Частное расследование - Келлерман Джонатан - Страница 26

• Предыдущая
• 26/124
• Следующая

Или, быть может, он потратил проведенное в Сан-Квентине время на то, чтобы разжечь свою злобу. Вынашивая фантазии, где фигурировали кислота и кровь, наполняя свою бутылку...

Меня начало грызть неприятное чувство неуверенности в своей правоте, то самое чувство непопадания в цель, которое я испытал девять лет назад, когда отошел от всех своих правил, чтобы лечить измученного страхом ребенка.

Чувство, что не ухватил по-настоящему суть проблемы.

Девять лет назад она, несмотря на это, вылечилась.

Волшебство, фокус.

Сколько еще кроликов осталось в шляпе фокусника?

В клинике Гэбни на мой звонок включился автоответчик, продиктовавший номера телефонов и коды экстренного вызова обоих докторов. Никакие другие сотрудники не упоминались. Я записал для Урсулы Каннингэм-Гэбни свое послание, назвавшись лечащим врачом Мелиссы Дикинсон, и попросил позвонить мне как можно скорее. В течение следующих нескольких часов мне звонили неоднократно, но из Пасадены ни одного звонка не было.

В десять минут восьмого явился Майло, в той же одежде, что была на нем утром, только с пятнами от травы на брюках и пота под мышками. От него пахло дерном, и он казался усталым.

Я спросил:

— Как успехи?

Он покачал головой, нашел в холодильнике бутылку «гролша», откупорил ее и сказал:

— Этот спорт не для меня, приятель. Беготня за маленьким белым мячиком по ползучим сорнякам выводит меня из себя.

—  Выбиваеттебя из себя. Раз уж мы говорим о гольфе.

Он усмехнулся.

— А я — просто набитыйдурак, раз вообразил себя обитателем пригорода. — Запрокинув голову, он стал лить в себя пиво. Когда бутылка опустела, он спросил:

— Так где же мы ужинаем?

— Где захочешь.

— Ну, — сказал он, — ты меня знаешь, я всю жизнь помираю по высшему свету. Видишь, я даже оделся в расчете на успех.

Дело кончилось тем, что мы оказались на Пико недалеко от Двадцатой улицы, в плохой части Санта-Моники, где, сидя за исчирканным ножом складным столиком и вдыхая выхлопные газы уличного движения, ели тако — мягкие паровые лепешки с начинкой из крупно нарубленной свинины и маринованных овощей и пили кока-колу с колотым льдом из вощеных бумажных стаканчиков.

Киоск, где готовили тако, стоял на угловом пятачке раскрошенного асфальта, между магазином спиртных напитков и пунктом обмена чеков на наличные деньги. Вокруг слонялись и рыскали в поисках поживы бездомные бродяги и несколько типов, которые не стали бы жить дома, даже если бы он у них был. Парочка таких типов наблюдала за нами, пока мы получали у стойки еду и искали места. Под влиянием фантазии на тему попрошайничества или чего-нибудь похуже их тусклые глаза оживились и заблестели. Майло держал их на расстоянии своим «полицейским» взглядом.

Мы ели, оглядываясь через плечо. Он спросил:

— Достаточно ли солидно для тебя?

Прежде чем я успел ответить, он встал и пошел к стойке заказов, держа одну руку в кармане. Грязный, худой человек примерно моего возраста, со спутанной бородой тут же воспользовался моментом и приблизился ко мне, обнажив в ухмылке беззубые десны, бормоча что-то бессвязное и нелепо размахивая одной искривленной рукой. Другая рука была подтянута к самому плечу, согнута, словно куриное крыло, и совершенно неподвижна.

Я протянул ему доллар. Подвижная рука выхватила его с ловкостью клешни ракообразного. Он успел отойти, прежде чем вернулся Майло с картонной коробкой, полной пакетиков из желтой бумаги.

Но Майло все видел и, садясь, сердито на меня посмотрел.

— Зачем ты это сделал?

— У этого бедняги что-то не в порядке с головой.

— Или он симулирует.

— В любом случае он, должно быть, дошел до ручки, тебе не кажется?

Он покачал головой, развернул порцию тако и откусил кусок. Прожевав и проглотив пищу, он сказал:

— Все дошли до ручки, Алекс. Если ты не прекратишь, они облепят нас, как саранча.

Мне показалось, что три месяца назад он бы такого не сказал.

Я оглянулся, увидел, какими глазами смотрят на него остальные особи уличного люда, и возразил:

— Вряд ли нужно на этот счет беспокоиться.

Он показал на пакетики с едой.

— Приступай, тут и для тебя.

Я сказал:

— Может, чуть позже.

И стал пить кока-колу, которая уже потеряла всякий вкус.

Спустя минуту я спросил:

— Если бы тебе понадобилась информация об одном бывшем заключенном, как бы ты стал действовать?

— Какого рода информация? — вопросом на вопрос ответил он, пережевывая слова вместе со свининой.

— Как он вел себя в тюрьме, что затевает сейчас.

— Этот тип освобожден условно?

— Условный срок истек. Освобожден вчистую.

— Образец реабилитации, а?

— Вопросительный знак обязателен.

— Этот мистер Образец давно уже чист и свободен?

— Где-то около года.

— За что сидел?

— Нападение, попытка убийства, сговор с целью убийства — он заплатил одному типу, чтобы тот изуродовал человека.

— Заплатил, значит? — Он вытер губы.

— Заплатил с намерением нанести серьезный вред или даже хуже.

— Ну тогда можно спокойно полагать, что он так и останется мерзавцем.

— А если мне нужно что-то более конкретное?

— Зачем это тебе?

— Это касается одного пациента.

— То есть все должно быть сугубо секретно и конфиденциально?

— Пока да.

— Ну, — сказал он, — вообще-то это не так уж трудно. Ты — то есть полицейский, потому что гражданскому придется лбом стенку прошибать, чтобы хоть чего-то добиться, — ты отслеживаешь цепочку. Прошлое — это лучший предсказатель будущего, верно? Так вот, первое звено — его полицейское досье. Федеральное и местное. Ты говоришь с полицейскими, которые знали его в то недоброе старое время. Предпочтительно с теми, кто его арестовывал. Дальше ты закидываешь глаз в папку окружного прокурора — там будут рекомендации по избранию меры наказания, заключения психиатров или психоаналитиков, ну и все такое. Третий шаг — ты разговариваешь с тюремным персоналом — узнаешь, как он вел себя во время отсидки. Хотя на самом деле лучше всего его знают те задницы, которые мотали срок вместе с ним. Если ты возьмешь кого-то из них на крючок — тяни. Потом идешь к офицеру, который курировал его после условного освобождения. Проблема здесь в том, что они завалены делами и задавлены текучкой. В большинстве случаев они просто штампуют бумаги, и шансов выудить из них что-то стоящее очень мало. Конечный шаг — ты устанавливаешь его К.З. — круг знакомых, то есть тех подонков, с которыми он общался после выхода из тюрьмы. Конец. Ничего особенного, просто нагрузка на ноги. А в итоге вся информация тебе мало что даст. Так что если у тебя есть обеспокоенный пациент, я бы на твоем месте посоветовал ему или ей быть поосторожнее. Пусть купит большую пушку и научится ею пользоваться. Или заведет питбуля.

— Это отслеживание цепочки, которое ты только что описал, — его может провести частный адвокат?

Майло посмотрел на меня, не отрываясь от тако.

— Ты имеешь в виду обычного, среднего адвоката? Нет. Не может ни за какой приемлемый отрезок времени. Адвокат, заручившийся услугами хорошего частного детектива, мог бы провернуть такое дело, но и тогда частному сыщику потребуется время, и немалое, — разве только у него есть крупные связи в полиции.

— Скажем, как у отставного полицейского?

Он кивнул.

— Некоторые частные сыщики — бывшие полицейские. Все они работают с почасовой оплатой, а такое дело потребует немало часов. Так что совсем не мешает иметь богатого клиента.

— А тебя самого такое дело случайно не заинтересовало бы?

Он положил свое тако на стол.

—  Что?

— Небольшая частная консультация, Майло. Настоящеехобби. Тебе разрешается подрабатывать, когда ты временно отстранен?

— Я такой же гражданин, как и все. Могу делать все, что захочу. Только почему, черт возьми, я должен захотеть?

• Предыдущая
• 26/124
• Следующая