Вне игры - Леров Леонид Моисеевич - Страница 42

• Предыдущая
• 42/58
• Следующая

— Поймите, Егенс, что мы должны исходить лишь из того, что знаем о русском докторе бесспорно, а не тешить себя надеждами на успех розысков господина Брайткопфа.

Шеф сел на свое место и теперь уже спокойно, любезно повторил:

— Ваши соображения?

— Я попытался проанализировать: почему абвер так и не побеспокоил завербованного агента? Тщательное изучение досье дает основание полагать, что Сократа вербовали с дальним прицелом — на длительное оседание. Это не был агент-скороспелка, которых во время войны немцы забрасывали в тыл русских буквально десятками. И нет оснований считать, что Сократ сам явился в НКВД.

— Почему?

Егенс подошел поближе к шефу и склонился над его креслом.

— Первое. Русские никогда не доверили бы ему работу в секретном институте, если бы знали все, что произошло с ним в плену. Даже если бы он явился с повинной…

— А вы не думали о другом варианте: Рубин явился с повинной и до сих пор работает по заданиям КГБ.

— Эта версия отпадает: обращаю ваше внимание на запись разговора русского туриста и господина Нандора. Человек, связанный с КГБ, соответствующим образом проинструктированный ими, повел бы себя на базаре иначе… Он сам пошел бы на контакт с Нандором и уж во всяком случае не отбивался бы от сетей, брошенных им. Вы согласны со мной, господин Нандор?

— Да-а-а… Пожалуй…

— Я посмею сделать вывод: КГБ не знает всех обстоятельств пребывания Сократа в плену.

— Каждый видит то, что хочет видеть… Мне кажется, что вы несколько торопливы в своих суждениях, Егенс. — Шеф направился к круглому столику, выпил виски с содовой, помолчал и вдруг задал совершенно неожиданный вопрос: — Послушайте, Егенс, вы же юрист по образованию. И, кажется, даже доктор… Вам должно быть знакомо советское уголовное право. Не так ли?

Егенс неопределенно мотнул головой.

— Хорошо… Допустим, вы, как юрист, не обязаны знать всех тонкостей советских уголовных законов. Но, как разведчик, — и голос его вновь обрел обычную жесткость, — вы обязаны знать ту статью советского уголовного кодекса, которая имеет прямое отношение к нашей работе. И, в частности, к тому уравнению с несколькими неизвестными, которое мы решаем с вами здесь.

— Я буду благодарен вам, сэр, если вы сочтете возможным напомнить мне ее…

— Извольте. — И он на память процитировал: — «Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой». За последние годы в КГБ все чаще приходят люди с повинной — они знают, что если ими не совершено деяние, преступное с точки зрения советского закона, если они только «оступились», как принято выражаться в советской прессе, то их не отдадут под суд…

— Мне это известно, сэр… И статья уголовного кодекса тоже… Законодатель сформулировал в юридической норме нынешнюю практику деятельности советских карательных органов. В ней произошли большие перемены. К сказанному вами я мог бы многое добавить. Наш человек в Москве сообщает, что недавно ответственные работники КГБ выступали в университете. Чекисты вели откровенный разговор о том, что у русских принято называть бдительностью, а потом отвечали на десятки самых каверзных вопросов… И еще одно сообщение. В Москве советская контрразведка напала на след подпольной группы, занимавшейся распространением антиправительственных листовок. Руководители этой группы были арестованы и судимы. Но двое или трое молодых людей, которых пытались завербовать в эту организацию, остались на свободе. Их не судили. А в тот научный институт, где они работали, приехал работник КГБ и выступил на общем собрании. Он рассказал о деятельности двух молодых людей, сидевших в это время в зале. И там их судили. Их же друзья, коллеги. У русских это называется общественный суд, а у чекистов — профилактика. Они верят в нее. И, кажется, не без оснований. Как видите, сэр, я в курсе новых веяний в практике советских карательных органов.

Шеф, все время смотревший в окно, резко повернулся в сторону Егенса.

— Так какого же черта вам не придет в голову не очень оригинальная мысль: русский доктор тоже знает об этих изменениях… Господь бог не обделил Рубина житейской мудростью, и он догадывается, что чекисты могут узнать о случившемся в лавке Нандора из других источников. И тогда вся эта история обернется для доктора не лучшим образом. Что вы скажете по этому поводу, господин Нандор? Нам важно знать ваше мнение. По существу.

Вся эта история с русским туристом неожиданно для Нандора подняла пошатнувшийся было престиж его фирмы. И сейчас, кажется, самый подходящий момент высказать несколько соображений общего порядка об активизации деятельности возглавляемого им филиала штаб-квартиры, о рентабельности затрат. Но шеф настойчиво повторяет: «По существу»… А по существу ему хотелось бы сказать, что психология человека мелкого, слабовольного, охваченного страхом, иногда побуждает его действовать вопреки элементарным законам логики, а порой и во вред себе. По существу ему хотелось бы верить, что турист накрепко схвачен им, что в КГБ он не пойдет, и в КГБ его не вызовут, и со временем Нандор заслужит благодарность — завербовал агента! Конечно, Нандор понимает, что, трезво оценивая ситуацию, нельзя не согласиться с предположением шефа.

И потому о своей уверенности в успехе Нандор лишь думает, а вслух:

— Пожалуй, и такой вариант не исключается…

Шеф тут же подхватывает:

— Вот именно. Не исключается… Согласитесь, Егенс, что все это очень возможно. Доктор приходит в КГБ, рассказывает о происшествии на базаре, о домогательствах хозяина лавки, и некий чекист советует ему: «Вы не упирайтесь, если к вам пожалует гость от имени хозяина лавки или сам хозяин…»

— Но ведь это всего лишь гипотеза, сэр? — робко замечает Егенс. — Вы справедливо говорили по поводу житейской мудрости доктора. Он ведь понимает, что стоит ему прийти в КГБ и сказать «А», как чекисты заставят его сказать и «Б». Стоит только Сократу оказаться в поле зрения чекистов, как военное прошлое его всплывет наружу. Тогда ответ придется держать по всей строгости законов.

— Кажется, есть резон в ваших словах, Егенс…

— Я того же мнения, сэр, — поспешил присоединиться Нандор, явно заинтересованный в том, чтобы события развивались по Егенсу.

— Я тоже, — заметила Медичка.

И все четверо сошлись на том, что вопрос о связях Сократа с КГБ остается открытым.

— К сожалению, это не единственный вопрос, оставшийся без ответа. Мы достаточно хорошо осведомлены о военном прошлом русского доктора. Но, увы, наша информация о сегодняшнем образе его жизни весьма скудна. Что вы скажете по этому поводу, Егенс?

— Да, сэр, мы слишком мало знаем о Сократе наших дней, хотя в последние годы русский доктор вновь проходил по некоторым нашим картотекам. И отнюдь не в связи с известными нам обстоятельствами. Источники были разные. Один из них вам знаком, сэр…

— Да, конечно… — И, привстав со стула, шеф отвесил поклон в сторону Медички. Она ответила ему улыбкой и спросила:

— Есть ли необходимость в моем докладе?

— Я читал ваши сообщения из Москвы. И тем не менее попрошу вас, господин Егенс, коротко сформулировать их. Для полноты картины. К тому же Нандор… Он тоже должен знать все. Все детали…

Егенс постарался быть максимально кратким.

— Сократ оказался в списке двадцати москвичей, на которых мисс Ольга дала нам свою разработку. Первая же ее информация о Рубине вызвала интерес штаб-квартиры… Медичка характеризовала его, позволю себе процитировать досье, как «человека гнилого, которого без особого труда можно «свалить». Получив данные о докторе, мы стали искать его в картотеке. И тут нас подвела роковая ошибка машинистки или какого-то другого технического работника. В списке двадцати москвичей доктор значился под фамилией Губин, а не Рубин… В картотеке Губина не оказалось. Мы завели на него новую карточку. И только спустя некоторое время, после дополнительных сообщений Медички, после тщательного сопоставления двух карточек, Губина и Рубина, удалось установить, что это одно и то же лицо — Сократ. Но, увы, Медичка в ту пору уже отбыла из Москвы. Я хотел бы, сэр, ознакомить вас с ее последним сообщением о Сократе.

• Предыдущая
• 42/58
• Следующая