Дорога в рай (Рассказы) - Даль Роальд - Страница 90

• Предыдущая
• 90/190
• Следующая

    – В каждом стоге полно крыс.

    – В этом особенно. По правде, у нас были неприятности с властями по этому поводу.

    Рамминс резко взглянул на него. Он не любил неприятностей с властями. Кто продает втихую яйца и убивает без разрешения свиней, тому лучше избегать контактов с такого рода людьми.

    – Что еще за неприятности?

    – Они присылали крысолова.

    – Чтобы выловить несколько крыс?

    – Да не одну! Чтоб мне провалиться, там все кишит ими!

    – Ну вот еще.

    – Честное слово, мистер Рамминс. Их там сотни.

    – И крысолов поймал их?

    – Нет.

    – Почему?

    – Думаю, потому, что они слишком умные.

    Рамминс принялся задумчиво исследовать внутренний край одной ноздри кончиком большого пальца, держа при этом ноздрю большим и указательным пальцами.

    – Спасибо я тебе за крысолова не скажу, - произнес он. - Крысоловы государственные работники, работающие на чертово правительство, и спасибо я тебе за него не скажу.

    – А я тут ни при чем, мистер Рамминс. Все крысоловы - мерзкие хитрые твари.

    – Гм, - проговорил Рамминс, просовывая пальцы под кепку, чтобы поскрести затылок. - Я как раз собирался осмотреть этот стог. Думаю, лучше прямо сегодня это и сделать. Не хочу, чтобы всякие там государственные работники совали свой нос в мои дела, покорнейше благодарю.

    – Именно так, мистер Рамминс.

    – Попозже мы подойдем туда вместе с Бертом.

    С этими словами он повернулся и засеменил через двор.

    Часа в три пополудни все видели, как Рамминс с Бертом медленно ехал по дороге в повозке, которую тащила большая и красивая черная ломовая лошадь. Напротив заправочной станции повозка свернула в поле и остановилась возле стога сена.

    – На это стоит посмотреть, - сказал я. - Доставай ружье.

    Клод принес ружье и вставил в него патрон.

    Я медленно перешел через дорогу и прислонился к открытым воротам. Рамминс забрался на вершину стога и принялся развязывать веревку, с помощью которой крепилась соломенная крыша. Берт, оставшийся в повозке, вертел в руках нож длиной в четыре фута.

    У Берта было что-то не в порядке с одним глазом. Весь какой-то бледно-серый, точно вареный рыбий глаз, он был неподвижен, однако казалось, что он все время следит за тобой, как глаза людей на некоторых портретах в музее. Где бы ты ни стоял и куда бы Берт ни смотрел, этот поврежденный глаз, с маленькой точечкой в центре, точно рыбий глаз на тарелке, искоса холодно поглядывал на тебя.

    Телосложением он являл собою противоположность своему отцу, который был короток и приземист, точно лягушка. Берт был высокий, тонкий, гибкий юноша с расхлябанными суставами. Даже голова его болталась на плечах, склонившись набок, будто шее было тяжеловато ее держать.

    – Вы же только в июне поставили этот стог, - сказал я ему. - Зачем же так быстро его убирать?

    – Папа так хочет.

    – Смешно в ноябре разбирать новый стог.

    – Папа так хочет, - повторил Берт, и оба его глаза, здоровый и тот, другой, уставились на меня с полнейшим равнодушием.

    – Затратить столько сил, чтобы поставить его, обвязать, а потом разобрать через пять месяцев...

    – Папа так хочет.

    Из носа у Берта текло, и он то и дело вытирал его тыльной стороной руки, а руку вытирал о штаны.

    – Иди-ка сюда, Берт, - позвал его отец, и мальчик взобрался на стог и встал в том месте, где часть крыши была снята.

    Достав нож, он принялся вонзать его в плотно спрессованное сено, при этом держался за ручку двумя руками и раскачивался всем телом, как это делает человек, распиливающий дерево большой пилой. Я слышал, как лезвие ножа с хрустом входит в сухое сено, и звук этот становился все более глухим, по мере того как нож все глубже проникал внутрь.

    – Клод будет стрелять, когда крысы побегут.

    Мужчина с юношей замерли и посмотрели через дорогу на Клода, который стоял с ружьем в руках, прислонившись к красной бензоколонке.

    – Скажи ему, чтобы он убрал это свое чертово ружье, - сказал Рамминс.

    – Он хороший стрелок. В вас он не попадет.

    – Никому не позволю стрелять в крысу, когда я рядом стою, какой бы тут хороший стрелок ни был.

    – Вы его обижаете.

    – Скажи ему, чтобы он его убрал, - медленно и зло проговорил Рамминс. Против собаки ничего не имею, пусть палки бросают, но с ружьями тут стоять не позволю.

    Два человека, стоявших на стоге, смотрели, как Клод делает то, что ему было сказано, потом молча продолжили работу. Скоро Берт вытянул обеими руками плотно спрессованный брикет из стога, спустился вниз и аккуратно положил его в повозку рядом с собой.

    Из-под стога выскочила серо-черная крыса с длинным хвостом.

    – Крыса, - сказал я.

    – Убей ее, - сказал Рамминс. - Возьми же палку и убей ее.

    Поднялась тревога, и крысы, жирные и длиннотелые, принялись выбегать быстрее: по одной-две каждую минуту. Пробегая под изгородью, они низко прижимались к земле. Лошадь, завидев какую-нибудь из них, всякий раз дергала ушами и провожала ее тревожным взглядом, вращая глазами.

    Берт взобрался на вершину стога и вырезал еще один брикет. Глядя на него, я увидел, как неожиданно он замер, поколебался с секунду в нерешительности, потом снова стал резать, но на этот раз очень осторожно, и теперь я услышал совсем новый звук, приглушенный режущий звук, когда нож заскрежетал о что-то твердое.

    Берт вытащил нож и осмотрел лезвие, ощупав его пальцем. Потом он снова осторожно вставил его в разрез, нащупывая твердый предмет, и опять, едва он сделал такое движение, будто начал пилить, как раздался скрежещущий звук.

    Рамминс повернул голову. Он как раз поднимал целую охапку соломы, из которой была сделана крыша, как вдруг остановился и посмотрел на Берта через плечо. Берт сидел неподвижно, сжимая ручку ножа, на лице его появилось выражение замешательства. Две фигуры резко выделялись на бледно-голубом небе.

    И тут послышался голос Рамминса. Он прозвучал громче обычного.

    – Черт знает что нынче складывают в стог сена.

    Он умолк, и снова наступила тишина. Никто не двигался, не двигался и Клод, стоявший по ту сторону дороги, возле красной бензоколонки. Неожиданно сделалось так тихо, что мы услышали, как в другом конце долины, на соседней ферме женщина зовет мужчин обедать.

    И снова Рамминс крикнул, хотя кричать не было никакой нужды:

    – Ну давай же! Давай режь, Берт! Подумаешь, деревяшка, что с твоим ножом будет!

    Клод перешел через дорогу и прислонился рядом со мной к воротам. Он ничего не сказал, но мы оба чувствовали, что те двое своим поведением - и особенно это касалось Рамминса - внушают какое-то беспокойство. Рамминс был напуган. Берт тоже был напуган. И, глядя на них, я почувствовал, как в памяти моей всплывает какой-то смутный образ. Я пытался отчаянно ухватиться за нить воспоминаний. Раз я едва было не коснулся ее, но она выскользнула, и, бросившись за ней, я поймал себя на том, что мысленно возвращаюсь на много недель назад, в солнечные летние дни, - теплый ветерок дует над долиной с юга, большие буки отяжелели от листвы, поля золотятся, сбор урожая, заготовка сена. Ставится стог.

    Точно током, меня тотчас же пронзил страх.

    Ну да, ставится стог сена. Когда же мы его ставили? В июне? Да, конечно, в июне - был жаркий, душный июньский день, низко висели облака, и в воздухе пахло грозой.

    И Рамминс тогда сказал:

    – Давайте же, ради бога, закончим быстрее, пока дождь не пошел.

    А Оле Джимми тогда возразил:

    – Не будет никакого дождя. Да и спешить некуда. Вы же отлично знаете: когда гром на юге, над долиной дождя не будет.

    Рамминс, стоявший в повозке с вилами, ничего на это не ответил. Он сердился и нервничал, и думал, как бы побыстрее убрать сено, прежде чем пойдет дождь.

• Предыдущая
• 90/190
• Следующая