Любовница президента - Андерсон Патрик - Страница 19

Нортон понимал эту систему и почти смирился с ней. Эта игра называлась «связи». Суть была в том, чтобы использовать их как надо, ходить по узкой, иногда почти незаметной грани между дружбой и покровительством, и Нортон считал, что справится с этим не хуже любого другого. Его связи с Уитмором могли открыть ему в Вашингтоне многие закрытые двери, а останется за ними он, в конечном счете, благодаря своему мастерству и честности. По крайней мере, он на это надеялся.

И вот на другой день после возвращения из Калифорнии он вылез из такси и подошел к мощной крепости, в которой размещалось министерство юстиции США, надеясь выяснить, как некоторые служащие антитрестовского отдела среагируют на то, что собравшийся сделать политическую карьеру техасский нефтепромышленник и издатель газеты приобретет четырнадцать захолустных радиостанций на юге Техаса. Каким будет ответ, Нортон догадывался, но жалованье ему платили не за догадки.

Он вошел в здание и оказался лицом к лицу с заспанным охранником. Нортон помнил время, когда в министерстве юстиции охранников не было.

– Я мистер Нортон, – сказал он стражу. – У меня назначена встреча с Алленом Джиллспаем.

Охранник равнодушно взглянул на него и потянулся за голубым телефонным справочником.

– Это специальный помощник министра юстиции, – сказал Нортон.

Охранник продолжал листать справочник, пока не нашел номер. Потом позвонил, объявил «мистер Мартин» и после минутного замешательства передал трубку Нортону.

– Мистер Нортон? Мистер Джиллспай просит вас встретиться с ним в кафетерии, – сказала секретарша. – Он спустится туда, как только сможет.

Нортон нахмурился и направился к маленькому темному подвальному кафетерию. Он подумал, что его миссия началась не лучшим образом. Эл Джиллспай мог бы принять старого друга в личной столовой министра юстиции. Но друзьями они, в сущности, не были. Оба юристы, они около года работали вместе в штате Уитмора, в определенном смысле были соперниками, и Нортону не верилось, что Джиллспай был очень огорчен его уходом. Но Эл был умен, обладал политическим чутьем, и Нортон считал, что нужные сведения легче будет получить от него, чем от бывшего профессора, ныне возглавляющего антитрестовский отдел.

Джиллспай спустился в кафетерий через пятнадцать минут. Это был пухлый, самодовольный молодой человек, чувствовалось, что у него есть голова на плечах. Они поздоровались за руку. Джиллспай сел и стал нетерпеливо помешивать кофе.

– Как дела, Бен? – спросил он.

Нортон сказал, что отлично.

– В какой ты фирме?

Нортон ответил, хотя не сомневался, что Джиллспай прекрасно знает, в какой.

– Ты выбрал неудачное время, чтобы уйти от нас.

– Я всегда поступаю наоборот. Когда все лезут на колесницу победителя, я слезаю.

– Говорят, что, возможно, влезешь снова.

– Кто говорит?

– Говорят. Это правда?

– Сомневаюсь.

Судя по взгляду, Джиллспай решил, что его бывший коллега лишился рассудка. Однако Нортона это мало тревожило. Его интересовало, откуда Джиллспай узнал, что Эд Мерфи соблазнял его работой. Может, Эд поручил Джиллспаю найти вакантную должность в министерстве? Он подумал, что их беседа может оказаться сложнее, чем ожидалось. В Вашингтоне еще шли смещения и назначения, и, возможно, Джиллспай думал, что он и Нортон могут снова стать коллегами. Ну и пусть себе думает.

Нортон решил подыграть ему. Он спросил Джиллспая о работе и внимательно слушал его хвастовство о многочисленных достижениях нового, возрожденного министерства юстиции. Нортон делал вид, что вдохновлен этой литанией, хотя не раз слышал ее от других блестящих молодых людей при других администрациях. Потом Джиллспай внезапно изменил тему разговора.

– Жаль Донну, – сказал он.

Нортон кивнул.

– Вы, кажется, собирались пожениться?

– Нет.

– Как по-твоему, что произошло?

– Не знаю.

– У тебя нет никаких версий?

– Я не полицейский, Эл.

– Знаю. Я считал, что ты станешь разбираться в этом.

– Никаких версий у меня нет.

Джиллспай глядел недоверчиво. Нортону стало интересно, что он знает, но у таких, как Джиллспай, этого не выяснить.

Они поговорили еще о министерстве юстиции, допили кофе. Пора было расходиться, но никто из них даже не намекнул, что это не просто встреча старых друзей. Потом Джиллспай снова удивил Нортона.

– Каким делом ты занимаешься, Бен?

Нортон понял, что это не случайный вопрос. Джиллспай облегчал ему задачу.

– Да так, разными пустяками. – Он бросил на стол несколько монет, и они пошли к выходу. – Есть один любопытный антитрестовский аспект. Некто по фамилии Бакстер, издатель газет в Техасе, хочет приобрести несколько радиостанций, но никто не знает, как отнесется к этому ваш отдел.

Они шли по коридору мимо большого панно с изображением фермеров, трудящихся на каменистом поле. У лифта Джиллспай повернулся к Нортону с отсутствующим выражением лица.

– Радиостанции? – сказал он, словно отвечая на свои мысли. Скривил лицо и пожал плечами. Жест этот для Джиллспая был вовсе не характерен.

– Рад был встрече, Бен, – сказал он и нажал кнопку лифта. Лифт с шумом пошел вниз.

– Я тоже, Эл.

– Шинные компании не представляешь?

– Нет.

– Тебе повезло. – Дверцы лифта раздвинулись, Джиллспай вошел и поехал наверх.

Минуты три спустя Джиллспай звонил из своего кабинета, находящегося рядом с кабинетом министра, в Белый дом, однако Нортону это было невдомек. Выходя из министерства, Нортон знал лишь одно: он готов поставить все до последнего доллара на то, что, если Харви Бакстер скупит все радиостанции в Техасе, антитрестовский отдел закроет на это глаза.

Пожатия плеч было вполне достаточно. Нортон прекрасно знал Джиллспая, чтобы истолковать его жест примерно так: «Идиот, неужели ты считаешь, что мы будем заниматься радиостанциями в Техасе?» И на тот случай, если Нортон по тупости не поймет, он сказал о шинных компаниях, после чего Нортону стало совершенно ясно, на чем вечно недоукомплектованный антитрестовский отдел сосредоточит свою энергию в ближайшие месяцы.

Нортон понял все, что ему было нужно, кроме причины такого отношения к себе. Он задумался над нею, потому что в Вашингтоне даже дареному коню надо смотреть в зубы. И решил, что причина ясна, что ничего загадочного в ней нет. Видимо, Эд Мерфи говорил Джиллспаю о его визите. Это следовало из джиллспаевского упоминания о работе и расспросов об убийстве Донны. Нортон подозревал, что этот щедрый жест Джиллспая был просто способом Эда Мерфи подбросить ему несколько крох и напомнить, как Белый дом может быть полезен вашингтонскому юристу, умеющему держать язык за зубами. Ну и прекрасно. Он примет их любезность и, как решил, будет выяснять правду о гибели Донны. Если угодно, пусть считают его неблагодарным. Это их дело.

Нортон считал, что лучшими актрисами на его памяти были Кэтрин Хэпберн, Лив Ульман, Джули Кристи и Френсис Холл, иногда ему казалось, что миссис Холл была из них самой лучшей. Конечно, широкой публике миссис Холл была неизвестна, обстоятельства карьеры сузили ее амплуа до специфической трагедийной роли, но в этой роли она была несравненной. Он с содроганием представлял, какой бы она могла быть Медеей, леди Макбет или Марией Стюарт, но она вполне довольствовалась ролью секретарши Эда Мерфи в душераздирающем представлении, которое устраивала по нескольку раз еженедельно, объявляя какому-нибудь доброхоту или просителю, что Эд Мерфи его не примет. Сцена та повторялась вновь и вновь. Френ Холл превращала свое обычное безмятежное лицо в маску скорби, на ее светло-голубые глаза набегали страдальческие слезы, заламывание и трепет нежных рук передавали боль ее души при живописании жуткой перегруженности мистера Мерфи, его самоубийственного служения срочным нуждам президента, его мучительных сожалений о том, что сейчас или в обозримом будущем он не сможет выкроить время для мистера Просителя. Как однажды заметил Ник Гальяно, она была способна выжать слезы из собачьего дерьма.