Принцип карате - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/52
• Следующая

Колпаков ездил быстро, рисково перестраивался из ряда в ряд, закладывал лихие виражи, получая удовольствие от маневренности машины.

Подкатив к дому матери, Колпаков вбежал по лестнице, своим ключом отпер входную дверь, прошел по захламленному коридору мимо ванной, где Алевтина стирала белье, и, коротко постучав, вошел в комнату.

Здесь стало просторней, исчезли ширма и чертежная доска, в углу стоял подаренный им цветной телевизор, который сидящая на новом диване мать смотрела через старящие ее очки с толстыми линзами.

— Здравствуй, сынок! Ужинать будешь?

— Нет, я на минуту…

— Опять? Посидел бы хоть раз, погостил…

— Обязательно, мам, в другой раз.

Он положил на стол пять сложенных пополам десяток, чмокнул мать в щеку, чуть задержался для приличия и неловко попрощался.

Когда он разворачивался, фары махнули по облупившемуся, в трещинах фасаду. На миг стало стыдно. Но, в конце концов, так разумней: рано или поздно дом снесут, мать получит благоустроенную однокомнатную квартиру, тогда можно съезжаться, трехкомнатную выменяют без проблем. И Лена считает точно так же.

Как мать и Лена уживутся в одной квартире. Колпаков предпочитал не думать.

Осторожно прокатившись по переулку с разрушенным покрытием, он облегченно вырвался на гладко заасфальтированный проспект и вдавил в пол педаль газа. Он попал в «зеленую волну», и, не снижая скорости, пролетел один перекресток за другим.

Дорога в новый микрорайон пролегала через бывшую заболоченную котловину — крутой километровый спуск сменялся затяжным подъемом, который хорошо преодолеть с ходу, не теряя инерции. Стрелка спидометра подползла к трехзначной цифре, но полоса везения кончилась, в самой нижней точке, у пересечения дорог, светофоры переключились на красный.

И сразу все пространство впереди усеялось красными огоньками, разогнавшиеся машины одновременно тормозили. Когда Колпаков только учился водить, это сложное для новичка место вызывало тревожное напряжение, а во внезапно вспыхивавших красных огнях мерещился какой-то философский, зловеще-предостерегающий смысл.

С опытом исчез страх протаранить идущих впереди или подставиться под удар задним, он уверенно держался в общем потоке, но россыпь стоп-сигналов все равно подспудно будоражила сознание, пробуждая какие-то туманные, не оформившиеся окончательно ассоциации.

Стоп, стоп, стоп…

Внизу мигнуло желтым, затем зеленым, и вмиг все переменилось — погасли запрещающие сигналы, механическая лавина, урча, покатилась под уклон, спеша набрать потерянную скорость. Колпаков включил передачу.

Через десять минут он припарковался на просторной площадке у двенадцатиэтажной «свечки», поздоровался со сторожем, которого члены кооператива подряжали на ночную охрану автомобилей, поднялся в лифте на восьмой этаж, отпер замысловатый замок и, войдя в прихожую, понял, что у них гости. Интересно, кто на этот раз?

— Гена, вынеси мусор! — крикнула из темноты Лена, перебив на миг какое-то волнующее повествование, излагаемое приглушенным до интимных тонов голосом.

Колпаков секунду помешкал. В комнате рассмеялись и после паузы начали подчеркнуто нейтральный, заведомо неинтересный, якобы «чисто женский» разговор. «Сама вынесет, — подумал Геннадий. — Пора приучать к порядку».

Умывшись, он заглянул в холодильник и прошел в гостиную, наполненную пряным запахом дорогих духов и чужеземных сигарет.

— Добрый вечер.

Гостями оказались Хомутова и незнакомая дама из той же породы, что и все Ленины подруги: изрядно пожившая, но хорошо сохранившаяся, нарядная, уверенная в неотразимости. Через двадцать пять лет Лена будет точно такой же, а пока, по ее собственным словам, учится жизни у умных женщин.

— Элеонора. — Дама, не вставая, протянула руку, как для поцелуя. Колпаков энергично тряхнул расслабленную кисть и, отметив удивленный взгляд Элеоноры, изучающий — Тамары Евгеньевны и довольный — только ей он целовал руки — Лены, опустился в свободное кресло.

— Будешь кофе? — спросила Лена, заглядывая в пустой кофейник и зачем-то встряхивая его, будто собираясь выдавить напиток из кофейной гущи.

— Я бы поужинал.

Лена с облегчением отставила кофейник, изящно поднесла к губам длинную коричневую сигарету.

— Возьми что-нибудь в холодильнике.

— Там ничего нет.

Пауза затягивалась.

Колпаков смотрел на жену, побуждая ее к каким-то действиям, но она явно не понимала, чего он от нее ожидает.

— Пожарь-ка мне яичницу с картошкой.

Лена поперхнулась дымом, Хомутова с Элеонорой переглянулись, будто он сказал откровенную непристойность.

Тонко чувствующий ситуации Колпаков понимал, что в их глазах его поведение переходило всякие границы. Ворваться в уютную атмосферу девичника, прервать интересный разговор, без восторга принять вежливый жест заботы супруги, да еще заявить о столь прозаических и приземленных вещах, как голод и содержимое холодильника!

И в довершение предложить светской даме чистить картошку и жарить яйца — неслыханная наглость! В их представлении мужья ведут себя совершенно по-иному. Правда, они не делают поправки на то, что привыкли общаться с чужими мужьями. Старые расфуфыренные курицы, если не поставить их на место, испортят Лену вконец.

— Знаете, милые дамы, — непринужденным тоном застольного краснобая начал Колпаков, — в Японии существует любопытный обычай: провинившуюся жену наказывают палкой… — Он обвел взглядом окаменевшие лица. — И что интересно: если муж ее любит, он не должен пользоваться палкой толще мизинца…

— Ну, мы, пожалуй, пойдем, — поджав губы, поднялась Хомутова, следом встала Элеонора. — Леночке, видно, предстоит… э-э-э что-то там жарить…

— Я вас пока развлеку, — заверил Колпаков. — Самое удивительное: обычай не применяется. Спросите почему? Жены не дают повода. Ну, ни малейшего! Правда, странно?

— Спасибо, Геннадий, вы нас действительно развлекли, — холодно процедила Хомутова.

— Но там, где не ценят женщину, нет и прогресса…

— Это в Японии-то нет прогресса? — удивился Колпаков.

— Конечно, — вмешалась Элеонора. — Французские духи и вообще… А про японскую косметику я никогда не слышала!

«Срезав» таким образом Колпакова, дамы вышли в коридор, где принялись шепотом давать Лене советы, очевидно, по подавлению домашнего бунта.

— Кстати, Леночка, вынеси заодно мусор! — выкрикнул напоследок Колпаков.

Дверь за гостями захлопнулась.

— Что с тобой происходит? — с трудом сдерживая возмущение, спросила Лена. — Если хочешь выяснить отношения, можешь подождать, по крайней мере, пока уйдут подруги!

— У меня сложилось впечатление, что они переселились к нам насовсем. Последние полтора года мы остаемся вдвоем только ночью, да и то если кто-то из них не задерживается до утра. И какие они подруги? В матери годятся!

— По крайней мере, у них есть чему поучиться!

— В домашнем хозяйстве это не ощущается…

— Да, они не домохозяйки! Но ведь есть много других вещей, кроме кухни и плиты. Посмотри, как они выглядят! Разве ты не хочешь, чтобы твоя жена оставалась молодой и через двадцать лет?

— Если ты будешь прилежной ученицей, я этого уже не увижу.

— ?..

— Их жизненный опыт состоит из разводов, похорон, богатых старичков, поисков выгодных любовников. Хороши наставницы!

— Ты настроен предвзято, но это же не причина, чтобы запретить и мне с ними общаться…

Лена успокоилась и продолжала спор для порядка. Она любила, чтобы последнее слово оставалось за ней. Обычно Колпаков уступал. Но постоянные уступки расцениваются как слабость.

— Кое-что касается и меня лично. Питание всухомятку, «вынеси мусор» вместо приветствия, табачный дым, которого я не выношу…

Он умышленно обострил ситуацию и внутренне напрягся, приготовившись к взрыву, но на удивление обстановка разрядилась неожиданно спокойно.

— Ты просто голоден, потому и не в духе. Сейчас приготовлю что-нибудь, — кротко сказала Лена и вышла на кухню.

• Предыдущая
• 33/52
• Следующая