруг забеспокоилась, странно и протяжно застонала, забилась на сене, и Андрей рявкнул на Женю, чтобы она не лезла под копыта и принесла лучше тряпки и воду, а сам как раз и полез под копыта, да еще и под хвост… Женька, борясь с накатившей дурнотой, с ужасом увидела, как рука Андрея, затянутая в тонкую резиновую перчатку, по самое плечо скрывается внутри коровы…

Потом Андрей напряг мускулы, уперся в подстилку ногами и стал тянуть и тащить, и поворачивать что-то живое, бьющееся, старающееся выбраться из Нюркиного живота, и Женька в ужасе схватилась за косяк двери, потому что корова вдруг застонала совершенно по-человечески, а потом раздался громкий чмокающий звук, Андрей отлетел назад, а на подстилке забилось странное чудище, все затянутое молочно-белой пленкой.

Женька взвыла от ужаса и зажмурилась, а когда открыла глаза — улыбающийся Андрей вытирал относительно чистым куском тряпки пот со лба, а Нюрка уже стояла на ногах и старательно вылизывала…

Теленок был черненький, с большой белой звездочкой на широком лбу, с белыми чулочками на голенастых и ужасно длинных ножках-палочках. Эти палочки его еще плохо слушались, норовя то и дело скреститься, а то и завязаться узлом. Нюрка осторожно и терпеливо вылизывала свое чадо, а теленок сосредоточенно боролся с земным притяжением.

• Предыдущая
• 21/29
• Следующая