Освобождение Атлантиды (ЛП) - Дэй Алисия - Страница 32

• Предыдущая
• 32/71
• Следующая

– Квинн Доусон заслуживает намного больше, чем я когда-либо смогу ей предложить, несмотря на то, связана она кровно с вампиром или нет.

– Три обмена, Аларик. Чтобы стать вампиром человеку требуется три обмена. Он спас ей жизнь, сделав это, но это было всего лишь раз, – Алексиос с отвращением покачал головой. – У меня нет на это времени. Делай, как знаешь. Я ухожу.

Он выбежал в дверь за последними людьми, вытащив оружие. Аларик двинулся следом. Остановился.

Сделал еще один шаг. Остановился. Возможно, впервые за все века своего существования он застыл в нерешительности.

Все его инстинкты вопили ему, что бы он шел за Квинн. Логика диктовала ему помочь Алексиосу. Эмоции боролись с разумом. Тоска боролась со здравым рассудком.

Эмоции дали логике пинка под зад.

Он шел за Квинн.

Кили с трудом приходила в сознание, чувствуя последствия слишком отчетливого видения, которое отдавалось в ней, словно похмелье после выпитой текилы. Она находилась в ловушке; что-то придавило ее. Что-то… или кто-то.

Открыв глаза, она посмотрела ему в лицо. Лицо, знакомое ей за многие годы, хотя встретились они лишь теперь. Ее рука автоматически потянулась к фигурке рыбки, которая всё еще находилась в целости и сохранности под ее рубашкой.

В ее памяти мелькнуло то видение, где он был младенцем, и отвлекло ее. Она не могла ничего с собой поделать; ей необходимо было коснуться его лица. Джастис слегка вздрогнул от ее прикосновения, но потом опустил голову на ее руку, всё еще сжимая ее в объятиях. Она поняла, что лежит у него на коленях, и задумалась, почему это кажется ей абсолютно правильным.

Часть ее сознавала, что ей следовало бы отодвинуться. А другая – желала оставаться в его объятиях еще очень-очень долго.

Она чувствовала себя в безопасности в совершенно небезопасной ситуации, несмотря на то, что это было безумием. Но опять-таки, она только что прожила несколько веков его жизни и знала его на более фундаментальном уровне, чем кого-либо прежде.

– Ты несколько часов была без сознания. Если я причинил тебе вред…

Он оставил это предложение незавершенным, но его лицо ожесточилось, а глаза заледенели от собственной вины.

– Нет, – сумела сказать она. – Это меч. Ты не мог знать. Я… у меня бывают ведения при прикосновении к предметам. Особенно к древним артефактам с такой жестокой и эмоциональной историей. Я никогда не реагировала настолько сильно на предмет, как на твой меч.

Джастис посмотрел на меч, показал зубы, потом моргнул.

– Так значит, ты – чтец предметов? Мы считали подобный Дар утраченным тысячелетие назад.

– И Лайам так его назвал. Я думаю, что можно и так назвать мою способность. Есть талант, называемый психометрией, который состоит в том, чтобы улавливать впечатления от человека, прикасаясь к предмету, который ему/ей принадлежит. То, что делаю я – намного необычнее. Я практически всегда выбираю лишь одно видение, обладающее наибольшим эмоциональным резонансом для предмета. Это целая сцена, дополненная также диалогом и действием.

– Так ты не могла…

– Я не могу, например, подержав в руках рубашку пропавшего ребенка, знать, куда его забрали, – пояснила она, вспоминая боль и шок, когда однажды попыталась сделать именно это. Попыталась сделать свой дар полезным еще в каком-то деле, помимо узнавания фактов от древних артефактов. Фактов, которые не было никакой возможности подтвердить. – Я скорее увижу то, как он впервые увидел своего щенка, одетый в эту рубашку, из-за той огромной радости, которая вошла в волокна полотна. Или боль и горе, если тот щенок погиб…

– Я понимаю. И сожалею.

– Всё в порядке. Признаю, что испытываю своего рода облегчение от того, что могу поговорить об этом с кем-то, кто верит мне. Я действительно не хочу закончить в атлантийской психушке.

Он притянул ее ближе к себе, и ее голова оказалась на его груди. Она почувствовала спокойствие от уверенного биения его сердца под своей щекой.

– Под психушкой ты подразумеваешь приют для умалишенных? Кто-то когда-то угрожал поместить тебя туда просто потому, что твой Дар – редкость среди людей?

Он крепче обнял ее, как будто в ответ на угрозу, и она тихонько запротестовала. Он тут же ослабил свою хватку, и она глубоко вздохнула.

– Не совсем угроза. Скорее длинная история пребывания в различных учреждениях. Мое детство… ну, скажем так, приятного было мало.

Кили поняла, что сидение на коленях Джастиса хотя соблазнительно успокаивало ее, но не придавало ей сил. Внезапно она стала рассказывать ему то, что не говорила прежде никому, и вовсе не желала говорить об этом прямо сейчас.

Она передвинулась, положив руку ему на грудь, чтобы оттолкнуть, но застыла, когда почувствовала твердость под попкой. Девушка перестала дышать, ее охватил жар, расплавляя ее защиту. Он определенно хотел ее, и крошечная частичка ее хотела вскочить и радоваться.

Вот только, только он так долго находился в Пустоте. Она не знала, что это такое, но казалось, что в этом месте не было возможности встречаться с женщинами. Вероятно, Кили просто стала удобным выходом – женщиной доступной и оказавшейся под рукой? И ничего больше. Она покраснела от смущения.

Нет. Тысячу раз «нет».

Физически она была ему неровней, так что она перестала пытаться оттолкнуть его.

– Прошу, отпусти меня, я хочу встать, – тихо попросила она.

На мгновение он застыл. Потом вздохнул, и она почувствовала тепло его дыхания на своих волосах. Когда он отпустил ее, она отступила от него, схватила перчатки и натянула их на дрожащие руки.

– Спасибо. За то, что поймал меня, когда я… свалилась.

– Прошу, не благодари меня, ведь именно мой поступок отослал тебя в то болезненное видение, – он нахмурился, вставая и начиная бродить по пещере. – Если я бы только знал, – чтец предметов, которого без подготовки заставили коснуться предмета, наполненного вековой жестокостью. Я не знаю, как ты это вынесла.

Он разразился длинной тирадой на языке, который она помнила из своего видения. Судя по всему, она только что услышала множество отборных атлантийских ругательств. Она едва не улыбнулась, несмотря на обстоятельства; ее ученая часть просто жаждала добраться до лэптопа или, по крайней мере, заполучить ручку и бумагу, чтобы записать транскрипцию.

Это было даже лучше библиотеки в Александрии. Живой носитель древнего мертвого языка. На ум ей пришли такие выражения, как «ребенок в кондитерской» или «свинья в грязи». Это было открытие десятилетия. Даже века.

Если она это переживет.

Эта мысль заставила ее подняться. Ей нужно было находиться с ним на одном уровне.

– Это было весьма непросто, – признала она, быстро осознав, что ее признание, вероятно, станет преуменьшением года. – Но в видении не всё было связано с насилием. По крайней мере, с насилием на поле битвы. Сцена с твоей матерью…

Он развернулся.

– Ты сказала «с моей матерью»?

Она едва не отпрянула, увидев его взгляд. Его глаза снова стали яркого сине-зеленого цвета, едва ли не дикими. Горящими.

– Что тебе известно о нашей матери? – он прыгнул к ней, и на сей раз она отступила на шаг. Теперь он был воином, вся нежность, которую она видела в нем прежде, исчезла, как будто это было иллюзией. – Расскажи нам. Расскажи нам всё.

Он снова стал говорить о себе во множественном числе. Она рассмотрела варианты, а потом, наконец, решила выбрать самое простое. Правду.

– Да, я видела твою мать. Я пыталась ей помочь, но он… он… – Он вздрогнула и запнулась, отрицательно качая головой.

Не эту историю она хотела бы ему рассказать. Не сейчас, ни когда-либо еще. Особенно не тогда, когда Джастис снова стал «ими». Кили задумалась, кем была вторая личность, и откуда она появилась.

Сможет ли он когда-либо от этого излечиться?

Но его лицо выражало не гнев, а скорее задумчивость, смешанную с изумлением, когда он упал на колени перед ней.

• Предыдущая
• 32/71
• Следующая