Свободные отношения - Вулф Энн - Страница 7
- Предыдущая
- 7/35
- Следующая
Бетси постучалась к ним в дом поздно вечером, попросив ломоть хлеба и стакан воды. Барт и Лита не столько нуждались в прислуге, сколько посочувствовали злоключениям девушки. Бетси осталась, и Лита попробовала разыскать ее отца, что ей, в силу специфики профессии, сделать было не сложно. Но, к сожалению, девушка приехала слишком поздно — ее отец скончался несколько лет назад от инсульта.
Работала она исправно и делала даже больше, чем полагается прислуге. Лита и Барт жили у нее, можно сказать, как у Христа за пазухой. Она до мелочей угадывала все их желания, и в доме всегда царила атмосфера порядка. Лита и Барт отвечали ей теплой, почти родственной привязанностью, а также платили довольно крупную сумму, которую кое-то из их знакомых считал просто расточительством. Но у супругов было на этот счет особое мнение: каждый человек, независимо от того, какую работу он выполняет, должен получать по заслугам. А верная, веселая и старательная Бетси заслуживала многого.
Лита села за стол напротив Барта и рассеянно наблюдала за тем, как он торопливо поглощает сандвич с тунцом, сыром и оливками. Ей хотелось хотя бы что-нибудь сказать ему на прощание, но все слова будто провалились в пустоту, которую она обнаружила внутри себя, проснувшись.
— Хосяйка пудет есть?
— Нет, Бетси, спасибо. — Лите и кусок не полез бы в горло, до того отвратительно было на душе.
— Хосяйка опять на диета? Она испортит желуток, бутет так кушать.
Барт рассмеялся, чуть не поперхнувшись горячим кофе. Лита действительно периодически пыталась сесть на диету, что заканчивалось весьма прискорбно: позарясь в ближайшем кондитерском магазине на любимые пирожные со взбитыми сливками, она быстренько набирала все, что было сброшено путем недельных лишений.
— Бетси, ты в точку попала. Похудеть — не похудеет, а желудок испортит. — Он посмотрел на Литу, и в его глазах заплясали озорные искорки. — Ты что, действительно решила сесть на очередную диету? Не переживай, ты нравишься мне в любом виде.
О, если бы это было так! Она постаралась ответить Барту как можно более непринужденным тоном.
— Поем попозже. Сейчас не хочется. Я плохо спала, поэтому и нет аппетита. Не привыкла спать в кресле. — Натянутая улыбка, попытка пошутить… Только бы Барт не заметил ее удрученного состояния. И все-таки, как же она наивна, если думает, что можно прожить пять лет вместе и не заметить перемены в своей второй половине!
Барт, по привычке, которая в последнее время служила ему чем-то вроде самозащиты, сделал вид, что ничего не происходит. Он дожевал сандвич, допил кофе и, торопливо собрав необходимые для поездки вещи, топтался в коридоре, ожидая церемонии прощания.
Лита нутром чувствовала его нетерпение. Он хочет скорее оставить ее, вырваться из дома, из той гнетущей атмосферы, которую она создает своей печалью. Она решила не удерживать его, избежать долгого прощания — слишком тяжело ей было прятать свои чувства от любимого человека.
— Езжай, Барт. Ты можешь опоздать. — Она едва коснулась его щеки губами, боясь показаться ему навязчивой. — Удачи тебе. Пусть все пройдет гладко.
Ее холодность удивила Барта, но он был рад возможности не затягивать отъезд. Его отсутствие благотворно скажется на жене, решил он. У нее будет время многое переосмыслить. У него — соскучиться по ней. В конце концов, его отъезды — такая редкость.
Он улыбнулся Лите, в очередной раз посоветовав не скучать, и вышел из дома. Пройдя несколько шагов, Барт обернулся, уверенный в том, что Лита все еще стоит у открытой двери и провожает его взглядом. Но дверь за ним уже закрылась. Барт пожал плечами, вытащил из кармана ключи от машины и направился к гаражу.
Лита отложила в сторону прочитанную книгу. Видимо, у Апдайка нет светлых вещей. Во всяком случае, так кажется ей. Да и откуда им взяться? Сама жизнь с ее черно-белыми полосами — неистощимый источник темной фантазии, потому что белые полосы редки и тонки, а черные — часты и обширны. Вот так всегда: вместо того что бы расслабить себя любовным романом с извечным «хеппи-эндом», она читает именно те вещи, которые заставляют ее переживать собственные неудачи еще сильнее. И почему только она так устроена?
Барт уже в пути. Лита почему-то была уверена в том, что он и не вспомнил о ней, выйдя из дома. Барт уже далеко, а она здесь: одинокая, скучающая, не знающая, чем бы заняться. Вот тебе и весь отпуск. Можно, конечно, погрузиться в очередную книгу, после прочтения которой на душе станет еще тяжелее. Можно отправить Бетси за стопкой любовных романов, проглотить их один за другим и забыть, хотя бы на время, о муже. Можно заставить себя одеться, накраситься и пойти в театр или в кино, только сил на эту вылазку нет. Можно посетить выставку фотографий, которой она бредила весь этот месяц, но, опять же, в таком настроении она и с кресла-то встать не может. Какая там выставка, какой театр!
Нет, надо себя заставить пойти хотя бы куда-нибудь! Она ведь не может сидеть весь месяц в плюшевом кресле и толстеть! Давай, Лита, сделай над собой усилие! Ведь не совсем же ты безвольный человек. У тебя получится, только попробуй встать с кресла, не уподобляйся герою известного русского романа, который все свое время проводил на диване!
Она нехотя встала с любимого кресла, надела темное ситцевое платье, взяла маленькую сумочку и отправилась в галерею фотографии.
Название выставки «Вот она, сказка» ничего не сказало Лите. Через пару минут, взяв билет и пройдя по светлому коридору в зал, она вспомнила, что кто-то из ее коллег посвятил этой выставке целую статью. Которую Лита, занятая глобальными проблемами байкеров, так и не удосужилась прочесть.
Выставка была посвящена экзотическим странам. Далекие берега, пестрящие цветами и диковинными деревьями, безупречно голубое небо, танцы темнокожих племен, чудеса подводного мира — все это мелькало перед глазами Литы, жадно рассматривающей одну фотографию за другой.
Особенно заинтересовали ее несколько фотографий, сделанных неким Джефри Ферчем, фотолюбителем, как было указано под снимками.
Лита и сама догадалась, что перед ней любительское фото: слишком уж бросалась в глаза безыскусность, простота фотографий, которую редко встретишь у профессионала. Очевидно, он снимал не для показа. Он фотографировал то, что ему нравилось, только для того, чтобы увиденное им не поблекло, осталось в памяти.
Четыре бледно-желтых цветка, лежащих в грубоватых женских ладонях. С такой же нежностью и робостью держат бабочку. Как любовно открылись эти ладони, чтобы показать фотографу, да и всему миру, чудо, которое кто-то счел бы обычным: подумаешь, цветы, что в них такого?! Маленькие, скромные. Не роскошные розы, не орхидеи!
Седое небо, покачнувшиеся от ветра пальмы и прибрежные кустарники. Волны легкие, но тревожные. Такой изменчивый цвет воды: от голубого до темно-синего. И на горизонте, который совсем близко, почти рукой подать, соседний остров, призрачный, едва заметный. Словно тот остров, с которого делали съемки, шепчет соседу о своей тревоге. Шепчет ветром и шлет весточку с маленьким облаком.
Лита прочитала название фотографий. Первая, с цветами в ладонях называлась «Цветы тиаре», вторая — «Вид с Муреа на Таити». Далекий остров Таити… Его называют «последним раем на земле». Страсть Гогена, пыл Хемингуэя. Там, наверное, чудесно, подумала Лита. Наверное, фотограф бывал там часто, а может, и жил на Таити — снял самую суть островов, душу Полинезии.
Лита обошла выставку и уже было направилась к выходу, когда почувствовала в сумочке вибрирование телефона. Неужели Барт о ней вспомнил? Лита торопливо расстегнула молнию и извлекла телефон. Выйдя из зала в коридор, она нажала кнопку и услышала голос приятельницы.
— Привет, Лори, — упавшим от разочарования голосом произнесла она.
— Привет, — прозвучал на другом конце тоже не слишком веселый женский голос. — Прости, но звоню исключительно по делу. Буду краткой: в этом месяце я собиралась отдохнуть на Таити, забронировала билет, место в отеле, но ничего не выходит — дочь заболела. Теперь вот ломаю голову, куда все это девать. Не пропадать же добру. Вы, вроде бы, собирались с мужем в отпуск — не хочешь полететь вместо меня? Один билет есть, второй купите. Отлично проведете время. Я бы и сама… Только не выходит: ветрянка дело серьезное, тем более в пятнадцать лет. Вылет завтра. Знать бы раньше…
- Предыдущая
- 7/35
- Следующая
