Триумф стрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 30

• Предыдущая
• 30/80
• Следующая

– Не может быть! – воскликнул Флэгерти.

– Тогда кто, по-твоему? – На это никто не ответил, и Хейксвилл продолжал: – А почему Шарпи сделался сержантом после битвы? Какой из него сержант, если у него и опыта-то нет. Где такое видано!

– Он хорошо дрался. Мистер Лоуфорд всегда так говорит. И мину он взорвал.

– Мистер Лоуфорд... – презрительно процедил Хейксвилл. – Не за то Шарпи получил нашивки, что отличился в бою! Черта с два! Если б за храбрость повышали, я в уже давно майором был! Нет, думаю, дело было не так. Думаю, Шарпи за свои заплатил.

– Заплатил? – Все шестеро рядовых уставились на сержанта.

– А что? По-моему, все сходится. Иначе и быть не может. Так и в Писании сказано! Положил кому надо на лапу – вот и сержант. Вы спросите, откуда денежки? Отвечу. Откуда я знаю? Оттуда, что проследил однажды за ним. Здесь, в Серингапатаме. Наш Шарпи тогда отправился на улицу золотых дел мастеров, зашел в одну лавчонку, а потом вышел. Я тоже туда заглянул. Прижал старика, с которым Шарпи делал дела. Тот сначала упирался, а потом показал рубин. Вот такой! – Сержант развел большой и указательный пальцы на четверть дюйма. – А продал ему камушек как раз наш Шарпи. А теперь покумекайте да скажите, откуда у него такие сокровища?

– Снял с Типу? – восхищенно пробормотал Кендрик.

– А ты хоть знаешь, сколько таких камушков было на султане? Да он весь был ими обвешан! Как потаскуха на Рождество! И куда они все подевались? Ну, догадайся!

– Их забрал Шарп, – выдохнул Флэгерти.

– Так точно, рядовой Флэгерти. Они и сейчас при нем. Зашиты в швы, спрятаны в сапогах, в ранце, даже в кивере. Он с ними не расстается. Целое состояние, парни. Целое состояние. Вот почему, когда мы его возьмем, надо сделать так, чтобы в батальон он уже не вернулся. Понятно?

Все шестеро молча смотрели на Хейксвилла. Все они ходили у него в любимчиках, все были у него в долгу, но сейчас речь шла о кое-чем побольше, чем простая благодарность. Рядовой Лоури поскреб колючий подбородок.

– Делим поровну, сержант?

– Поровну? – воскликнул Хейксвилл. – Ты хочешь поровну? Слушай меня, чертова жаба. Если бы не мое доброе к тебе отношение, ты бы вообще ничего не знал и ни на что не рассчитывал. Кто взял тебя из батальона на эту веселенькую прогулку?

– Вы, сержант.

– Я. Именно так, я. Я выбрал тебя по доброте душевной, а ты чем меня благодаришь? Тем, что предлагаешь поделить все поровну? – Судороги перекосили и без того малоприятную физиономию Хейксвилла. – А не отослать ли мне тебя в полк, а, Лоури? – Ему никто не ответил. – Неблагодарность, – тоном человека, оскорбленного в лучших чувствах, продолжал сержант. – Черная неблагодарность и зависть. Поровну! И как только язык повернулся сказать такое! – Он покачал головой, словно сетуя на человеческое корыстолюбие, и обвел шестерых сообщников горячим взглядом. – Но я, парни, поступлю с вами по справедливости, так что не беспокойтесь. – Хейксвилл вынул из сумки драгоценный документ, расстелил его на столе и бережно разгладил бумагу. – Вот оно, парни. Сокровище. Половина мне, а половину вы, жабы гнойные, можете поделить между собой. Поровну. – Он ткнул Лоури пальцем в грудь. – Поровну. Но половину получаю я, как сказано в Писании. – Сержант тщательно сложил документ и убрал в сумку. – Убит при попытке к бегству. – Он ухмыльнулся. – Я ждал этого четыре года, парни. Четыре поганых года. – В мутных глазах вспыхнули огоньки ненависти. – Он бросил меня к тиграм! Меня! В тигриное логово! – Щека задергалась, отчего губы разошлись в злобной гримасе. – Но они пощадили меня. Пощадили! А знаете, почему? Потому что меня нельзя убить, парни! Нельзя убить! Отмечен Господом, да! Так сказано в Писании!

Рядовые молчали. Безумен, думали они. Безумен, как шляпник. Никто не знал, почему безумны именно шляпники, но все знали, что они безумны. Безумцев старалась не брать даже армия, потому они пускают слюни, дергаются в судорогах и разговаривают сами с собой, но Хейксвилла как-то взяли, и он прошел все испытания, злобный, мстительный, могущественный и, очевидно, неуязвимый. Шарп бросил его тиграм Типу, однако ж тигры сдохли, а Хейксвилл вышел из переделки без единой царапины. Иметь такого врага не пожелал бы никто, и вот теперь сержант раздобыл документ, предававший Шарпа в его руки. Обадайя уже чуял запах денег. Больших денег. Сокровищ. Оставалось только отправиться на север, догнать армию, предъявить ордер и содрать с жертвы шкуру. Сержант затрясся в конвульсиях. Деньги были так близко, что он уже почти мог их тратить.

– Шарпу конец, – прошептал он. – Я его прикончу, а потом поссу на его гнилой труп. Да, так и сделаю. Проучу гадину.

Утром семь человек выступили из Серингапатама и взяли курс на север.

Шарп даже обрадовался, когда утром в комнате наверху появился полковник Маккандлесс. Точнее, испытал некоторое облегчение. После случившегося ночью Симона вела себя как-то странно молчаливо, а когда он попытался заговорить с ней, покачала головой и отвела глаза. Пытаясь объясниться, она бормотала что-то невнятное насчет арака и брильянтов, намекала на разочарование в браке, но так и не смогла подобрать нужные английские слова. Шарп понял лишь, что она сожалеет о произошедшем, а потому обрадовался, услышав донесшийся с лестницы голос полковника.

– Могли бы и сообщить, где вас искать! – жаловался Маккандлесс, поднимаясь по ступенькам.

– Я и сообщил, сэр, – соврал Шарп. – Сказал прапорщику из семьдесят восьмого, чтобы он предупредил вас, сэр.

– Наверное, он меня не нашел. – Остановившись в дверях, шотландец недовольно огляделся. – Это что же получается, сержант? Вы провели ночь наедине с женщиной?

– Вы ведь сами приказали защищать ее, сэр.

– Защищать, но подвергать риску ее честь! Вам следовало найти меня.

– Не хотел вас беспокоить, сэр.

– Исполнение долга, Шарп, не есть беспокойство. – Полковник прошел в комнату. – Генерал выразил желание пригласить мадам Жубер к обеду, и мне пришлось объяснять, что у нее недомогание. Я солгал, Шарп! – Маккандлесс ткнул пальцем в грудь сержанту. – А что еще мне оставалось? Не мог же я сказать, что оставил ее наедине с вами!

– Виноват, сэр.

– Надеюсь, ее честь не пострадала, – проворчал Маккандлесс и, сняв треуголку, проследовал за Шарпом в гостиную, где за столом сидела Симона. – Доброе утро, мадам. Спали, полагаю, хорошо?

– Да, спасибо, полковник.

Мадам Жубер покраснела, но шотландец, если и заметил сей факт, вряд ли смог верно его интерпретировать.

– У меня для вас хорошие новости, – продолжал он бодрым тоном. – Генерал Уэлсли согласился с тем, что вы должны воссоединиться с супругом. Есть, однако, и небольшая трудность. – Теперь настала его очередь смутиться. – Мы не можем предоставить вам компаньонку, а служанки у вас нет. Вы, разумеется, можете полностью положиться на мою честь, но не исключаю, что вашему мужу не понравилось бы, если бы его жена отправилась в путешествие без компаньонки.

– Пьер возражать не будет, полковник, – скромно сказала Симона.

– Ручаюсь, что и сержант Шарп будет вести себя как джентльмен, – добавил Маккандлесс, бросая на сержанта строгий взгляд.

– Конечно, полковник, конечно, – согласилась юная особа, застенчиво улыбаясь Шарпу.

– Вот и хорошо! – Маккандлесс облегченно вздохнул, покончив с деликатной темой, и шлепнул себя по колену треуголкой. – Дождя нет, так что день, похоже, выдастся жаркий. Вы будете готовы через час, мадам?

– Даже раньше, полковник.

– Часа вполне достаточно, мадам. Вы окажете мне честь, если мы встретимся у северных ворот. Вашу лошадь, Шарп, я приготовлю.

В назначенное время они выехали из города через северные ворота и вскоре миновали батарею, установленную для обстрела форта. Четыре двенадцатифунтовых орудия вряд ли могли нанести серьезный ущерб мощной стене, но генерал Уэлсли рассчитывал, что, подавленный быстрым падением города, гарнизон форта осознает бессмысленность сопротивления и, поняв, что в покое его не оставят, скорее согласится капитулировать под орудийные залпы. Обстрел начался с рассветом, но стрельба оставалась спорадической до тех пор, пока отряд Маккандлесса не оказался рядом. В этот момент все четыре орудия грянули разом, и конь Симоны, напуганный внезапным грохотом, кинулся в сторону. Девушка держалась за полковником, Севаджи со своими людьми составлял арьергард. Шарп наконец-то ехал в настоящих сапогах со шпорами, тех самых, что снял накануне с убитого араба.

• Предыдущая
• 30/80
• Следующая