Все, что остается - Корнуэлл Патрисия - Страница 66

• Предыдущая
• 66/80
• Следующая

— Не думаю, чтобы ты неправильно записала номер машины, — задумчиво проговорил Марино.

— Нет. Но даже если бы я и ошиблась, — сказала я, — совпадение было бы невероятным. Обе машины 1990 года выпуска, обе — «линкольны» седьмой модели? Аранофф одновременно курсирует и в Вильямсбурге, и в окрестностях Тайдвотера, примерно в то же самое время я ошибочно записываю номер, который, оказывается, его?

— Похоже, что Аранофф и я будем иметь небольшой разговор, — произнес Марино.

В конце недели Марино позвонил мне на работу и без предисловий спросил:

— Ты сидишь?

— Беседовал с Араноффом?

— Точно. Он выехал в Роаноки в понедельник десятого февраля, затем Данвилл, Питсбург и Ричмонд. В среду двенадцатого он был в Тайдвотере, и здесь становится по-настоящему интересно. Он должен был быть в Бостоне в четверг, тринадцатого, как раз в ночь, когда вы с Эбби были в Вильямсбурге. За день до этого Аранофф оставил свою машину на долговременной стоянке в аэропорту Ньюпорт-Ньюса. Оттуда он вылетел в Бостон, там пользовался взятой напрокат машиной большую часть недели. Вернулся в Ньюпорт-Ньюс вчера утром, забрал свою машину и направился домой.

— Полагаешь, что кто-то мог украсть номерные знаки, пока его машина стояла на долговременной стоянке, затем вернуть их? — спросила я.

— Если Аранофф не лжет, а я не вижу для этого оснований, другого объяснения нет, док.

— Когда он забирал машину со стоянки, обратил ли он внимание на что-нибудь необычное?

— Нет. Мы ходили в его гараж и осмотрели машину. Оба номерных знака были на месте, прикручены, как положено, надежно. Знаки были такими же грязными, как и вся машина, что может кое-что означать, а может не означать ничего. Я не снял ни одного отпечатка пальца, однако тот, кто заимствовал номерные знаки, скорее всего, пользовался перчатками. Никаких следов инструмента, насколько я мог заметить.

— Машина стояла в каком-нибудь укромном месте стоянки?

— Аранофф сказал, что поставил ее примерно посередине, поскольку стоянка была почти полностью заполнена.

— Подумай, если его машина несколько дней простояла без номеров, представители службы безопасности аэропорта или кто-нибудь другой, наверное, обратили бы внимание, — сказала я.

— Совсем не обязательно. Люди не настолько наблюдательны. Когда они покидают свои машины, прибыв в аэропорт или возвратившись из полета, у них голова забита мыслями о чемоданах, о том, чтобы не опоздать на самолет или побыстрее добраться до дома.

Даже если кто-то и заметил пропажу номеров, он вполне может и не сообщить об этом в службу безопасности. Все равно служба безопасности не может ничего предпринять до возвращения владельца машины: тогда он должен будет заявить о пропаже номерных знаков. Что же касается факта кражи номеров, то нет ничего проще. Приезжаешь в аэропорт после полуночи, в это время там очень мало народу. Если бы мне нужно было их украсть, я бы просто зашел на стоянку, будто бы разыскивая свою машину, затем через пять минут вышел бы обратно, неся в кейсе пару нужных мне номеров.

— Ты думаешь, так и было?

— Моя версия такова, — сказал он. — Парень, что на прошлой неделе спрашивал у вас дорогу, никакой не детектив, не агент ФБР или частный сыщик. Он замышлял что-то недоброе. Возможно, торговец наркотиками, кто угодно. Думаю, что темно-серый «линкольн» его личная машина, но чтобы обезопасить себя, когда он занимается темными делами, он прикручивает другие номера на случай, если кто-нибудь, например, полицейский патруль, засечет его в окрестностях.

— Довольно рискованно: если он проедет на красный свет, — заметила я, — то всплывет номер его водительского удостоверения.

— Верно. Но не думаю, что он настроен нарушать правила движения. Он более обеспокоен возможностью, что на его машину обратят внимание, если что-то не сработает, и он не хочет, чтобы в этот момент на его машине стояли подлинные номера.

— Почему бы ему тогда не взять машину напрокат?

— Это так же плохо, как собственные номерные знаки. Любой полицейский моментально, как только взглянет, узнает машину, взятую напрокат; Все номерные знаки таких машин в Вирджинии начинаются с R. И если его записать, не составит большого труда выяснить, кто ею пользовался. Смена номеров — лучшая идея, если у тебя хватит ума придумать безопасную линию поведения. Я бы выбрал этот способ и, вероятно, воспользовался бы долговременной стоянкой. Попользовавшись чужими номерами, я бы повесил свои. Затем поехал бы в аэропорт, проник на стоянку после наступления темноты и прикрутил их к той же машине.

— А если хозяин уже вернулся и обнаружил пропажу номерных знаков?

— Если машины больше нет на стоянке, я бы просто выбросил номера на ближайшей помойке. В любом случае я ничего не теряю.

— Боже мой, Марино. Человек, которого мы с Эбби видели той ночью, мог быть убийцей!

— Тип, которого вы встретили ночью, не был заблудившимся бизнесменом, — сказал Марино. — Если он и замыслил что-то противозаконное, вовсе не означает, что он убийца.

— Но парковочный знак…

— Я постараюсь выяснить. Посмотрю, если отделение колониального Вильямсбурга сможет дать мне список лиц, кому выдавались такие парковочные знаки.

— Машина с погашенными фарами, которую видел мистер Джойс на своей дороге, могла быть «линкольном» седьмой модели, — заметила я.

— Запросто. Седьмая модель появилась в продаже в 1990 году. Джим и Бонни были убиты летом 1990 года. А в темноте седьмая модель не сильно отличается от «альбатроса», на который, по мнению мистера Джойса, была похожа эта машина.

— Для Уэсли этот день будет поистине замечательным, — не веря себе, пробормотала я.

— Да, — сказал Марино. — Я должен ему позвонить.

Наступил март, оповещая, что зима не продлится вечно. Солнце тепло грело спину, пока я протирала стекло «мерседеса», а Эбби заливала в бак бензин. Ветер был мокрый и свежий после дневного дождя. Люди вышли на улицы, мыли машины, катались на велосипедах, земля начинала пробуждаться, но еще не очнулась ото сна.

Подобно большинству станций технического обслуживания в эти дни, та, которую я обычно посещала, имела небольшой магазинчик. Я взяла две чашечки кофе на дорогу и прошла внутрь расплатиться. После этого мы с Эбби направились в Вильямсбург. Стекла нашей машины были опущены, из динамика лился голос Брюса Хорнсби, исполнявшего песню «Огни бухты».

— Перед выездом я позвонила домой и поговорила со своим автоответчиком, — сказала Эбби.

— И?..

— Пять раз кто-то звонил и, не говоря ни слова, вешал трубку.

— Клифф?

— Готова спорить, — сказала она. — Не то чтобы он хотел поговорить со мной. Подозреваю, он старается выяснить, дома ли я, вероятно, он также много раз проезжал мимо стоянки, желая увидеть мою машину.

— Для чего ему это надо, если он не заинтересован разговаривать с тобой?

— Может быть, он не знает, что я поменяла замки?

— Тогда он дурак. Подумав, он бы догадался, что ты сообразишь, что к чему, после появления серии его статей.

— Он не дурак, — ответила Эбби, глядя в окно. Я открыла верхний солнцезащитный лючок.

— Он знает, что мне все известно, но он не дурак, — снова проговорила она. — Клифф обведет вокруг пальца кого угодно. Никто и не подозревает, что он сумасшедший.

— Трудно поверить, что он смог продвинуться так далеко, если бы был сумасшедшим, — сказала я.

— В этом-то вся прелесть Вашингтона, — цинично ответила Эбби. — Самые преуспевающие, могущественные люди в мире собрались здесь, и половина из них — сумасшедшие, а другая — неврастеники. Большинство — аморальны. Вот что с людьми делает власть. Не понимаю, почему Уотергейт вызвал удивление.

— А что власть сделала с тобой? — спросила я.

— Я узнала, какова она на вкус, но я не была там достаточно долго, чтобы успеть пристраститься к ней.

— Может быть, тебе повезло. Она молчала.

Я подумала о Пэт Харви. Чем она занималась в эти дни? О чем думала?

• Предыдущая
• 66/80
• Следующая