Любовница президента - Андерсон Патрик - Страница 26

– Как ты попал в штат Уитмора? – спросила Энни. – Мне казалось, он брал к себе только безжалостных негодяев.

– Он счел нелишним иметь рядом с собой одну деревенщину, чтобы смягчить свой образ, – сказал Нортон и засмеялся собственной шутке. – Нет, дело было сложнее. Я стал работать у одного сенатора из Северной Каролины советником в антитрестовском подкомитете. Когда мой сенатор умер, председателем подкомитета стал Уитмор. Некоторое время спустя он вызвал меня к себе в кабинет. Я думал, что он хочет меня уволить и взять кого-то из своих. Вместо этого у нас произошел вот такой короткий разговор. Он спросил: «Хочешь остаться на работе, Нортон?» Я ответил, что хочу. Он сказал: «Оставайся. Я требую только преданности. Стопроцентной». Я сказал, что это не проблема. Мы пожали друг другу руки, и разговор был окончен. И лишь получив очередной чек, я узнал, что Уитмор повысил мне жалованье.

– Ты его недооценил, – сказала Энни. – Ты хорошо работал, а он был не так глуп, чтобы увольнять тебя.

– Да, – ответил Нортон. – Это единственный раз, когда я недооценил Чака Уитмора. В конце концов, он сделал меня своим юрисконсультом. И вот я здесь.

– Я рада, – сказала Энни и погладила его по голове.

Тут к ним подошел Пит, бармен из бара Натана.

– Привет, мистер Нортон, как жизнь?

– Не жалуюсь. Ты знаком с Энни?

– Конечно. Мистер Нортон, извините, что прерываю ваш разговор, но у меня крупная неприятность. Затянитесь-ка.

Он усмехнулся и протянул громадную самокрутку. Нортон затянулся и передал ее Энни.

– Дело вот в чем, – продолжал Пит. – На той неделе я взял машину у одного парня, меня остановили за нарушение правил, под сиденьем оказалось шесть унций марихуаны, и мне предъявили обвинение в торговле наркотиками. А я даже не знал о марихуане.

– Когда суд? – спросил Нортон.

– Через две недели, в понедельник.

– Зайди на той неделе ко мне на работу, поговорим.

– Ну, значит, я спасен. Только вот денег у меня не густо.

– Пусть тебя это не волнует.

– Спасибо, мистер Нортон. – Пит поднялся и хотел уйти.

– Постой, – сказал Нортон. – Помнишь, недели две назад ты говорил, что какой-то тип приходил в бар и расспрашивал обо мне. Как он выглядел?

Пит скривился и подергал себя за бородку.

– Знаете, толком не помню.

– Ты сказал, что он похож на психа.

– Да? Я так говорил? Ну, может быть. Может, то был не он. Я тогда накурился. Ну ладно, до будущей недели, идет? – Пит торопливо вышел из комнаты.

– В чем тут дело? – спросила Энни.

– Пока неясно.

– Он ведь торгует наркотиками.

– Знаю. Но законы о наркотиках нелепые, и незачем ему садиться за продажу марихуаны.

– Много у тебя такой работы?

– Стараюсь иметь побольше. Наша юридическая фирма представляет собой крупных воротил Америки, и я с удовольствием время от времени помогаю беднягам.

– Ты нравишься мне, – сказала Энни.

– Ты мне тоже. Ты правдивая.

– Люди должны быть правдивыми, – сказала она. – Если человек некрасив или неумен, тут ничего не поделаешь, но правдивым при желании может быть каждый.

Нортон внезапно вспомнил о Донне, она была правдивейшей из всех, кого он знал, такой правдивой, что, может, это и убило ее, и ему захотелось напиться вдрызг, на время забыть о ней. Но одурью ничему не поможешь, и он сжал руку Энни, стараясь думать только о ней. Она была славной, умной, хорошенькой и правдивой, немного походила на Донну, но была на несколько лет моложе и соответственно непостижимее.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего. Я слегка забалдел. Расскажи, о чем ты пишешь.

– Рассказывать, собственно, нечего. Пишу статьи для журналов ради денег и рассказы, чтобы… словом, это проба сил.

– А в чем для тебя главная цель?

– Написать роман. Но я пока не готова.

– Гвен говорит, что ты ушла из «Пост». Почему? Я думал, туда все стремятся.

– Я тоже стремилась, но больше года не вынесла. Там работаешь, как на заводе. Хороший завод выпускает хорошую продукцию, там есть хорошие люди, но все равно это завод. Одни работают на типографских машинах внизу, другие на пишущих машинках наверху. Работая внештатно, я получаю вдвое меньше и живу вдвое веселее. О господи, а он откуда взялся?

Подняв взгляд, Нортон увидел, что к ним подходит Фил Росс. И хотел было встать, потом передумал.

– Фил, познакомься с Энни. Вы оба выдающиеся писатели. Налей себе виски и присаживайся к нам.

Росс нетерпеливо потряс головой.

– Я ухожу, Бен. Гвен не сказала мне, что за вечеринка здесь будет. Но я рад видеть тебя. Я хотел сказать тебе, что мы с Эдом Мерфи сопоставили наши сведения о том… недоразумении. – Он глянул на Энни.

– Ничего, говори, – сказал Нортон.

– В общем, – сказал Росс, – в тот день он ехал по Висконсин-авеню с одной секретаршей из Белого дома, очень похожей на твою подружку. Вот и конец загадке.

– Отлично, Фил, – сказал Нортон. – Замечательно. Слушай, ты сегодня опубликовал прекрасную статью.

Журналист довольно улыбнулся.

– Об этом стоило написать, – сказал он. – Ну, мне надо идти.

– Не торопись, – сказал Нортон. – Оставайся, познакомься с младшим поколением.

Росс нахмурился.

– Откровенно говоря, я не люблю бывать там, где курят марихуану. Это противозаконно.

– Правда, – сказал Нортон. – Грязное дело.

– Ладно, пока, – сказал журналист и заторопился к двери.

– Болван, – прошептала Энни. – Писал статьи в поддержку Никсона до самой его отставки, а курить марихуану, видите ли, противозаконно. Что там у него с Эдом Мерфи?

– Ничего. Только Росс сегодня утром опубликовал статью, сведения для которой он получил от кого-то, очень близкого к верхам, это означает, что они с Мерфи сейчас друзья. Расскажи о своем детстве. Ты играла в бейсбол?

– Нет, писала стихи. И примерно в то же время, когда твой отец лишился фермы, мой открыл в Бронксе зеленую лавку, и со временем она превратилась в одиннадцать зеленых лавок.

– Бог дает, и бог отнимает, – сказал Нортон. – Была ты счастлива?

– Я была несчастна. Была слишком тощей. И осталась до сих пор.

– Чем ближе кость, тем слаще мясо.

– Что-что?

– Старая южная поговорка.

– Она звучит неприлично.

– Да. Это значит, мне нравится, как ты сложена.

– Мне тоже нравится, как сложен ты.

– Очень рад слышать, мэм. Но в данную минуту, простите меня, я пойду в туалет.

– Обратно дойдешь?

– Постараюсь.

Сохраняя равновесие, он пошел к туалету, но дверь оказалась заперта, внутри кто-то стонал.

– Что случилось? – спросил Нортон.

– Меня рвет, – ответил парень. Нортону показалось, что это тот, кто вертел самокрутки. – Я выпил джина. После этого меня всегда выворачивает.

Нортон вышел в заднюю дверь. Прошел по темному газону и облегчился под огромным дубом, глядя на звезды и ощущая себя в полном ладу с мирозданием. Постоял, прислушиваясь к музыке и смеху, доносящимся из дома, а потом заметил, что кто-то вышел из-за угла и притаился на клумбе перед окном библиотеки. Нортон сперва тупо смотрел на темную фигуру, потом вспомнил о любителе подглядывать, убившем Донну, и бросился вперед.

– А ну убирайся! – крикнул он.

Человек на клумбе подскочил и пустился наутек по газону. Одет он был в темный костюм, казался худощавым и жилистым. Нортон побежал за ним и стал догонять; когда их разделяло пять футов, убегавший бросился ему под ноги, как это делают футболисты и кинозвезды. Нортон долго летел в воздухе, почти парил, но, в конце концов, упал вниз лицом на мягкую, росистую траву. Услышал, как на улице заработал мотор автомобиля. Нортон видел этого человека лишь мельком, но был уверен, что недавно встречался с ним. Но где? В Джорджтауне? В Палм-Спрингсе? В Белом доме? Он этого не знал, и, казалось, это было неважно. Ему вспомнились чьи-то стихи: «В мягчайшую грязь я сейчас ложусь и буду счастлив, пока не проснусь». После этого он заснул. И проспал бы долго, не выйди Энни и не разбуди его.