Кот, который пел для птиц - Браун Лилиан Джексон - Страница 9

• Предыдущая
• 9/48
• Следующая

— Что такое разнотравье?

— По правде говоря, я и сам не знаю. Какие-то растения. Не очень-то я в них разбираюсь, зато верю в Кевина.

Милдред сказала:

— Он очень хороший специалист. Консультировал по поводу ландшафта застройщика Индейской Деревни. Если бы не Кевин, весь комплекс выглядел бы как поле для игры в гольф.

— Что я слышу, Квилл? Неужели ты, выросший на тротуарах Чикаго, сделался страстным любителем дикой природы? — удивился Арчи.

— Почему бы нет, если мне не надо ничего поливать, удобрять, пропалывать, опрыскивать и подрезать?

Неожиданно их беседу прервали: ворона погналась за белкой. Пернатый хищник угрожающе хлопал крыльями, а зверушка удирала со всех ног.

— Маленькие птички выбрасывают зерна из кормушки, — пояснил Квиллер, — а большие подбирают их с земли, и тут белка попыталась примазаться. Политика и экономика птичьего сада слишком сложны для меня. Давайте поговорим о чем-нибудь простом, например о журналистике, о газетах.

— О'кей, — согласился Арчи. — Ты видел объявление о конкурсе для взрослых на знание орфографии, который объявлен в рамках борьбы за грамотность? Мы проводим подписку, и я счастлив сообщить, что деловое сообщество оказывает большую помощь.

— Чья это идея?

— Это предложила Хикси. Правда, подобные кампании уже проходили в городах Центра — насколько я понял, весьма успешно.

«Ну вот, снова начинается!» — подумал Квиллер.

Хикси Райс, редактор отдела рекламы, постоянно загоралась блестящими идеями, которые неизменно кончались катастрофой — правда, не по её вине. Последним её провалом был Ледовый фестиваль Мускаунти, растаявший и преданный забвению в феврале. Неудачи никогда не обескураживали Хикси, и вскоре у неё появлялась новая идея.

— Мы здорово оплошали с этим Ледовым фестивалем, но уж конкурс на знание орфографии среди взрослых — дело надёжное. Коммерческие фирмы и разные организации заплатят за то, чтобы войти в команду и состязаться за приз, а публика будет покупать входные билеты, чтобы поболеть за своих любимых грамотеев. Зрители развлекутся, а спонсоры получат хорошую рекламу. Я не могу себе представить, что тут может не получиться… Ты как будто сомневаешься, Квилл?

— Вовсе нет! Я обеими руками за ликвидацию неграмотности. Чем больше людей научатся читать, тем больше станут тиражи нашей газеты, тем больше рекламы у нас разместят и тем больше читательских писем я получу.

— О, Квилл! Ты же не такой циник — ты просто шутишь! — запротестовала Полли.

— Недавно я был в шоке, когда узнал, что один известный пикакский бизнесмен не умеет ни читать, ни писать, — поделился Квиллер. — Он идет на всё, чтобы скрыть этот факт.

— Кто? Кто? — загалдели все.

— Эта информация не подлежит разглашению. Прозвучал зуммер, и обе женщины вскочили с места.

— Пора заняться пиццей, — заявила Полли. — Мы позвоним в колокольчик, когда всё будет готово. — И они удалились в амбар, смеясь и щебеча.

Мужчины сидели, откинувшись на спинки кресел, взирали на лес, и душу их наполнял покой. Ни один из них не произнёс ни слова. Они так давно дружили, что молчание их не тяготило.

Наконец Арчи спросил:

— Когда мы отправимся в Центр на матч?

— И я думал о том же! Нужно заглянуть в расписание.

— Как ты думаешь, девочки захотят поехать с нами?

— В прошлом году они получили большое удовольствие от поездки — точнее, от хождения по магазинам и от шоу в субботу вечером, — припомнил Квиллер. — Нужно позондировать почву на сей предмет.

— Я заметил новую книжку о бейсболе на твоём кофейном столике. Только не говори мне, что ты не устоял и купил книгу, которой меньше пятидесяти лет!

— Я её не покупал. Полли принесла её из библиотеки. Моя репутация остаётся незапятнанной… Правда, я разжился в пыльной лавке Эддингтона тремя интересными книгами о Второй мировой войне: «Тихоокеанская война», «Огонь над Лондоном» и «Последние сто дней». Они поступили из поместья на Перпл-Пойнт.

В этот момент их внимание привлёк Коко, который выгнул спину и задрал хвост. Затем он вытянул передние лапы, после чего — одну заднюю. И наконец, взглянув в лицо мужчинам, произнёс: «Йау!» — с такой силой и звучностью, что по лесу прокатилось эхо.

— Что с ним такое? — осведомился Арчи.

— Он знает, что сейчас позвонят, призывая к столу.

Через несколько секунд зазвенел колокольчик.

— Ну, что я тебе говорил? — В голосе Квиллера прозвучала горделивая нотка.

— Никогда не видел ничего подобного!

Коко уже стоял над брезентовой переноской. Квиллер помог сиамцам забраться в неё, и, когда те свернулись на дне сумки, все четверо возвратились в амбар.

Призвавший их колокольчик, медный, с ручкой в виде свернувшейся змеи, стоял на приставном столике в холле.

— Голландское барокко, — отметил Арчи, который многое узнал об антиквариате от первой жены, в Центре. — Где ты это раздобыл?

— В студии Аманды. Она сказала, что он из Стокгольма.

— Вполне возможно. Когда-то между Голландией и Швецией шла оживленная торговля по морю… А вот этот столик эпохи Якова Первого — это что-то новенькое! Откуда он? — Арчи рассматривал маленький овальный столик на пяти крепких точёных ножках.

— «Эксбридж и Кобб», — ответил Квиллер. — Из персональной коллекции Айрис Кобб.

— Это столик из английской таверны, восемнадцатый век, — определил Арчи. — Столешница потертая: её два столетия скребли старательные барменши. А ножки повреждены оттого, что стол тягали туда-обратно по влажному каменному полу.

— А как насчёт тихой музыки на заднем плане? — предположил Квиллер.

— Я же серьёзно! Это подлинная вещь! Можешь оставить этот столик мне после своей смерти.

— А с чего ты взял, что переживёшь меня, негодяй ты этакий?

— Потому что Милдред заставляет его есть салат, — вставила Полли.

Ланч был сервирован в столовой, которой редко пользовались: гостей обычно приглашали пообедать где-нибудь вне дома. Сначала был подан фруктовый суп из груш и малины. Затем последовала пицца с грибами и салат из спаржи и жёлтых перцев. Если бы позднее Квиллер не обнаружил в мусорном контейнере две маленькие жёлтые картонки, ему бы и в голову не пришло, что для пиццы использовали яйца без холестерина. «А мог бы и догадаться», — подумал он.

Когда они пили кофе в гостиной, Милдред сказала:

— Сегодня великий день для любителей искусства в Мускаунти. — Она входила в число основателей Совета по искусству и была теперь председателем нового Центра искусств.

— Они живут дружно? — спросил Квиллер. — Или случаются конфликты?

— Сугубо между нами, — призналась она, — есть определённые проблемы. Я полагаю, что мы — микрокосм всего общества, и у нас не обходится без зависти, снобизма и соперничества — в нормальных пределах. Но внешне всё выглядит пристойно. Среди самих художников имеются расхождения в стилевых предпочтениях и вкусах. Большинство из них занимается предметно-изобразительным искусством, и абстракционисты не хотят, чтобы на выставке их работы висели рядом с изображениями бабочек и шахт.

— Сколько среди вас художников?

— Около двадцати процентов. Тридцать процентов я бы назвала истинными ценителями искусства. Таким образом, остаётся пятьдесят процентов, которые примкнули к нам, поскольку наша деятельность не облагается налогом, или ещё по какой-нибудь там причине.

— В библиотеке прошёл слух, — вставила Полли, — что сегодня у вас будут экспонироваться картины, на которых изображена обнажённая натура.

Милдред закатила глаза и ответила раздражённо:

— Мы никогда не включаем такого рода полотна в публичные экспозиции, потому что некоторые люди восстают против «голых тел», как они это называют. Мы демонстрируем подобные работы только на приёмах для членов.

— Это объясняет, почему вступили те пятьдесят процентов, — сухо произнёс Арчи.

Жена метнула в него косой взгляд и продолжила:

— Некоторые из наших художников делают прекрасные этюды с обнаженной натуры, а та, которая называет себя просто Дафна, завоевала несколько премий. Она будет вести занятия, обучая, как рисовать фигуры — с живых натурщиков, разумеется. Она великолепно знает анатомию кошек, собак, лошадей, а также людей.

• Предыдущая
• 9/48
• Следующая