Практическая магия - Хоффман Элис - Страница 49

• Предыдущая
• 49/59
• Следующая

Джиллиан резко отстраняется от Бена.

— Тебе пора, — говорит она ему. — Правда.

Она крепко целует его, сопровождая поцелуи са­мыми разными обещаниями, любовными клятвами, какие забываются до следующего раза, когда о них на­помнят в постели. В конце концов ее усилия достигают желаемого результата.

— Ты уверена? — говорит Бен, несколько озадачен­ный этими ее переходами от холода к жару, что не ме­шает ему желать их продолжения. — Отчего бы тебе не переночевать у меня?

— Завтра, — обещает ему Джиллиан. — И послезав­тра, и после-после!

Наконец Бен уходит, и Джиллиан, проводив его для верности взглядом из переднего окна, идет во двор и стоит неподвижно под хмурым небом. Это час, когда сверчки первыми подают сигнал тревоги, по­чуяв во влажном воздухе приближение грозы. Колю­чая изгородь на заднем конце двора переплелась плотной стеной. Джиллиан подходит ближе и видит, что на сучьях повисли два осиных гнезда; непрерыв­ное жужжание отдается у нее в ушах то ли предостере­жением, то ли угрозой. Как могло случиться, что эти колючки так разрослись, а никто и не заметил? Как же они такое допустили? Поверили, что с ним покон­чено, приняли желаемое за действительное, — да только иным ошибкам, которые ты совершаешь, свойственно возвращаться, преследовать тебя вновь и вновь, как бы твердо ни верить, что они остались в прошлом.

Начинает накрапывать дождь, и это наводит Кайли на мысль сходить за своей тетей, которая стоит зачем-то и мокнет в полном одиночестве, словно так и надо.

— Не может быть! — говорит Кайли, увидев, как вы­соко поднялась стена колючек с тех пор, как они с Ги­деоном играли здесь на лужайке в шахматы.

— Ну и что, сведем их снова, — говорит Джиллиан. — Велика важность!

Но Кайли мотает головой. Сквозь эти колючки не пробиться никакому секатору, их даже топором не возьмешь.

— Хоть бы мама вернулась поскорее, — говорит она.

Выстиранное белье развешено на веревке, и, если его не снять, оно вымокнет, но это еще не все. От ко­лючей изгороди исходит что-то скверное, некая муть, едва различимая простым глазом; простыни и рубашки по краям покрылись пятнами и словно вылиняли. Мо­жет быть, это видно только Кайли, но каждое пятно на их чистом белье — густого и темного цвета. Теперь-то ясно, почему ей никак не удавалось представить себе. поездку на каникулы, почему никакой картинки не возникало перед ее мысленным взором.

— Мы не едем к тетушкам, — говорит она.

Сучья на кустах черные, но, если приглядеться вни­мательнее, увидишь, что колючки на них красные, словно кровь.

К тому времени, как из-за двери показывается Ан­тония, на дворе уже натекают лужи.

— Вы, люди, что, больные? — кричит она.

Кайли и Джиллиан не отзываются; тогда Антония хватает с вешалки черный зонт и выбегает к ним во двор.

На завтра, на вторую половину дня, предсказана буря с ветром ураганной силы. Народ по соседству слышал новости и потрудился наведаться в магазин за изоляционной лентой — когда налетит ветер, лента, наклеенная крест-накрест, удержит на месте оконные стекла. Одним Оуэнсам грозит опасность, что их дом снесет прочь с фундамента.

— Миленько начинаются каникулы, — говорит Ан­тония.

— Мы никуда не едем, — объявляет ей Кайли.

— Еще как едем! — фыркает Антония. — У меня все уже уложено.

Что-то зловещее в этот вечер чувствуется, когда выйдешь на улицу, — и зачем им понадобилось стоять тут в темноте? Антония ежится, поглядывая на затяну­тое тучами небо, но от ее внимания не ускользает, что ее тетка вцепилась в руку Кайли. Джиллиан крепко держится за Кайли, боясь, что может не устоять на но­гах в одиночку. Антония переводит взгляд на дальний конец двора, и ей все становится понятно. Что-то там есть, в непролазной заросли этих мерзких колючек.

— Что это? — спрашивает Антония.

У Кайли и у Джиллиан учащается дыхание, от них ощутимо веет испугом. Такой испуг можно учуять ню­хом, он отдает дымом и золой; так пахнет паленая плоть от близкого соприкосновения с огнем.

— Что? — повторяет Антония.

Едва она делает шаг к кустам, как Кайли тянет ее на­зад. Антония щурится, вглядываясь во тьму. И смеется:

— Да это же ботинок! Вот и все!

Ботинок из змеиной кожи; пара стоила без малого триста долларов. Джимми был не из тех, кто покупает себе вещи на гигантских оптово-розничных рынках. Он любил дорогие магазины, отдавал предпочтение штучным изделиям.

— Не ходи туда! — вскрикивает Джиллиан, когда Ан­тония подается вперед, собираясь поднять ботинок.

Дождь уже льет как из ведра, сплошной завесой, се­рой, точно пелена, сотканная из слез. Видно, что в том месте, где зарыт Джимми, земля рыхлая. Если копнешь рукой, то, может статься, вытащишь человеческую кость. А зазеваешься — и самоё тебя затянет, засосет вглубь, и, сколько ни барахтайся, ни лови воздух ртом, ничто не поможет.

— Вы, случаем, не находили здесь кольцо? — спра­шивает Джиллиан.

У девочек зуб на зуб не попадает. Небо совсем по­чернело — можно подумать, что настала полночь. Можно подумать, этот небосвод никогда не бывает си­ним, как чернила, как яйца в дроздовом гнезде, лазоре­вым, как лента, вплетенная на счастье в девичьи кудри.

— Какое-то кольцо притащила к нам в дом жаба, — говорит Кайли. - Я и забыла про него!

— Это было его кольцо. — Не похоже, что таким го­лосом говорит Джиллиан. Он слишком хриплый, по­давленный и совершенно чужой. — Перстень Джимми.

— Кто такой Джимми? — спрашивает Антония. Ко­гда ей никто не отвечает, она глядит в сторону колючей изгороди, и ответ приходит сам собой. — Это который там. — Она прижимается к сестре.

Если непогода разыграется с той силой, какую предсказывают метеорологи, весь двор затопит во­дой — и что тогда?.. Джиллиан и Кайли с Антонией промокли до нитки; зонт, который держит в руках Ан­тония, не спасает. Волосы у них прилипли к голове, одежда — хоть выжимай.

Внизу, у колючей изгороди, обозначается впадина, словно земля уходит сама под себя — или, что гораздо хуже, уходит под Джимми. Если и его вытолкнет из-под земли наружу, как тот серебряный перстень, как поганую рыбину чудовищных размеров, — тогда пиши пропало...

— Я хочу к маме, — очень тихо говорит Антония.

Когда они наконец поворачиваются и бегут к дому, газон, покрытый травой, хлюпает у них под ногами. Они припускаются быстрее, несутся так, будто за ними гонится по пятам то, что может присниться лишь в страшном сне. Вбегают в дом, и Джиллиан, заперев входную дверь, подтаскивает к ней стул и подпирает им дверную ручку.

Сто лет, не меньше, прошло, должно быть, с той темной июньской ночи, когда Джиллиан, свернув с шоссе, остановилась на освещенном пятачке в конце подъездной аллеи. Она совсем не тот человек, каким приехала сюда. Та женщина, которая, как к последнему прибежищу, кралась тогда на цыпочках к парадной две­ри, давно побросала бы свои пожитки в машину и была такова. Минуты не стала бы ждать, что там предпримет следователь из Тусона после всего, что выложит ему Салли. Ее бы здесь уже и близко не было, а Бену Фраю она не оставила бы даже записки, будь он ей хоть два­дцать раз так же дорог, как сейчас. Была бы в эти мину­ты на полпути к штату Пенсильвания, с включенным на всю громкость радио и полным баком горючего. И ни разу, ни на секунду не заглянула бы в зеркальце заднего обзора. Короче говоря, в том-то и разница, что женщи­на, которая находится здесь сейчас, никуда не собирает­ся, разве что на кухню, заварить своим племянницам ромашкового чаю, который хорошо успокаивает нервы.

— Все в полном порядке, — говорит она девочкам.

Она прерывисто дышит, от прически ее осталось жалкое воспоминание, с ресниц по бледному лицу вол­нистыми полосками стекает тушь. И все же это она здесь сейчас, а не Салли, и это ей отправлять девочек в постель, убеждать их, что с нею им нечего бояться. Нет никаких причин тревожиться, говорит она им. Все по­ка, слава богу, живы-здоровы. Пусть хлещет дождь, пу­скай крепчает ветер с востока — Джиллиан будет тем временем обдумывать план действий. Поскольку на­дежды на помощь Салли в данном случае столько же, как на то, что она полетит, словно птица, сиганув вниз с верхушки дерева.

• Предыдущая
• 49/59
• Следующая