100 великих тайн Второй мировой - Непомнящий Николай Николаевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/127
• Следующая

За годы войны наши пилоты совершили 590 только воздушных таранов. Зачастую они при этом погибали. Но далеко не всегда. Лётчик Борис Ковзан совершил четыре воздушных тарана и остался в живых.

Когда-то его имя не сходило со страниц газет, его дружбой гордились писатели и поэты. Ему не было равных в годы войны по количеству уничтоженных вражеских кораблей, а о мастерстве, хитрости и удачливости ходили легенды. Его подчинённые становились адмиралами и Героями Советского Союза. Он писал книги и научные трактаты. Его ненавидели начальники и боготворила флотская молодёжь. Он так и ушёл из жизни забытый и непонятый, не доделав ещё многого, что мог сделать. Но и ныне его подвиги окружены неким молчаливым табу. Всё это более чем странно, ибо он был не только лучшим из подводных асов нашей державы, но и её настоящим национальным героем.

22 июня 1941 года подводный минзаг Л-3, носивший одновременно ещё и более гордое название «Фрунзевец», встретил в Либаве. В те минуты, когда на западной границе ударили первые залпы Великой Отечественной, командир Л-3 капитан 3-го ранга Грищенко получил приказ о немедленном выходе в море.

К моменту начала Великой Отечественной войны Пётр Грищенко являлся уже одним из опытнейших командиров подводных лодок. За плечами бывшего мальчишки из глухой черниговской деревни уже было высшее военно-морское училище, годы службы на различных подводных лодках и военно-морская академия.

После боёв у Либавы Грищенко получил задание выставить неподалёку от Мемеля минное заграждение. С этим он справился блестяще. Минная банка была скрытно поставлена как раз на наиболее оживлённом морском «перекрёстке». И результат не заставил себя ждать. Буквально через несколько дней здесь прогремели два мощных взрыва, и немцы лишились двух своих гружёных транспортов. Позднее, уже после войны, станут известны их названия «Эгерау» и «Хенни».

Из воспоминаний П. Д. Грищенко: «Идея комбрига Египко идти… в логово врага и закупорить его — меня поразила. Задача нелёгкая и исключительно важная… мы шли медленно. С каждым часом приближаясь к цели всего на две мили. В перископ, кроме зеркальной поверхности моря да надоедливых чаек, ничего не было видно… Ложимся на боевой курс… Не успеваю дать команду — „начать постановку“, как раздаётся сильный взрыв. За ним второй. Третий, четвёртый… многие падают на палубу. Гаснет освещение. Часть электроламп разбита. На этот раз бомбы упали рядом с Л-3. Можно приступать к минной постановке. Глубина моря у порта всего восемнадцать метров…»

На обратном пути Л-3 подверглась атаке фашистских противолодочных катеров, пытавшихся забросать её глубинными бомбами, но и здесь Грищенко показал себя как опытный командир. Умелым манёвром он уклонился от катеров, и те ещё долго бессмысленно глушили тротилом обезумевшую балтийскую треску. Но подводная бомбардировка всё же не прошла для минзага даром. От близких разрывов лопнул стяжной болт кормовых горизонтальных рулей. Положение было не из приятных. Лодка трижды внезапно проваливалась на глубину. Пришлось всплыть и в надводном положении выходить на малую глубину, уцелели чудом. Добраться до Риги, однако, не удалось. Обстановка на фронте менялась столь стремительно, что, пока минзаг был на позиции, пала Либава и бои вовсю шли уже на рижских улицах. Перевести дух подводникам удалось лишь в Таллине. Но и последние сутки возвращения тоже были нелёгкими. Лодку дважды по ошибке едва не атаковали наши сторожевые катера, а затем, в довершение всего, она прошла по нашему же минному полю, о постановке которого штаб Таллинской базы забыл оповестить командира Л-3.

Едва подвезли мины и загрузили их, как «Фрунзевец» немедленно вышел в свой второй боевой поход. Теперь курс подводной лодки был проложен в самое логово врага — в Данцигскую бухту, где Л-3 предстояло выставить заграждения на выявленных разведкой путях движения противника. Скупые строки официального донесения не могут донести всего того, что довелось пережить Грищенко с его экипажем. Чего стоит только минная постановка при следовании в кильватер фашистским тральщикам. Разумеется, риск был огромный, но и расчёт почти гениален, ведь немцы, только-только протралив фарватер, были совершенно уверены в его полной безопасности и тут же попались на хитрость Грищенко!

В сентябре «Фрунзевец» снова в боевом походе. Обстановка была труднейшая: немцы уже изо всех сил рвались к Ленинграду, а у острова Эланд маячил их новейший линкор «Тирпиц», уже готовый нанести удар по надводным кораблям Балтийского флота, если те попытаются прорваться в Балтику. Этот поход был не только одним из самых трудных за всё время войны, но едва не закончился трагически. В бухте Сууркюля у острова Готланд подводная лодка была внезапно атакована двумя фашистскими торпедными катерами. К чести подводников, они открыли огонь сразу же как удостоверились, что катера не собираются отвечать на позывные. Несколько снарядов поразили головной катер.

Страшный сорок первый год стал для Л-3 суровой, но необходимой боевой школой. В течение его Грищенко совершил три похода, уничтожив четыре вражеских судна. Много это или мало? Ведь каждый из потопленных гружёных военными припасами транспортов равнялся по значению стрелковому полку. Если принять на веру это соотношение, то за первый год войны Грищенко отправил на дно дивизию противника.

Блокадную зиму 1941–1942 годов «Фрунзевец» простоял в Неве у набережной Ленинграда. 1942 год вошёл в историю Балтийского флота, как год страшных потерь подплава. Немцы перегородили Финский залив десятками сетей и сотнями минных полей. Более половины из уходящих на прорыв в Балтику подводных лодок обратно уже не возвращались. В свой четвёртый боевой поход Л-3 вышла 9 августа 1942 года. Согласно боевому распоряжению, Грищенко надлежало выставить западнее острова Борнхольм минное заграждение, а затем уже начать торпедную охоту за неприятельскими транспортами.

18 августа произошла встреча, которая открыла счёт неприятельских транспортов, потопленных торпедами. После полудня Грищенко обнаружил в перископ большой караван. Выбрав наиболее крупный из транспортов, он его незамедлительно атаковал. Две выпущенные торпеды буквально разорвали пятнадцатитысячный танкер в клочья. А затем было всё как всегда: неистовая бомбёжка сторожевых кораблей, часы томительного ожидания и отрыв от неприятеля.

25 августа подводная лодка прибыла на заданную позицию и выставила минное заграждение. В тот же день Л-3 добилась и боевого успеха торпедным оружием. При этом был атакован конвой из трёх транспортов. Грищенко столь ювелирно рассчитал свой манёвр, что исхитрился четырёхторпедным залпом поразить сразу два транспорта. Ещё несколько дней патрулирования и на горизонте новый конвой. На этот раз это были восемь транспортов в сопровождении двух миноносцев. Естественно, что от такого подарка судьбы Грищенко отказаться не мог. «Фрунзевец» немедленно начал маневрирование под перископом для выхода в атаку. На корабельных часах стрелки показывали 17.12, когда Грищенко скомандовал:

— Носовые торпедные аппараты, первый и второй! Товьсь! Пли!

От толчка выброшенных смертоносных сигар подводную лодку едва не выбросило на поверхность. Отчётливо был слышен взрыв. Когда Грищенко поднял перископ, эсминца на поверхности уже не было. Теперь наступила очередь крупнейшего из транспортов. Четырёхторпедный залп не оставил ему шансов. Торпеды буквально разнесли его вдребезги. На этот раз подводную лодку особенно никто не преследовал.

9 сентября «Фрунзевец» отшвартовался у пирса острова Лавенсари. Они сходили на берег счастливые, что вернулись живыми. Радость возвращения была, впрочем, омрачена для Грищенко доносом его военкома. Военком Долматов информировал: «…Командир не всегда рационально использовал боезапас — например: по конвою каравана противника выпущено сразу 4 торпеды». (Позднее такой способ атаки будет признан на отечественном флоте наиболее оптимальным!) После столь победного прорыва Грищенко наказать просто не могли. Его наградили орденом, слегка пожурили, и командир «Фрунзевца» стал готовиться к следующему походу.

• Предыдущая
• 57/127
• Следующая