Практическая магия - Хоффман Элис - Страница 40

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая

— Отлично, мам. Я рад за тебя.

Джинни Варне думает, что, наверное, ослышалась, но не успевает переспросить, так как Гидеон тут же ны­ряет к себе в комнату, а через полминуты выскакивает из дому. Удирает оттуда без оглядки, как сделает снова через пять лет, но только тогда уже — всерьез и надол­го. Тогда он уедет учиться в Беркли или Калифорний­ский университет в Лос-Анджелесе, а пока несется во всю прыть по Развилке с единственным желанием — убежать подальше. Куда — гадать не нужно: его ведет чутье, и в глубине души он знает, где хочет быть. Не проходит и десяти минут, как он, весь взмокший от по­та, оказывается возле дома Кайли и застает ее в саду: она сидит на старом индейском покрывале, разостлан­ном под дикой яблонькой, и пьет чай со льдом. Они не виделись со дня рождения Кайли, но все в ней до боли близко и знакомо. Изгиб ее шеи, линия плеч, губы, форма рук, — при виде всего этого у Гидеона пересыха­ет в глотке. Наверное, он дурак, что поддается таким чувствам, но он ничего не может поделать. Он не уве­рен даже, что способен сейчас заговорить.

Жара стоит такая, что ни одной птицы не видно в воздухе, а воздух такой влажный, что пчелы и те не ле­тают. Кайли вздрагивает от неожиданности, увидев Ги­деона; кубик льда, который она грызла, выпадает у нее изо рта и скользит вниз по коленке. Но она не обраща­ет внимания. Не замечает, что высоко в небе пролетает самолет, что по покрывалу ползет гусеница, а ей самой вдруг стало еще жарче, чем было всего минуту назад.

— Сейчас увидим, как я быстренько тебя обстав­лю, — говорит Гидеон.

Шахматная доска у него с собой — старая, деревян­ная, полученная в подарок от отца еще в восемь лет ко дню рождения.

Кайли задумчиво прикусывает губу.

— Победителю — десять зеленых, — отзывается она.

— Заметано. — Гидеон весело скалит зубы. Он снова обрился наголо, и голова у него гладкая, как галька. — Мне денежки всегда пригодятся.

Он плюхается на траву рядом с Кайли, но еще не ре­шается поднять на нее глаза. Она, возможно, думает — ну сыграют они, большое дело, но все обстоит куда серьезней. Если Кайли сейчас не выложится, не будет сражаться насмерть — то, значит, они больше не друзья. Он и сам не рад, что это так, но либо они будут до кон­ца честны друг с другом, либо могут прямо сейчас ра­зойтись в разные стороны.

Такого рода проверка хоть кого заставит нервни­чать, и лишь к тому времени, когда Кайли обдумывает третий ход, Гидеон набирается наконец духу посмот­реть на нее внимательно. Волосы у нее уже не такие белобрысые, как были. То ли покрасилась, то ли, воз­можно, светлая краска смылась — сейчас они приятно­го медового цвета.

— Чего не видел? — говорит Кайли, поймав на себе его взгляд.

— Да катись ты!

Гидеон делает ход слоном. Берет ее стакан с чаем и отпивает несколько глотков по старой привычке, как когда они дружили.

— И вам того же, — мгновенно парирует Кайли.

На лице у нее широкая улыбка, и оттого виден зуб со щербинкой. Она знает, о чем он думает, а впрочем, об этом нетрудно догадаться. Он прозрачен, как стекло. Ему хочется, чтобы все оставалось по-прежнему и в то же время — переменилось. А кому такого не хочется? Но только так не бывает, и разница между ними в том, что Кайли это уже известно, а Гидеону пока еще невдомек.

— А я скучала по тебе, — роняет Кайли небрежно.

— Угу, оно и видно.

Гидеон поднимает голову и встречается с ней глаза­ми. Он торопливо отводит взгляд туда, где прежде рос­ла сирень. На том месте, где были кусты, торчат какие-то непонятные прутья с черной корой. Вдоль каждого прута — ряд мелких колючек, таких острых, что даже муравьи предпочитают не подползать к ним близко.

— Что это у вас за чертовщина во дворе? — спраши­вает Гидеон.

Кайли оглядывается на прутья. Они тянутся вверх с такой скоростью, что еще немного, и сравняются вы­сотой со взрослой яблоней. Но на данный момент они выглядят безобидно — так, сухие, колючие хворости­ны. Как легко проглядеть, что повырастало у тебя в саду: отвернись ненадолго, и неизвестно, что вылезет из земли, — может, вьюн, может, сорняк, а может быть, и колючая изгородь!

— Это мама вырубила сирень. От нее слишком мно­го тени. — Кайли крепче прикусывает губу. — Между прочим, тебе шах.

Она застигла Гидеона врасплох, понемногу продви­гая пешку, на которую он не обращал особого внимания. Окружила его, оставив ему из сострадания напоследок один ход, перед тем как нанести смертельный удар.

— Ты выигрываешь, — говорит Гидеон.

— Это точно.

У него такое лицо, что ей жалко его до слез, но она не намерена поддаваться. Этого она просто не может.

Гидеон делает единственный возможный ход — жертвует ферзя, но это его не спасает, и, когда Кайли объявляет ему шах и мат, он поздравляет ее. Все вышло так, как он и хотел, но ясности как не было, так и нет.

— Десятка-то при тебе? — спрашивает Кайли, хотя на самом деле ее это мало волнует.

— Дома.

— Ну, туда нам топать ни к чему.

В этом они сходятся полностью. Мать Гидеона не способна держаться от них в стороне, поминутно при­стает с вопросами, не принести ли им чего-нибудь поесть или попить — возможно, из опасения, что если хоть на секунду оставить их наедине, то быть беде.

— Мне не к спеху, — говорит Кайли. — Завтра прине­сешь.

— Пойдем пройдемся, не хочешь? — предлагает Ги­деон. И наконец-то глядит ей прямо в глаза. — Прогу­ляемся немного?

Кайли выливает на траву недопитый чай, а старое по­крывало оставляет на прежнем месте. Пусть Гидеон не такой, как все, — ей это не важно. В нем столько энергии, столько идей бурлит у него в голове, что весь он окай­млен оранжевым свечением. Стоит ли пугаться, что тебе дано видеть людей в их истинном свете, если среди них нет-нет да и попадется такой, как Гидеон! Которому чуж­ды обман и фальшь, так что придется ему рано или позд­но в срочном порядке постигать азы житейской лжи, чтобы не слопали с потрохами в том мире, по которому ему так не терпится пуститься в свободное плаванье.

— У меня мама выходит за кого-то замуж, и жить мы будем по ту сторону Развилки. — Гидеон откашливает­ся, словно ему что-то попало не в то горло. — Придет­ся ходить в другую школу. Крупно повезло. Буду сда­вать экзамены с целой ордой тупоголовых говнюков!

— Школа — еще не самое главное.

Кайли бывает жутковато, когда в ней появляется откуда-то эта несокрушимая определенность. Сейчас, например, она определенно знает, что Гидеону не най­ти себе лучшего друга, чем она. Об этом она готова по­спорить на все свои сбережения, прибавив к ним для ровного счета радиочасы и тот браслет, что подарила ей на день рождения Джиллиан.

Они выходят на улицу и идут по направлению к спортплощадке Христианского Союза Молодых Людей.

— В какой я буду школе — не главное? — Гидеон, сам не зная почему, рад это слышать. Может быть, просто потому, что Кайли, похоже, не считает, что они будут из-за этого реже видеться, — во всяком случае, он наде­ется, что правильно ее понял. — Ты уверена?

— Совершенно, — говорит Кайли. — На сто процентов.

На спортплощадке их ждет тень, зеленая трава, и у них будет время обдумать, что и как. В какой-то миг, когда они сворачивают за угол, у Кайли возникает чув­ство, что лучше бы ей никуда не трогаться со двора.

Она оглядывается на свой дом. Утром их здесь уже не будет, утро застанет их в дороге — они поедут к тетуш­кам. Старались склонить к этому и Джиллиан, но она отказалась наотрез.

— Ни за что, ни за какие миллионы! То есть за мил­лион — согласилась бы, но никак не меньше, — был ее ответ. — Но и тогда вам пришлось бы обломать мне все ноги, чтобы не выскочила из машины и не сбежала. Пришлось бы увозить меня под наркозом или же оглу­шить ударом по голове, но все равно я и тогда узнаю эту улицу и выпрыгну из окошка до того, как вы подъ­едете к их дому.

О том, что Джиллиан находится на востоке от Ска­листых гор, тетушкам ничего не известно — тем не ме­нее Кайли с Антонией дружно уверяют Джиллиан, что тетушки будут убиты, узнав, что она так близко и не хо­чет их навестить.

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая