Детская книга - Байетт Антония С. - Страница 49

• Предыдущая
• 49/189
• Следующая

Герант замолчал. Снова покраснел. Олив подумала, что его румянец очарователен.

— Дело в том, что… никому и в голову не приходит платить Филипу. Это неправильно. Кажется, никто, кроме меня, об этих вещах вообще не думает… о том, кто будет покупать наши горшки, и откуда мы возьмем деньги на… на глину, и химикаты… и… и на еду, — торопливо выговорил он. — Извините, — сказал он, окончательно залившись краской и страшно жалея, что упомянул про еду.

Проспер Кейн принял подобающе серьезный вид. Флоренция положила Геранту кусок пирога.

— Я приеду в Рай. Возьму с собой Флоренцию и Джулиана, у него каникулы, и приеду посмотреть ваши новые работы, и подумаю, как тут лучше всего поступить. Твой отец действительно гений и действительно непрактичен, как многие великие люди. Как ты думаешь, лучше сначала написать или просто взять и приехать?

— Написать, — ответил Герант, — только неопределенно как-нибудь. И не говорите ему, что я приезжал.

— Конечно, нет. Я приеду в следующие выходные, когда у Джулиана будут каникулы. Как бы между делом.

— Можно и я приеду? — повинуясь порыву, спросила Олив. — Мне тоже ужасно хочется посмотреть на новые работы. Вдруг я смогу помочь. Или вдруг Хамфри сможет, он знаком со всякими там финансистами. Я могу взять с собой Тома и Дороти, это будет прелестная поездка…

Проспер сказал, что будет счастлив, если она приедет. Герант хотел сказать, что от нашествия толпы гостей у отца может испортиться настроение, но подумал и решил, что добился всего, на что только мог надеяться, и лучше этим удовлетвориться. Олив прочитала его мысли по лицу.

— Мы не собираемся беспокоить твоего отца, не будем бросаться на него все сразу. Просто посмотрим издалека и попытаемся понять, чем мы можем быть полезны. И на море посмотрим, мне так хочется снова увидеть море.

Герант улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.

— А ты? Что ты сам хочешь делать? Ты тоже творческая натура?

— Боже сохрани, — ответил Герант с неожиданной злостью. — Нет, мне этого не досталось ни капли, можно подумать, что я подменыш. У меня руки как будто не оттуда растут, и вся семья говорит, что я совершенно лишен художественного вкуса.

— Тогда чем же ты хотел бы заниматься?

— Чего я хотел бы… — сказал Герант, расслабившись после совершенного им подвига, — чего я хотел бы, так это зарабатывать кучу денег и жить безбедно. Я хотел бы работать в банке, или что-нибудь такое, но не знаю, с чего начать.

— Для начала спроси моего мужа, — сказала Олив, обожавшая дарить подарки. — Он, правда, бросил работу в банке, но хорошо знает, что нужно делать, чтобы найти такую работу. Спроси его, когда будешь точно знать, чего хочешь.

— О, я точно знаю. Я все время об этом думаю. Я совершенно уверен.

Кейны и Уэллвуды из «Жабьей просеки» приехали в Рай и остановились в гостинице «Русалка». Шторма и холода вдруг сменились ясной, солнечной и даже теплой погодой. «Лето святого Мартина», — сказал Бенедикт Фладд, которого пригласили отобедать в отдельном кабинете «Русалки» вместе с Серафитой и детьми. На третьей неделе ноября часто выдается такое обманчивое лето — и тогда хочется думать, что лето будет всегда. Проспер распорядился по-военному. Он заказал жареного гуся с луковым соусом и горой жаренной в духовке картошки и моркови в масле, за которыми должен был последовать огромный яблочный пирог со взбитыми сливками. Гости приехали поездом; компания, явившаяся из «Жабьей просеки», включала в себя Тома и Дороти; Виолетта осталась присматривать за младшей половиной семьи. Проспер сказал Флоренции, что после обеда вся молодежь должна пойти прогуляться — может быть, вдоль берега в Димчерче, поскольку погода так и шепчет. Кейн объяснил, что хочет поговорить со своим старым другом так, чтобы им никто не мешал. Фладды были голодны; еда была обильна и утешительна. На конце стола, отведенном молодежи, Герант разговаривал с Джулианом, который изучал лицо Тома, сидящего напротив. Дороти разговаривала с Флоренцией о школах. Флоренция в следующем учебном году должна была отправиться в Куинз-колледж на Харли-стрит. Дороти не знала, что будет с ней самой, но знала, что Тома натаскивают на поступление в несколько школ сразу.

Серафита, Имогена и Помона безмятежно улыбались. Фладд заговорил о святом Мартине, святом Мартине из Тура, который был римским солдатом и отдал свой плащ нищему. Святого Мартина часто рисовали с огненным шаром или с гусем, так как шар и гусь иногда летали по воздуху на празднестве этого святого. В церкви Св. Мартина в Паксти был хороший витраж с очень удачным изображением огненного шара.

Филипа на обед не позвали, да он на это и не надеялся. Он взял хлеба и сыру и пошел, раз выдалась не по сезону хорошая погода, на долгую прогулку. Он отправился к своей любимой церкви на Болотах — крохотной кирпичной церквушке Св. Фомы Бекета возле Фэрфилда. Филип считал эту церковь своим личным достоянием; он мало что знал о Бекете и понятия не имел, что церковь стоит на родовой земле Бекетов. Филип никогда не видел такой уединенной церкви. Она стояла посреди заливных лугов, расстилавшихся на много миль вокруг, — на лугах жирные овцы деловито щипали солоноватую траву. К церкви не вела ни одна дорога, а от церкви не видать было ни деревни, ни большака — лишь Болота и погоду. Зимой Болота часто заливало водой, и тогда казалось, что церковь загадочным образом плывет по водной глади, в солнечные дни отражаясь в темной сияющей поверхности, в штормовые — терпя удары воющего ветра и залпы водяной пыли. Филип пробирался по кочкам болотной травы, потому что под ногами хлюпало и между кочками стояла вода. Добравшись до церкви, он оглядел бескрайнее небо, плоский горизонт, бесконечные на вид, усеянные овцами поля и ощутил спокойствие. Он думал не словами. Он просто замечал. Как клюет утка. Какими неуклюже прекрасными и почти увечными выглядят длинные ноги цапли, когда она взлетает, а они тащатся следом. Как бьется в грязи рыба. Какие узоры рисует ветер.

Он долго сидел на камне во дворе церкви, не думая ни о чем. Время текло так медленно, что у Филипа не было причины вставать или куда-то идти.

На тропе, ведущей из Фэрфилда, появилась едва различимая фигура. Обрисовался силуэт женщины — в юбке, волосы перевязаны платком, в руке что-то вроде чемоданчика. Она остановилась, прислонилась к воротам, прошла еще несколько шагов, мешком рухнула на землю и осталась лежать. Филип встал и направился к ней по болоту, чувствуя, что она, эта другая личность, разделившая с ним уединение, одновременно вторгается в его пространство и нуждается в помощи.

Он дошел до нее не сразу. Пока он шагал, прыгал с кочки на кочку, порой увязая в трясине, женщина не шевелилась.

Она то ли потеряла сознание, то ли умерла. Упала она аккуратно, сжавшись в комок, уронив лицо на протянутую руку, а картонный чемоданчик — в мокрую пыль неподалеку. Филип встал на колени. Ему не хотелось, чтобы она оказалась мертвой. Он взял ее за плечо и слегка повернул лицом к себе. Лицо было грязное, губы слегка потрескались, глаза были закрыты. Ноздри и губы дрожали: женщина дышала. Ветерок играл концами цыганского платка, который казался куда живее своей хозяйки. На женщине была войлочная жакетка, сбившаяся комом над серой юбкой. Лодыжки распухли, туфли запылились и потрескались. Женщина явно шла издалека.

Филип сел на корточки в придорожную траву рядом с женщиной и взял ее за руку, из вежливости. Он склонился над женщиной и тихо спросил на ухо:

— Чем вам помочь? — а потом: — Вам плохо?

Она слегка вздрогнула, пошевелилась и ненадолго открыла глаза, глядя мимо головы Филипа, которого не могла разглядеть против солнца. Однако при этом женщина произнесла его имя:

— Филип Уоррен.

Филип застыл.

— Я ищу Филипа Уоррена, — сказала она. — Я все время сбиваюсь с дороги.

Филип отвел с лица платок и волосы, мысленно перебрал черты лица и понял, что это — его сестра Элси. Элси, годом старше Филипа, была его любимой сестрой, из всей родни именно ее ему когда-то труднее всего было покинуть. Он произнес:

• Предыдущая
• 49/189
• Следующая