Девушка-сокол - Ласки Кэтрин - Страница 1

• 1/36
• Следующая

— Измена! — Боль, прозвучавшая в отцовском голосе, пронзила Мэтти, словно кинжал. — Канат перерезан! Теперь мы не сможем поднять подъемный мост! Проклятые предатели!

Ее отец лорд Уильям Фитцуолтер только что пробежал от подъемного моста через двор замка к холлу и поднялся на два пролета в свои личные покои. На его лице застыла бледная маска ужаса. Всего несколько секунд назад он стал свидетелем того, как последний из его крестьян прогнал по подвесному мосту своих овец и свиней в поисках укрытия, полагая, что здесь небезопасно.

Мэтти содрогнулась, увидев, как ее отец глядит на мать затуманенным взором.

— Даже не верится в происходящее, Сьюзен.

— Мне тоже, Уильям, ведь ты один из самых верных сторонников Ричарда.

— В том-то и дело! — воскликнул отец. — Я всегда был на стороне Ричарда Львиное Сердце, а не его брата. За всем происходящим стоит принц Джон и его холуй…

— …шериф! — закончил Ходж, самый старый и преданный из отцовских слуг. — Нас атакует шериф и с ним сэр Гай Гисборн.

— О нет! Гай Гисборн! — вырвалось у леди Сьюзен, и ее дрожь передалась Мэтти.

— Прячься, Сьюзен! Прячься, Мэтти! — воскликнул отец. — Интересно, напали ли они на другие замки?

— Осмелюсь доложить, наш первый, — откликнулся Ходж.

— Первый или второй, значения не имеет — эта участь ожидает всех! — воскликнул лорд Уильям охрипшим от отчаяния голосом. — Сьюзен, не медли, прячься!

Мать прижала Мэтти к себе так сильно, что лиф ее платья больно врезался дочери в щеки, а перед самыми глазами оказался кулон, который мать постоянно носила. Он представлял собою сапфир, отливавший синевой полуночной звезды, вставленный в искусную золотую оправу. «Если только я буду смотреть в этот темно-синий камень, мы уцелеем, — подумала Мэтти. — Он будет небом, а мы — уплывающими по нему звездами. Боже милосердный, спаси нас! — Она приказала себе: — Не отводи взгляда от звезды… Звезды Иерусалима».

Молилась ли она или заключала сделку с Богом? Ей и самой это было неведомо. Мэтти знала лишь одно — ей хочется жить и хочется, чтобы никто не пострадал. Но издалека уже доносился громовой стук копыт огромных коней, боевых, обученных прорываться сквозь беззащитную толпу. Они редко отступают и никогда не пугаются. Они только уничтожают.

Копыта стучали все ближе, теперь уже по утоптанной земле на противоположной стороне рва. Но Мэтти попыталась отогнать страх.

Она не отрывала глаз от камня. Молочные прожилки света, пронизывавшие купол сапфира, образовывали звезду, но при этом вертикальные лучи делали ее похожей на крест. Лорд Уильям подарил своей жене Звезду Иерусалима, когда они праздновали рождение Мэтти. На следующей неделе, 23 сентября, девочке должно было исполниться десять лет. «Пожалуйста, Боже милосердный, позволь мне дожить до десяти», — прошептала она, утыкаясь лицом в материнскую грудь.

— Уильям, — донесся до нее голос матери, — а как же моя шкатулка с драгоценностями?

— Забудь о побрякушках. Наша единственная драгоценность — это Мэтти. Спрячь ее!

— Но где же?

— На кухне! В картофельной яме! [1]Не знаю где. Спрячь, и все.

С этими словами лорд Уильям выскочил за дверь и стал созывать своих людей. До Мэтти донеслись крики, потом оглушительный топот копыт. Кони уже пересекали подъемный мост, и от этого трясся даже пол, на котором стояла девочка. Всадники шерифа приближались!

— Скорее, Мэтти, бежим! — Леди Сьюзен одной рукой подталкивала дочь, а другой принялась теребить браслет.

Они кинулись вниз по прогибающимся ступеням, потом пробежали по маленькому внутреннему дворику на кухню.

Ползая по земляному полу рядом с огромным очагом, в котором все еще жарилась на вертеле свиная туша, они нащупали крышку ямы. Мать склонилась над ней и стала выбрасывать оттуда картошку и разные корнеплоды.

— Ничего не выйдет, мама, ничего. Ведь я больше, чем картошка. Больше даже, чем мешок картошки, — бормотала Мэтти.

Снаружи донесся грохот, и одно из звеньев цепи, висевшей на шее у леди Сьюзен, блеснуло на солнце. Она обменялась с дочерью испуганными взглядами и прикрыла кулон рукой.

— Мама, туда лишь ожерелье влезет, а не я! — воскликнула Мэтти.

— Верно. — Леди Сьюзен моргнула и принялась срывать с себя перстни. — Беги, дорогая, беги!

Девочка выскочила через заднюю дверь кухни и кинулась к малой башне, находившейся во дворе замка между собачьими конурами и стойлами. А вокруг всадники сражались с последними оставшимися в живых слугами и несколькими сохранившими верность своему господину вассалами, крепостными и земельными арендаторами лорда Уильяма. Повсюду метались орущие свиньи и козы. Дым от пылающих мазанок, окружавших замок, становился все гуще, ветер гнал его через открытые ворота прямо во двор. Лаяли собаки, кудахтали куры, все заполнила перепуганная живность.

Мэтти думала лишь об одном — нужно укрыться в башенке, где находились клетки с соколами. Если она доберется до них, то птицы ее спасут. Она ощущала это какой-то потаенной частью своего существа. Ее отец был сокольничим, самым лучшим в графстве, а кое-кто поговаривал, что и во всей Англии. Эти мысли мелькали в голове у девочки, а потом разом оборвались.

Прямо на нее летел самый огромный конь, какого ей доводилось видеть за всю жизнь. Его уши были прижаты к голове, ноздри трепетали. Мэтти застыла как вкопанная. Всадник не собирался сдерживать скакуна! «Он не остановится, — возникла вялая мысль. — Я погибну».

Внезапно воздух прорезал дикий крик. Конь свернул, чтобы не налететь на свинью. Мэтти оправилась от шока и бросилась к башенке с клетками.

Из-за узких окон внутри этого строения всегда царил сумрак, однако там никогда не было по-настоящему темно. Вбежав туда, девочка почувствовала, как ее окутывает нежно-золотистый свет, вокруг нее как будто простирался легкий туман. Мэтти всегда интересовало, что происходит в жилище птиц. Казалось, что самые простые вещи, вроде камня, дерева и даже воздуха, здесь меняются, становятся совершенно другими. Переступая порог, девочка ощутила, будто входит в другой мир.

В башне было три этажа. На первом держали только шестерых соколов, чтобы оставить побольше места для их насестов и прочего необходимого. Вбежав в башенку, Мэтти сразу почувствовала, что хотя на головах у птиц и были колпачки, они явно волновались. Они были привязаны кожаными полосками, называвшимися путами, и при этом размахивали крыльями и тревожно кричали.

Сердце девочки стучало громко, словно конские копыта снаружи, но она расслышала, что сапсан Мох издает горлом низкие, утробные звуки. Они подействовали на Мэтти успокаивающе. Она почувствовала, что сердце бьется тише, и поняла, что остальные птицы начали прислушиваться к Моху.

Девочка сглотнула и попыталась повторить эти звуки. Они напоминали ей трение друг о друга мелких камешков. Сперва у нее ничего не получалось, но постепенно она почувствовала, как формируются эти звуки, и услышала, как они доносятся из ее собственного горла. Темные глаза Моха напоминали два полированных черных камня в желтой оправе. Сапсан кивнул, как будто говоря: «Еще». Мэтти продолжила и снова услышала, как звуки, издаваемые Мохом, смешиваются с ее собственными. В клетках воцарилось спокойствие.

Девочка приблизилась к одному из узких окошек и выглянула наружу.

— Нет! — вырвалось у нее.

На середину двора прикатили катапульту. Лорда Уильяма вывели вперед. Было видно, как сильно он постарел за столь краткое время. Его рот искривился, взгляд сделался невидящим. Рядом с ним стоял человек, по богатому наряду которого было ясно, что это сэр Гай Гисборн. По его пальцам пролегла тонкая нить, красная и как будто струящаяся. Временами она сверкала словно золото в последних лучах заходящего солнца. В голове у девочки замелькали беспорядочные картины. «Рубиновое ожерелье? — подумалось ей. — Но у матери не было рубинов».

• 1/36
• Следующая