Студия пыток - Уэлш Лиза - Страница 27

• Предыдущая
• 27/54
• Следующая

– Такова игра, Мойра, – вмешивается Артур, – ты покупаешь, чтобы продать, а продав, покупаешь то, что тебе действительно нужно.

– Сейчас-то я все понимаю, но тогда я была маленькой. Мои родители без конца твердили, какое я чудо, говорили, что я лучшая девочка на свете, они меня холили и лелеяли, расчесывали волосы, кормили меня, одевали в самые красивые платья. И все это время я боялась, что в один прекрасный день они продадут меня, как одну из своих вещей. Я ведь не знала, откуда я появилась на свет, а они так часто расхваливали меня, что я решила – меня продадут за хорошую цену. Стоило кому-нибудь позвонить в дверь, я думала: «Все, мне конец».

Компания снова засмеялась, и кто-то сказал:

– А может, и продали бы, только никто не предложил подходящую цену.

– Вполне возможно, – грустно ответила Мойра. Официанты принесли новые полные кружки, и разговор перескочил на другое. Я подсел к Мойре:

– А потом ты поняла, что родители любят тебя и не продадут, как вешалку или шифоньер?

– Не сразу. Мать родила еще одного ребенка, мальчика, его назвали Чарльзом, и можешь себе представить, как они с ним носились – о, они обожали этого малыша. У нас была разница в пять лет, и я догадывалась, что с его рождением родители решили, что теперь наша семья наконец полная. Я не ревновала к нему, мне даже как-то полегчало, я решила, что он стоит дороже меня и его могут продать в первую очередь.

– Бедняга.

– Нет, все оказалось еще хуже. Чарльз умер, и это подтвердило мои подозрения. Обычная внезапная младенческая смерть, наверное, только детям тогда такого не рассказывали. Видно, считали, что, скрыв правду, уберегут меня от стресса, но ведь ребенок может придумать собственную версию и пострашней. Я решила, что они продали Чарльза, и я – следующая. Мать каждый день плакала целый год, и я стала ненавидеть отца за то, что он продал брата. Ненавидела его несколько лет, пока это не перешло в привычку. Кажется, он и не догадывался, что сделал что-то не так. Но он был хорошим человеком, мой отец.

Она совсем раскисла, я стал гладить ее по руке и купил ей еще виски. Я заметил, как за нами наблюдает Иэн. Наверное, думает, что Мойра просто допилась до сентиментальных слез. Сунув кулак прямо под нос Стиву, он оттянул рукав.

– Что, новые часы, Иэн?

– Ага, подлинная подделка под «Ролекс».

Игра началась. Игра, хорошо иллюстрирующая повадки антикваров. Все на продажу. Зайди в мой дом, и ты поймешь, кто я. Некоторые из них немало удивляют своих жен, когда в гостях у соседей переворачивают всю посуду вверх дном и внимательно ее изучают. Или, останавливаясь в пансионах, просят хозяев продать им ту или иную мебель. В ресторанах таких людей хлебом не корми – дай осмотреть интерьер.

– Нравятся? – Он снял часы и протянул их Стиву через стол. Стив повертел их в руках:

– Хорошие, очень хорошие. – На самом деле Стив ничего не смыслит в часах, он в основном скупщик, работает в самом конце нашей цепочки.

– И представь себе, я могу скинуть их тебе всего за полтинник.

Стив сделал вид, что заинтересован:

– Неплохо. Я бы с удовольствием, но на прошлой неделе вот уже купил себе. – Он поддергивает рукав и демонстрирует собственные часы.

– Дай-ка взглянуть. – Стиву ничего не осталось, как протянуть их Иэну. – Ну да, на каждый день потянет. Не так хороши, как мои, конечно. Слушай, что, если я дам тебе за них тридцать, получится, что за мои часы ты будешь мне должен всего двадцатку.

Любой другой на месте Стива послал бы Иэна куда подальше, но Стив вытащил из кармана внушительную пачку и отсчитал двадцать фунтов. К ним присоединился Артур:

– Премилый галстук, Иэн.

– Нравится? Мама подарила мне его перед самой смертью. «Иэн, – сказала она, – этот галстук носил твой отец. Твой дед, и твой прадед. Где прадед его взял, я не уверена. Возможно, выиграл в карты. Это единственная наша фамильная ценность. Береги ее, сын». И, сказав это, умерла. Так тебе действительно нравится?

– Просто убойный. Никогда такого раньше не видел.

– Он твой за пятерку.

Пятерка протянута, галстук отстегнут и отдан. Иэн сам повязал его Артуру на шею, потом наклонился через стол:

– Артур, мне нравится твоя рубашка.

Женщины начали возмущаться:

– Иэн, хоть рубашку ему оставь.

– Давай, сынок, давай!

Но и женщины веселились.

– Спокойно, дамы, это всего лишь рубашка. А я могла и штаны его оценить. – Смутившись собственной шутке, Мойра закрыла лицо руками. – Или трусы.

Эти двое – вне себя, хватаясь друг за друга, они стонали от хохота.

– Но это всего лишь рубашка, и заметьте – шитье очень неплохое. Артур, скажи мне, она продается?

Артур уже лыка не вязал, но вошел в раж:

– Конечно, Иэн, все продается, даже рубаха. – Он снял пиджак и раскинул руки, выставляя себя на всеобщее обозрение. Простой хлопок, желтоватая, в тонкую полоску. Розовые волосатые соски Артура просвечивали сквозь тонкую ткань. В подмышках расползлись пятна цвета слабо заваренного чая. – Только для тебя, по специальной цене – пять фунтов.

– По рукам!

Артур расстегнул рубашку, обнажив бледную грудь, поросшую редкими волосками, и пузо старого алкаша.

– Эй, убери это с глаз моих прочь.

– Сделка, друг мой, есть сделка… – Артур засмеялся, принимая из рук Иэна голубую купюру, потом скомкал свою рубаху и бросил ею в Иэна.

– Эй, Рильке, у тебя клевый пиджачок.

Они дразнили меня, проверяли на вшивость. Я отнекивался, но от них так просто не отвязаться. Я тоже в игре.

– Что за шмотка, ты в ней выглядишь на сто баксов. За сколько ты бы его продал?

– Ну что тебе сказать, Артур? – ответил я. – Он мне служил верой и правдой. Это пиджак удачи. – Все заулюлюкали. – Но ты мне нравишься, и, возможно, он принесет удачу и тебе, так что для тебя – десять фунтов.

– А с девушками тоже помогает? – спрашивает Артур.

– Ну а это, сын мой, ты должен сам проверить.

Просто я был не трезвее их.

– Да знаешь, с женщинами у меня это было так давно, что, боюсь, я тоже уже поголубел. Вот тебе. десятка.

Он протянул мне деньги, я вывернул карманы, выкладывая на стол кошелек, ключи и нэцкэ, все еще завернутую в платок. Артур молниеносно вцепился в фигурку. Будь он пьяный или трезвый, а таких вещей не пропускает.

– Эта штука будет на следующей распродаже. Мне стоило оставить ее в Бауэри, – сказал я.

– Но такого сейчас нигде не отыщешь. Музейная ценность. Боже, я выпил слишком много, раз не боюсь говорить тебе такое. Стини, ты ведь продаешь грязные книжонки, во что бы ты оценил эту странную штуковину?

Артур подбросил нэцкэ в воздух и поймал, потом притворился, будто кидает ее через стол соседу. Стини даже не улыбнулся. Взглянул на часы над стойкой, допил пиво и сморщился, словно выпил что-то горькое.

– Мне пора.

Брат попробовал удержать его, Иэн тоже вмешался.

– Последнюю кружку. Стой, я сам тебе куплю.

– Я и так ща лопну. – Стини поднялся со стула, косо взглянул на меня, потом потряс головой, словно хотел стряхнуть с себя что-то. – Завтра вставать рано. Увидимся. – Он прошел к двери.

– Эй, Артур, – заворчала Мойра, – зачем ты постоянно дразнишь Стини? Знаешь ведь, какой он религиозный.

– Ага, праведник. Он действует мне на нервы. – Артур вспомнил о Джоне и кивнул ему: – Извини, я забыл, что он твой брат.

– Да ладно. Но скажи спасибо, что не вылетел из бара вслед за ним.

Все облегченно рассмеялись, избежав обычного субботнегд скандала. Я машинально собрал свои вещи вместе с нэцкэ и пошел вслед за Стини.

– Стой, Рильке, простудишься насмерть.

Артур сунул мне одежду. Я с трудом натянул ее на ходу, неуклюже пробираясь между столами. Бар уже успел заполниться народом, остались одни стоячие места. Я протискивался сквозь толпу, пытаясь не потерять Стини из виду, и почти настиг его у двери. Задел локтем поднос официанта, и все стоящее на нем взлетело в воздух.

– Черт возьми!

• Предыдущая
• 27/54
• Следующая