Воин сновидений - Кащеев Кирилл - Страница 37

• Предыдущая
• 37/67
• Следующая

Ярость Костея стала такой обжигающей, что, не помня себя, он с маху долбанул самому себе в глаз, надеясь прихлопнуть шустрого здухача! Удара могучего костяного кулака не смогла выдержать даже костяная голова! Череп слетел с позвоночного столба и гладким костяным шаром покатился по облаку.

– Зря ты меня выгнал! – зависая у черепа над макушкой, упрекнул его здухач. – Я же единственное, что было в твоей голове!

И вихрь понесся к восседающему на коне безголовому телу.

– Бей его! Бей! Он рядом! – гремя челюстью, заорал валяющийся на облаке череп безголовому телу. – Слева!

Костяные руки подняли темный меч, полоснув влево… Но за мгновение до удара смерч успел метнуться вправо.

– Вправо! – тут же завопил череп. – Снова влево! Вправо! Прямо! Бей, бей!

Безголовый скелет шарахнул мечом прямо перед собой – и попал по конской башке Моровицы. Колени лошадиного скелета от удара подогнулись, конь припал на передние ноги…

– Идиот безголовый! – взвыл череп.

– Совершенно согласен, – вежливо заметил воин сновидений, потом круто развернулся и на всей доступной ему скорости рванул прочь.

Страшным рывком железных поводьев Костей поднял оглушенную Моровицу на ноги. Круто развернув коня, погнал его к потерянному черепу. Перегнувшись с седла, подхватил свою голову и нахлобучил на место. Опьяненный яростью и жаждой мести скелет несся через быстро темнеющее небо вдогонку вооруженному мечом полупрозрачному вихрю.

– Вот и отлично! – на всякий случай немного сбавляя скорость, чтоб преследователь не отстал, выдохнул здухач. – А теперь к бабам!

– Ирка, Ирка! Я видела, видела Костея! Я была такой маленькой, такой слабой! Я не смогла помочь! С ним невозможно справиться, с этим Костеем! [6]– Танька села и испуганно вцепилась в склонившуюся над ней фигуру. – И теперь снова, снова! Здухач Костея к бабам заманивает, а у нас еще ничего не готово! – она крепко стиснула пальцы на плечах подруги…

Плечи под ее руками были твердыми – как камень. И холодными – тоже как камень. И гладкими…

Склонив обтесанное пустое лицо, над ней нависала каменная баба. Танька почувствовала, как ее ощупывает внимательный взгляд.

– Здра-сси! – пробормотала Танька, неимоверным усилием воли разжимая судорожно стиснутые пальцы.

– Уж больше ста лет никто к нам не захаживал! – голос гудел и рокотал, как камнепад. А еще в нем слышался едва уловимый за рокотом восточный акцент. – Глядите, сестры, – гости!

В царящей вокруг полумгле фигуры баб дрогнули, пошевелились и тяжело, как матрешки, переваливаясь каменными боками, сдвинулись вокруг девчонок. Танька вскочила, девчонки прижались спина к спине. Замерли, лишь глаза их метались по плотно сомкнувшимся вокруг каменным изваяниям.

– Гости, гости, гости! – рокотали бабы. Голоса казались угрожающими. Качались вокруг девчонок безглазые лица, мелькали каменные бока. Стоит бабам сойтись поближе – и девчонки между ними только чвякнут! Танька до боли вжалась лопатками в Иркину спину…

– Гости! – гудели бабы. – Счастье-то какое! Радость!

– А? – глупо приоткрыв рот, переспросила Танька. – Вы нам… рады?

– Конечно! – воскликнула та баба, с которой ведьмочка разделила одеяло – а точнее, чехол от сиденья. Мягкий восточный акцент в ее голосе только усилился. – Сколько мы тут стоим, жизнь вокруг течет, меняется, мы смотрим, а расспросить-то и некого!

– Эти вот, повозки – они сами собой ездят или их все-таки невидимые лошади тянут? – быстро спросила одна из баб, и понятно было, что вопрос этот давний, наболевший, часто в их обществе обсуждаемый.

– Машины? Сами, – растерянно бросила Танька.

– А три цветных светящихся глаза у ящиков на перекрестье – у Змеев Горынычей наковыряли? – выпалила сзади вторая баба.

– Просто цветные стекла, – оборачиваясь, быстро ответила Танька.

– А которые в юбках коротких ходят, всю задницу видно, – послышалось неодобрительное гудение у Таньки под ногами. Опустив глаза, она увидела у самых своих коленей ту бабу, от которой осталась одна лишь верхняя половина. – То ведь девки паршивые, нехорошие, верно?

– От дались тебе те юбки! – недовольно загудели остальные бабы. – Весь город ходит – и все нехорошие? Ты сперва свою задницу найди, потом к чужим юбкам приглядывайся!

– Тихо вам, сестры! Не о том спрашиваете! – взвился над теснящейся каменной толпой рокот Танькиной бабы, которую девчонки для себя определили как главную. – Нужные вопросы надо задавать, правильные! – с каменным скрипом она всем монолитом своего тела повернулась к девчонкам. Гладкое обтесанное лицо придвинулось близко-близко. Ирке и Таньке передалось страшное напряжение, от которого мелко вибрировал оживший камень. – Отвечайте как на духу. Сильно ли изменился этот мир?

– Ну так… – нерешительно пробормотала Ирка. – Машины, светофоры, мини-юбки… Компьютеры…

– То все мелочи! – сложенные на животе каменные руки не шелохнулись, но все равно создалось впечатление, что баба отмахнулась от всего, недостойного называться изменениями. – Говорите, чи носят еще на Рождество Христово праздничную вечерю?

Танька честно задумалась:

– Ну… Даже не знаю… Мы так точно с кастрюлями по городу не бегаем. А вам Рождество зачем? – полюбопытствовала она. – Разве половцы были христиане?

– Да многие были, – вроде даже обиделась главная баба. – Особливо «черные клобуки», что оседло возле русичей жили. Мы даже за ваших князей наших ханских дочек замуж отдавали! Однако есть изменения! – вскричала главная баба, и в каменном голосе послышалось торжество.

– Есть, есть! – зарокотали остальные, возбужденно сталкиваясь боками так, что над площадкой у музея пошел гул.

– Говорите теперь, чи играют свадьбы, чи пляшут, чи ходит кум в гости до кумы, брат до брата, та сестра до сестры?

Таньке показалось, что столпившиеся вокруг каменные фигуры словно бы затаили дыхание. Над площадкой повисла поистине каменная тишина.

– Ходят, конечно, – оглядываясь по сторонам, пробормотала она. – И к подружкам, и на дискотеки. И свадьбы, да…

Из недр каменных тел вырвался разочарованный стон, похожий на грохот обвала.

– И петухи поют? – уже безнадежно спросила главная баба.

В ответ кивнула Ирка – еще как поют! Бабкин обожаемый петух как начнет в пять утра глотку драть – так и захочется бульончика!

Разочарованный стон стал еще громче.

– Дайте я! Дайте хоть я спрошу! Бабы, имейте совесть! Я раньше всех стоял! Может, хоть мне… – закричал каменный голос с явно мужскими интонациями. Земля содрогнулась. Расталкивая баб каменными боками, в круг с тяжелым грохотом втиснулся тот белый воин с мечом, которого Танька отнесла к самым древним, еще скифским изваяниям. – Говорите, девы! – вскричал каменный скиф. – Ходят ли еще на Таврию? Пьется ли еще вино по-скифски? И нанимаются ли наши воины служить за злато мягкотелым грекам?

– На Таврию? В смысле, в Крым? – сообразила Танька и педантично сообщила: – В Крым ездят. Вино по-скифски – это, значит, чистым, в отличие от греков, которые разбавляли его водой? Только так его теперь и пьют, в том числе и сами греки! А служить за злато… Сейчас многие на заработки за границу ездят – и в Грецию, и в Турцию…

– Эх! – недослушав, скифский воин круто повернулся, и фигура белого камня исчезла из круга.

– Прав воин. Ничего на самом деле в мире не изменилось, с тех пор как погибли племена скифские да половецкие, – с каменной грустью вздохнула главная баба. – Стоять нам еще, сестры, и стоять, нет отпуска нашей страже!

– Вот насчет этой вашей стражи мы и хотели поговорить! – вскричала Ирка, которой уже и так не терпелось прервать экскурсы в прошлое и настоящее. – Нам нужна ваша помощь! Костей вернулся в мир! Если мы его под землю загоним, вы его там удержите?

Тишина снова повисла над площадкой. Лишь слышался скрип придавленной каменными монолитами земли, когда бабы всем телом поворачивались друг к другу, переглядываясь.

• Предыдущая
• 37/67
• Следующая