Девушка-сокол - Ласки Кэтрин - Страница 8

• Предыдущая
• 8/36
• Следующая

Щеки Финна побагровели. Он крепко зажмурился.

— Что с тобой? — воскликнула девочка.

— Я приказываю себе не злиться, — ответил мальчик, не открывая глаз. — Ведь я пришел извиняться.

Мэтти приблизилась к нему, взяла его руку и осторожно пожала.

— Ты извинился, и я благодарна тебе. Но Финн, я просто хочу построить собственный домик сама, вот и все.

Нежное дневное небо превратилось в оранжевое, а потом в багровое. Солнце все опускалось, опускалось и наконец превратилось в маленький покрасневший желток на горизонте. С наступлением сумерек фиолетовые тени расползлись по местности, словно синяки, и замок Фитцуолтеров выделялся мрачной громадой на фоне собирающихся облаков. Длинные, сгущающиеся тени протянулись к Мэтти через голые поля, или так лишь казалось. Она чувствовала, как внутри у нее что-то извивалось, твердело и холодело. Если бы не соколы, отец и Мэг, то ничто не заставило бы ее вернуться в замок.

— Три года, — прошептала девочка себе под нос.

Почти три года прошло с того жуткого дня, и все равно на плитах двора остались пятна крови. Она всегда думала об этом, возвращаясь с охоты.

Замок представлялся ей темной громадой, сложенной из холодного камня, и противоположной миру густых лесов, широких торфяников, лугов и открытых полей, куда она ходила охотиться или играть с друзьями. Внутри замка не было ничего мягкого и податливого. Свет, пробивавшийся сквозь стрельчатые окна, казался осколками стекла на граните. Тени башен напоминали надгробия и как будто придавливали воздух своим весом.

Мэтти осторожно шла через ров по подвесному мосту. После нападения его так ни разу и не поднимали. И башенку с клетками, разрушенную катапультой, тоже не восстановили. Ее обломки остались лежать там, где упали, поскольку не осталось слуг, чтобы убрать их или отстроить башенку заново. Отец и Ходж были слишком старыми, чтобы ворочать камни. Мэтти предложила сделать новые клетки в помещении для стражи в центральной башне замка, и теперь птицы жили там. В верхнем из помещений, под самой крышей, девочка поселилась сама. По крайней мере, здесь было достаточно стрельчатых окон, через которые поступали свет и свежий воздух.

Здесь было почти так же хорошо, как в прежнем жилище птиц, а кое в чем даже лучше. Теперь можно было находиться при соколах постоянно. Но проходя по двору к башне, Мэтти каждый раз пугалась запустения, царившего в замке. До нападения отец был гордым феодальным лордом, ему подчинялось более пятидесяти воинов и сто крепостных, живших и работавших в стенах замка и в его окрестностях, принадлежавших лорду Уильяму.

В те времена в замке Фитцуолтеров кипела жизнь. Во дворе день и ночь царили суета и суматоха. В кузнице стучали молотами кузнецы, на дворе гоготали гуси, торопившиеся на кормежку к Мэг. Мальчик, следивший за собаками, спешил показать Мэтти новых щенков. Телега крестьянина, груженная турнепсом и прочими корнеплодами, выгружалась в сарай, доярка сбивала масло. Теперь все это исчезло. «Было ли оно когда-нибудь? — думалось девочке. — Как будто представление окончилось и актеры ушли со сцены».

Раньше в замке жила ее семья. Но после нападения в здешних краях настали тяжкие времена, и слуги ушли. Некому стало поддерживать огонь во всех огромных очагах, и помещения закрывались одно за другим. Видимо, обитателям замка оставалось лишь одно — влачить жалкое существование, довольствуясь воспоминаниями о былых временах.

Мэтти посмотрела вверх, на две остальные башни, выступавшие вперед и образовывавшие главное укрепление — барбакан. Там больше не было стражников, не было с самого момента захвата, и Мэтти все время думала о том, какой жирный кусок им достался. Отец подозревал, что шериф подкупил их, и именно они перерезали канаты подвесного моста. Но кто же главный виновник случившегося? Если шериф и нашел двух предателей среди охраны, то разве на них лежит вся вина? Нет, Мэтти возлагала всю вину на плечи принца Джона, который лишь жаждал безграничной власти и совсем не походил на своего брата Ричарда, мечтавшего завоевать Святую землю для христиан. И вот теперь, когда умер старый король Генрих, Джон собирался захватить Англию для себя.

Все жители графства, от дворян до крестьян, изнывали от голода. Мэтти приходилось каждый день выходить на охоту, но похлебка, варившаяся в очаге, становилась все жиже и жиже, в ней было все больше воды и все меньше мяса. Как-то раз девочка увидела червяка в гниющей картошке, которой было приправлено скудное рагу. И этого червяка тут же вытащили и сварили.

— Мег! — позвала Мэтти, приближаясь к башне. — Я добыла утку, правда небольшую.

— Ничего, милая, что-нибудь из нее да получится. — Ее старая няня одной рукой взяла добычу, а другой погладила девочку по щеке. — Спасибо, дитя мое.

— А кроликов все нет, Матильда? — донесся голос лорда Уильяма из темного угла, где он чинил путы для соколов.

— Ни один не попался в ловушку, папа.

Отец вздохнул и, бодрясь, произнес:

— Ну, недели через две их будет полно, и Улисс наловит их вдоволь. И Мох тоже.

— Да, скоро кролики будут скакать повсюду, — ответила Мэтти.

Из другого угла донесся лязг. Ходж, сидевший на табурете, трудился над ремонтом кольчуги. Нынешней зимой он, как-то проснувшись утром, не узнал своей жены. Годы брака вылетели у него из головы, и теперь старик думал, что снова готовит лорда Уильяма для битв на полях Франции под командованием принца Ричарда. И сегодня с самого утра Ходж занимался ремонтом кольчужного рукава.

Мэтти оглядела старика. Он как будто стал символом всего того, что они потеряли, особенно надежды. Стоит ли верить, что для него и для остальных все может измениться? Все будет становиться только хуже, особенно когда вновь наступит зима. И сейчас весна еще не совсем пришла. Почему же уже думается о следующей зиме? Откуда эти отчаянные мысли?

Мэтти помогла Мэг приготовить скудный ужин. В нем было хорошо лишь одно — что никто подолгу не засиживался за столом. И с тех пор, как они начали использовать подносы из хлеба, не надо было мыть посуду. Их можно просто вытереть и использовать дальше, пока не придут в негодность.

— Можно мне идти? — спросила девочка.

— Иди, только сперва расскажи об охоте, — ответил отец. — Как летает Мох?

Они с Мэг уставились на Мэтти. Их глаза слабо светились, будто огарки свечей. «Дай нам хоть какую-то тень надежды, — читалось в них. — Хоть что-нибудь». Им явно хотелось узнать не только об охоте.

— Нет ли новостей о короле Ричарде? — прошептал отец так, как будто их могли подслушать.

Изменилось многое, но далеко не все. Вернувшись из Франции осенью 1189 года, чтобы получить корону, Ричард каким-то образом примирился со своим братом, принцем Джоном. Уильям Лонгчемп, епископ Илайский, наперсник Ричарда и духовник его матери Алиеноры, стал канцлером. Теперь он был самым важным политиком после короля, и поэтому надежды народа росли. Но через два месяца после возвращения Ричарда Иерусалим покорился сарацинам под предводительством Саладина. Король порывался отправиться в Третий крестовый поход за Святую землю, и принц Джон мог стать еще более безжалостным, чем прежде.

Отец и Мэг все смотрели на девочку с надеждой.

— Ничего не слышно? — спросила служанка. — Вы не набрались на охоте никаких слухов?

Мэтти хотела было ляпнуть, что охота — это не поход на рынок, а утки и кролики вообще-то не разговаривают. Но одумалась и покачала головой:

— К сожалению, ничего не слышно. Может быть… — Она встала, собираясь уходить, и вдруг слова застряли у нее в горле, как только стало ясно, что никто больше на нее не смотрит.

• Предыдущая
• 8/36
• Следующая