Дорога в рай (Рассказы) - Даль Роальд - Страница 71

• Предыдущая
• 71/190
• Следующая

    – Если вам это интересно, я покажу счета, которые этот Бомон представлял старому герцогу за работу в саду.

    – Было бы весьма интересно их посмотреть. Это, наверное, уникальные документы.

    – Он платил своим рабочим шиллинг в день, а работали они по десять часов.

    День был солнечный и яркий и нетрудно было следить за движениями и жестами двух человек, стоявших на лужайке. Они повернулись к скульптуре и, указывая на нее руками, видимо, смеялись над какими-то ее изъянами. В скульптуре я распознал одну из работ Генри Мура, исполненную в дереве тонкий гладкий предмет необыкновенной красоты с двумя-тремя прорезями и несколькими торчащими из него конечностями странного вида.

    – Когда Бомон сажал тисовые деревья, которые должны были потом стать шахматными фигурами и прочими предметами, он знал, что пройдет по меньшей мере сотня лет, прежде чем из этого что-нибудь выйдет. Когда мы сегодня что-то планируем, мы, кажется, не столь терпеливы, не правда ли? Как вы думаете?

    – Это верно, - отвечал я. - Так далеко мы не рассчитываем.

    Черный предмет в руке мужчины оказался фотоаппаратом; отойдя в сторону, он принялся фотографировать женщину рядом со скульптурой Генри Мура. Она принимала разнообразные позы, и все они, насколько я мог видеть, были смешны и должны были вызывать улыбку. Она то обхватывала какую-нибудь из деревянных торчащих конечностей, то вскарабкивалась на фигуру и усаживалась на нее верхом, держа в руках воображаемые поводья. Высокая стена тисовых деревьев заслоняла их от дома и по сути от всего остального сада, кроме небольшого холма, на котором мы сидели. У них были все основания надеяться на то, что их не увидят, а если им и случалось взглянуть в нашу сторону, то есть против солнца, то сомневаюсь, заметили ли они две маленькие неподвижные фигурки, сидевшие на скамье возле пруда.

    – Знаете, а мне нравятся эти тисы, - сказал сэр Бэзил. - Глаз отдыхает, на них глядя. А летом, когда вокруг буйствует разноцветье, они приглушают яркость красок и взору являются восхитительные тона. Вы обратили внимание на различные оттенки зеленого цвета на гранях и плоскостях каждого подстриженного дерева?

    – Да, это просто удивительно.

    Мужчина теперь, казалось, принялся что-то объяснять женщине, указывая на работу Генри Мура, и по тому, как они откинули головы, я догадался, что они снова рассмеялись. Мужчина продолжал указывать на скульптуру, и тут женщина обошла вокруг нее, нагнулась и просунула голову в одну из прорезей. Скульптура была размерами, наверное, с небольшую лошадь, но тоньше последней, и с того места, где я сидел, мне было видно все, что происходит по обе стороны скульптуры: слева - тело женщины, справа - высовывающаяся голова. Это мне сильно напоминало одно из курортных развлечений, когда просовываешь голову в отверстие в щите и тебя снимают в виде толстой женщины. Именно такой снимок задумал сделать мужчина.

    – Тисы вот еще чем хороши, - говорил сэр Бэзил. - Ранним летом, когда появляются молодые веточки...

    Тут он умолк и, выпрямившись, подался немного вперед, и я почувствовал, как он неожиданно весь напрягся.

    – Да-да, - сказал я, - появляются молодые веточки. И что же?

    Мужчина сфотографировал женщину, однако она не вынимала голову из прорези, и я увидел, как он убрал руку (вместе с фотоаппаратом) за спину и направился в ее сторону. Затем он наклонился и приблизил к ее лицу свое, касаясь его, и так и стоял, полагаю, целуя ее, хотя я и не уверен. Мне показалось, что в наступившей тишине я услышал доносившийся издалека женский смех, рассыпавшийся под солнечными лучами по всему саду.

    – Не вернуться ли нам в дом? - спросил я.

    – Вернуться в дом?

    – Да, не выпить ли чего-нибудь перед ленчем?

    – Выпить? Да, пожалуй, надо выпить.

    Однако он не двигался. Он застыл на месте, но мыслями был очень далеко, пристально глядя на две фигуры. Я также внимательно следил за ними, не в силах оторвать от них глаз. Я должен был досмотреть, чем все кончится. Это все равно что смотреть издали балетную миниатюру, когда знаешь, кто танцует и кто написал музыку, но не знаешь, чем закончится представление, кто ставил танцы, что будет происходить в следующее мгновение.

    – Годье Бжеска, - произнес я. - Как вы полагаете, стал бы он великим, если бы не умер таким молодым? ⁴⁸

    – Кто?

    – Годье Бжеска.

    – Да-да, - ответил он. - Разумеется.

    Теперь и я увидел, что происходило нечто странное. Голова женщины еще находилась в прорези. Вдруг женщина начала медленно изгибаться всем телом из стороны в сторону несколько необычным образом, а мужчина, отступив на шаг, при этом наблюдал за ней и не двигался. По тому, как он держался, было видно, что ему не по себе, а положение головы и напряженная поза говорили о том, что больше он не смеется. Какое-то время он оставался недвижимым, потом я увидел, что он положил фотоаппарат на землю и, подойдя к женщине, взял ее голову в руки. И все это тотчас показалось похожим скорее на кукольное представление, чем на балетный спектакль, - на далекой, залитой солнцем сцене крошечные деревянные фигурки, словно обезумев, производили едва заметные судорожные движения.

    Мы молча сидели на белой скамье и следили за тем, как крошечный кукольный человечек начал проделывать какие-то манипуляции с головой женщины. Действовал он осторожно, в этом сомнений не было, осторожно и медленно, и то и дело отступал, чтобы обдумать, как быть дальше, и несколько раз припадал к земле, чтобы посмотреть на голову под другим углом. Как только он оставлял женщину, та снова принималась изгибаться всем телом и напоминала мне собаку, на которую впервые надели ошейник.

    – Она застряла, - произнес сэр Бэзил.

    Мужчина подошел к скульптуре с другой стороны, где находилось тело женщины, и обеими руками попытался помочь ей высвободиться. Потом, вдруг выйдя из себя, он раза два или три резко дернул ее за шею, и на этот раз мы отчетливо услышали женский крик, полный то ли гнева, то ли боли, то ли того и другого.

    Краешком глаза я увидел, как сэр Бэзил едва заметно закивал головой.

    – Однажды у меня застряла рука в банке с конфетами, - сказал он, - и я никак не мог ее оттуда вынуть.

    Мужчина отошел на несколько ярдов и встал - руки в боки, голова вскинута. Женщина, похоже, что-то говорила ему или скорее кричала на него, и, хотя она не могла сдвинуться с места и лишь изгибалась всем телом, ноги ее были свободны, и она ими вовсю топала.

    – Банку пришлось разбить молотком, а матери я сказал, что нечаянно уронил ее с полки.

    Он, казалось, успокоился, напряжение покинуло его, хотя голос звучал на удивление бесстрастно.

    – Думаю, нам лучше пойти туда, может, мы чем-нибудь сможем помочь.

    – Пожалуй, вы правы.

    Однако он так и не сдвинулся с места. Достав сигарету, он закурил, а использованную спичку тщательно спрятал в коробок.

    – Простите, - сказал он. - А вы не хотите закурить?

    – Спасибо, пожалуй, и я закурю.

    Он устроил целое представление, угощая меня сигаретой, давая прикурить, а спичку снова спрятал в коробок. Потом мы поднялись и неспешно стали спускаться по поросшему травой склону.

    Мы молча приблизились к ним, войдя в сводчатый проход, устроенный в тисовой изгороди; для них наше появление явилось, понятно, полной неожиданностью.

    – Что здесь происходит? - спросил сэр Бэзил.

    Он говорил голосом, который не предвещал ничего хорошего и который, я уверен, его жена никогда прежде не слышала.

    – Она вставила голову в прорезь и теперь не может ее вынуть, - сказал майор Хэддок. - Просто хотела пошутить.

    – Что хотела?

    – Бэзил! - вскричала леди Тэртон. - Да не стой же ты как истукан! Сделай что-нибудь!

    Видимо, она не могла много двигаться, но говорить еще была в состоянии.

    – Дело ясное - нам придется расколоть эту деревяшку, - сказал майор.

• Предыдущая
• 71/190
• Следующая