Практическая магия - Хоффман Элис - Страница 27
- Предыдущая
- 27/59
- Следующая
Хорошо бы сбегать сейчас погонять в футбол с Гидеоном, не принимать так близко к сердцу чужую боль! Сделаться снова двенадцатилетней, чтобы мужчины, когда проходишь по Развилке, не кричали тебе вслед из своих машин, как им хочется тебя трахнуть! Хорошо бы иметь сестру, которая ведет себя по-человечески, и тетю, которая не плачет по ночам так, что наутро впору подушку выжимать...
А главное — хоть бы убрался с их заднего двора этот мужчина! Он и сейчас там, вон он, в эти минуты, когда Антония, напевая себе под нос, идет на кухню перехватить что-нибудь до обеда. Кайли может его разглядеть, так как из этого окошка видна не только передняя часть их двора, но и боковая. Ненастье ему нипочем, — наоборот, ему как раз по нраву потемневшее небо и ветер. Дождь не мешает ему нисколько. Он струится прямо сквозь него, и каждая капля при этом отсвечивает синим. Его начищенные ботинки едва припорошило землей. Белая рубашка накрахмалена и выглажена. Несмотря на это, присутствие его тлетворно. При каждом вздохе изо рта у него валится всякая гадость. Зеленые лягушата. Капли крови. Шоколадные конфеты в обертке из нарядной фольги, но с ядовитой начинкой, от которой идет вонь каждый раз, как он разламывает конфетку пополам. Ему стоит лишь щелкнуть пальцами — и все приходит в негодность. Все, что было исправным, портится. Ржавеют спрятанные в стенах водопроводные трубы. Крошится в труху кафельная плитка, которой покрыты полы в подвале. Змеевик в холодильнике перекручивается, и продукты невозможно сохранять свежими — протухают яйца под своей скорлупой, весь сыр покрывается зеленой плесенью.
У мужчины там, в саду, нет собственного цветового окаймления, но он часто запускает руки в лиловую с багрянцем тень у себя над головой и размазывает по себе свечение, исходящее от сирени. Для всех, кроме Кайли, он невидим, и тем не менее в его власти выманивать из дому всех этих женщин. Это он поздними ночами тревожит своим шепотом их сон. «Детка», — обращается он даже к тем из них, кто уже и не чаял услышать когда-нибудь от мужчины такие слова. Он проникает в сознание к женщине и остается там до тех пор, пока она не окажется, вся в слезах, на тротуаре, жадно вдыхая аромат сирени, — однако и тогда он не намерен никуда уходить. Он далеко еще не доделал свое дело.
Кайли наблюдает за ним с самого своего дня рождения. Она понимает, что больше он никому не виден, хотя птицы чуют его присутствие и облетают кусты сирени стороной; белки тоже замирают на всем скаку, когда окажутся нечаянно слишком близко. А вот пчелы его не боятся. Их, напротив, будто влечет к нему, они так и вьются над этим местом, и всякий, кому вздумается подойти ближе, рискует быть ужаленным — возможно, даже не раз. Мужчину, который там, в саду, легче увидеть в дождливый день или поздним вечером, когда он возникает из ничего, как бывает, когда глядишь в пустое небо и вдруг, откуда ни возьмись, прямо перед глазами — звезда. Он никогда не ест, не пьет и не спит, но это не значит, что он ничего не хочет. Хочет, и с такой силой, словно, но ощущению Кайли, воздух вокруг него сотрясают разряды электричества. С недавних пор он взял моду, когда она смотрит на него, отвечать ей тем же. Ее от этого жуть берет. Просто мороз пробирает до костей. А он повадился делать это все чаще — знай таращит на нее глаза. Где бы она ни находилась — за кухонным окном или на дорожке, ведущей к задней двери. Может хоть целые сутки следить за ней при желании, ему ведь нет надобности моргать — никакой и никогда.
Кайли начала расставлять по подоконникам мисочки с солью. Сыпать на порог у каждой двери розмарин. И все равно он умудряется пробраться в дом, когда все уснут. Кайли ложится позже всех, но и она не может бодрствовать вечно, хотя и сдается не без усилий. Нередко засыпает одетая, над открытой книгой и при верхнем свете, поскольку тетя Джиллиан, которая все еще живет в той же комнате, не хочет спать в темноте, а в последнее время, спасаясь от запаха сирени, стала требовать, чтобы к тому же и окна были плотно закрыты, даже когда жара такая, что дышать нечем.
Бывают ночи, когда всем в доме в одни и те же минуты снится страшный сон. А иногда все поголовно спят так крепко, что никакими будильниками не добудиться. В любом случае, Кайли знает: если Джиллиан плачет во сне, стало быть, неподалеку побывал он. Если, проходя по коридору внизу, зайдешь в уборную и видишь, что засорился унитаз, а спустишь воду — наверх всплывает дохлая птица или летучая мышь, значит, это его работа. В саду завелись слизняки, в погребе — мокрицы, а черные лодочки Джиллиан — лаковые, на высоком каблуке, купленные в Лос-Анджелесе, — облюбовали себе под жилье мыши. Глянешь в зеркало — и твое отражение расплывается. Пройдешь мимо окна — и начинает дребезжать стекло. Это он, мужчина в саду, повинен, если утро началось с глухого проклятья, если кто-то больно споткнулся на ходу, если любимое платье разорвано так безнадежно, будто его нарочно изрезали ножницами или охотничьим ножом.
Но в это утро несчастливая хмарь, наползающая из сада, действует с особой силой. Мало того, что Салли обнаружила свою пропажу, бриллиантовые сережки, подаренные ей к свадьбе, в кармане пиджака у Джиллиан, так вдобавок и Джиллиан увидела, что чек с ее зарплатой из «Гамбургеров» изорван на мелкие кусочки и рассыпан по кружевной салфетке на кофейном столике.
Молчанию, которое Салли и Джиллиан хранили с обоюдного согласия после обеда в честь дня рождения Кайли, когда обе в ярости и отчаянии надолго стиснули губы, — этому молчанию пришел конец. Все время, покуда сестры не разговаривали друг с другом, у обеих случались приступы мигрени. Обе ходили с кислой миной и опухшими глазами, и обе похудели, так как предпочитают обходиться без завтрака, лишь бы не сталкиваться нос к носу с утра пораньше. Но когда две сестры живут под общей крышей, долго избегать друг друга невозможно. Все равно рано или поздно не выдержат и сцепятся, что им и следовало сделать с самого начала. Чем разрешается бессильная злоба, когда уже накипело, предсказать нетрудно: дети будут толкаться и дергать друг друга за волосы, подростки обзываются как можно обиднее, а после — в рев, ну а взрослые женщины, к тому же сестры, наговорят друг другу таких жестоких слов, что каждый слог в них жалит, как змея, — частенько, правда, когда слова уже сказаны, такая змея рада была бы свернуться в кольцо и заткнуть себе рот собственным хвостом.
— А ты, поганка, еще и на руку нечиста, — говорит Салли сестре, когда та бредет на кухню в поисках кофе.
— Ах так? — говорит Джиллиан. Она более чем готова к схватке. Она держит на ладони обрывки чека и сыплет их на пол, точно конфетти. — Значит, это мы только сверху такое совершенство, а копни глубже — первостатейная стерва?
— Ну всё, — говорит Салли. — Я хочу, чтобы духу твоего здесь не было! Хочу этого с первой же минуты, как ты здесь объявилась. Я тебя не звала. И не просила остаться. Ты сама хапаешь, что тебе надо, у тебя так заведено с колыбели!
— Да я только и мечтаю, как бы унести отсюда ноги! Секунды считаю! Только это произошло бы скорее, если б ты не рвала мои чеки!
— Слушай, — говорит Салли. — Если ты крадешь у меня серьги из-за того, что тебе не хватает на отъезд, — тогда ладно. Пусть. — Она разжимает кулак, и бриллиантовые сережки падают на кухонный стол. — Только не воображай, что я ничего не вижу!
— Господи, на кой они мне сдались? — говорит Джиллиан. — Ты что, совсем не соображаешь? Тетки их потому тебе подарили, что больше никто не станет носить такое уродство!
— Катись ты на хрен! — говорит Салли. Слова срываются у нее с языка легко и естественно, хотя, если честно, она не помнит, чтобы хоть раз до этого вслух выругалась в стенах собственного дома.
— Это ты катись на хрен! — подхватывает Джиллиан. — Тебе он нужнее!
В эту минуту из своей комнаты спускается Кайли. Лицо ее покрыто бледностью, стриженые волосы торчат дыбом. Если бы Джиллиан стала перед зеркалом, в котором видишь себя моложе, выше ростом и красивее, она увидела бы в нем Кайли. Когда тебе тридцать шесть и перед тобой ранним утром предстает такое, у тебя вдруг пересыхает во рту, ты чувствуешь, какая у тебя шероховатая, увядшая кожа, сколько бы увлажняющего крема ты на нее ни изводила.
- Предыдущая
- 27/59
- Следующая
