Тайна - Сидикова Зухра - Страница 34

• Предыдущая
• 34/61
• Следующая

Глава четырнадцатая

1

Через несколько часов они шли по берегу, взявшись за руки, по влажному теплому песку. Смеялись, запрокидывая лица к голубому с проталинами облаков небу.

Долго сидели у моря, почти у самой воды, смотрели на это бесконечное бескрайнее завораживающее чудо. Тихая прозрачно-зеленая волна ласкала их босые ноги. Лера положила свою голову ему на плечо, и он иногда целовал ее в нагретую солнцем макушку, и тогда она поворачивала к нему милое улыбающееся лицо, и он улыбался ей в ответ и легко касался губами теплых, чуть солоноватых от морского воздуха и воды, губ.

Когда солнце уже скрылось за горизонтом, сливающимся с морем, они пришли в небольшой приморский поселок, раскинувшийся совсем недалеко от берега, к маленькому глинобитному домику с выбеленными мелом стенами, с голубыми резными ставенками, с террасой, увитой виноградом. Вошли во дворик, заросший цветами и травой.

Лера открыла дверь, и они оказались в темной прохладе небольших с низкими потолками комнат.

Распахнули ставни, зажгли свет, решили немного прибраться и поужинать, поставили чайник. И все это так отличалось от того, что окружало его последние годы… Белые занавески на окнах, грубо сколоченный дощатый стол под пестрой скатертью, и Лера в ситцевом халатике . Так трогательно, так по-домашнему уютно… У него отпустило сердце, словно кто-то невидимый разжал кулак.

Пили чай, разговаривали, смотрели друг другу в глаза. Незаметно за белыми занавесками наступила ночь, тихая и долгая.

Эти дни, наполненные солнцем, воздухом и морем, были самыми счастливыми в его жизни.

Они часами бродили по берегу, загребая босыми ногами золотистый песок, подбирали и рассматривали раковины и камни, купались в прохладном, уже по-осеннему начинающем остывать море. Больше молчали, чем говорили. Разговоры были очень осторожными, они как будто бережно прикасались друг к другу, боясь обидеть, испортить неосмотрительным словом то легкое, доверительное, что складывалось между ними.

Как-то у нее зазвонил сотовый, она нахмурилась, взглянув на него, и вдруг вырыла в песке небольшую ямку, положила в нее телефон и засыпала его песком.

- Он мне больше не нужен, – просто сказала она…

И тогда он тоже достал свой сотовый, который был выключен все это время, и тоже закопал его в песок.

- Мне тоже не нужен.

Они улыбнулись друг другу, и ушли, взявшись за руки, ни разу не обернувшись, и не увидев, как нахлынувшая волна скрыла под собой два маленьких могильных холмика. Больше они не приходили на это место.

Она все время рисовала – море, деревья, белые домики, рыночных торговок, детей, игравших на берегу. И его… Долго усаживала, касаясь легкими руками, а, когда рисовала, задумывалась вдруг с тихой улыбкой, застывала с карандашом в руке, смотрела, не отрывая глаз от его лица.

Они много времени проводили в доме, возились в саду, копая грядки под клубнику и высаживая цветы, словно им предстояло прожить здесь много лет. Он учил ее готовить, смеясь и подшучивая над ее неловкостью. Ходили на рынок, шумный, кричащий красками плодовитой щедрой южной осени. Максим долго приценивался, азартно торговался, хохотал и заигрывал с торговками, подмигивая при этом Лере, и ощущал при этом такую неистовую щекочущую изнутри радость, что начинала кружиться голова.

Вообще он много смеялся эти дни, а она наоборот была тихой, молчаливой, только смотрела на него, и он чувствовал в ней какую-то грусть.

Он боялся обидеть ее и старался не спешить, не торопил тот последний миг, который должен был связать их надолго, - он чувствовал это, - может быть навсегда.

Но эта ночь наступила… и с ними случилось то, что должно было случиться. То, чего он боялся, о чем не хотел думать, и все-таки думал беспрестанно, желая этого и мучаясь от этого желания.

Они пришли с моря, весь вечер она была молчаливой, печальной. Он спросил ее, что с ней, о чем она грустит. Она вдруг обняла его и заплакала, уткнувшись в его плечо. Он успокаивал ее, вытирал слезы, пытался шутить. Она отвернулась, отошла к окну. Ему стало жаль ее. Она выглядела такой хрупкой, юной, совсем одинокой.

Он подошел, повернул ее к себе, обнял. Она подняла к нему лицо, и совсем близко он увидел ее губы - нежные, розовые, припухшие от плача. Он поцеловал ее.

Она была такой нежной, такой податливой, такой покорной.

Он не мог больше сдерживать себя и больше не хотел быть только снисходительным покровителем.

Ему нужна была ее нежность, ее покорность. Ему нужна была она вся, вся без остатка. Он был ее первым мужчиной, и осознание этого наполнило его гордостью и нежностью, нежностью, которой он не испытывал ни к кому и никогда.

Она уснула на его плече. Он долго смотрел на ее тонкое лицо, на губы, грустно сомкнутые, на длинные чуть дрожащие ресницы… осторожно откинул волосы с теплого лба, прикоснулся губами.

Хотелось курить, но он боялся потревожить ее.

Залаяла соседская собака. Он осторожно освободил руку, приподнялся на локте, откинул занавеску. Ему показалось, что за окном стоит кто-то. Он быстро встал. Лера заворочалась, что-то сказала во сне, он не расслышал, и снова уснула. Он оделся и вышел из комнаты. Открыл заскрипевшую дверь, вышел на террасу. И снова как-будто темная фигура у калитки.

- Кто там? – крикнул он.

Никто не отозвался. В несколько мгновений он оказался у ворот. Никого не было, но калитка была открыта, а ведь он точно помнил, что закрывал ее вечером.

Когда он вернулся в комнату, Лера не спала. Она сидела на кровати, прислушиваясь. Ему показалось, что она испугана.

- Кто это был? – спросила шепотом.

- Ты что вскочила? - он сел рядом, обнял ее. - Испугалась? Просто мимо шел кто-то. Теперь я рядом, не бойся ничего.

Она прижалась к нему, вздохнула.

2

Этот утес был виден отовсюду. В окнах дома, с террасы, с центральной улицы поселка, с пляжа. Суженный снизу и расширяющийся кверху, словно наковальня, утес мощно нависал над морем. Со стороны поселка к нему вела узенькая тропинка, ведущая через холмы, виноградники, и потом вверх через реденькую рощицу. Вверху утеса было небольшое плато, образовывающее площадку, на которой росло несколько деревьев.

Он давно уже хотел подняться на это плато, звал с собой Леру. Но она отказывалась: нет, нет, слишком высоко, я боюсь высоты. Ночью ему приснилось, что он стоит на самом краю утеса, под его ногами тихо плещутся волны, и вот, легко оттолкнувшись, он взмывает в небо, нежно-синее, сияющее, сливающееся с морем. Он летит над этим мерцающим синим пространством, над бархатно-зеленым утесом, над рощей, звенящей голосами птиц, и абсолютное чувство радости и счастья охватывает его.

Он проснулся утром с этим ощущением счастья и твердо решил, что сегодня непременно, во что бы то ни стало, он поднимется на утес.

Леры не было рядом. В доме было тихо. Он позвал ее, она не отозвалась. Его охватило беспокойство.

Но тут стукнула калитка… Заскрипела входная дверь… Он услышал тихие шаги… Она улыбнулась, повела плечами:

- Б-р-р. На улице уже прохладно!

Села рядом, он поцеловал ее в холодную щеку.

- Ты куда так рано упорхнула, птичка-невеличка?!

- За молоком ходила!

- За молоком? Но ведь это моя обязанность?

- Ты так сладко спал, не хотелось тебя будить! Но только молока я не принесла?

- Почему?

- Потому что ее не было.

- Кого не было? Коровы? – Макс хохочет.

- Да нет же… какой ты бестолковый! – она легонько шлепает его ладошкой по лицу, - молочницы! На воротах у нее замок висел!

- Значит, мы сегодня кофе без молока будем пить?

- Значит без молока! – вздыхает она. – Ты еще поспи, а я завтрак приготовлю!

- Подожди, - удержал он ее руку, - наклонись ко мне…

Она склонила к нему свое лицо, он поцеловал ее.

- Ты не жалеешь? - спросил шепотом.

Она посмотрела серьезно.

- Нет, не жалею, – помолчала и сказала:

• Предыдущая
• 34/61
• Следующая