Подставная фигура - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 77
- Предыдущая
- 77/94
- Следующая
Таубе-Евсеев поднял руку, нащупал шнур ночника, дернул. Из-под хрустального абажура вырвался красный язык света. Таблетки лежат в тумбочке. Скрипнули колесики под ящиком, вот она, картонная коробочка. Евсеев сунул таблетку под язык, снова откинулся на подушку, часто задышал. Потом замер.
Действительно, какой-то шум... Злотин что-то крикнул? Наверно, опять нажрался, как дикарь. Был дикарем, им и останется.
Он поднялся с кровати, сунул ноги в шлепанцы – типично российская домашняя обувь, никак не может отвыкнуть, – подошел к окну. Во флигеле горел свет, потом погас. Время – половина пятого. Он понял, что одному ему уже не уснуть.
Он подошел к двери, ведущей в комнату Алики. Подумал. Постучал согнутым пальцем.
– Алика.
Покрутил блестящую ручку в форме клюшки для игры в гольф. Заперто. И тут опять... Быстрые шаги! Словно пробежали несколько человек...
– Ну что там такое? – раздался за дверью приглушенный голос Алики.
Он уже не слушал. Он метнулся к тумбочке, нашарил под бумагами трубку радиотелефона. Тыкая замороженным пальцем в мелодично попискивающие клавиши, набрал номер охраны.
В трубке мерно раздавались длинные гудки. Что с ним такое? Такого еще не было – даже напиваясь как свинья, он все равно берет трубку...
Евсеев-Таубе стоял у окна, пытаясь понять, что там происходит. Но он не мог представить, что Злотин лежит на полу, варварски связанный «ласточкой» – ноги к голове, и вытаращенными от ужаса глазами смотрит в ствол укрепленного на кровати ружья, спуск которого соединен через блок веревкой со скрученными за спиной руками. Веретнев контролировал обстановку вокруг виллы, иногда заходя проведать незадачливого охранника.
– Что там?
Евсеев-Таубе вздрогнул. Рядом стояла Алика и тоже смотрела в окно. На ней были только короткие штанишки от пижамы. Она обняла себя за плечи, смяв маленькие торчащие груди. Лицо заспанное, на правой щеке – розовый след от подушки.
– Какой-то шум... Может, послышалось... И Злотин не отвечает...
Алика насторожилась.
– По-моему, там кто-то ходит!
Он повернулся и прошел к туалетному столику, где лежал револьвер. Точно такой, какой Макс видел в оружейном магазине в Канне. Тяжелый металл оттянул руку. Мысли мешались в голове. Все это он видел в кошмарных снах, и не раз, – пальба, нападение, полицейские «мигалки», трикотажные шапочки на лицах гангстеров, сгнившая изуродованная рожа людоеда Мулай Джубы...
Или это были видеоужастики, которые можно остановить в любую секунду, чтобы обнаружить себя в знакомой обстановке, подкинуть дровишек в камин и налить бокал бордо. Страх был внутри, а он оставался снаружи. Теперь все поменялось местами – вот!.. Послышались шаги в коридоре, они приближались... Раздался стук в дверь! Теперь страх был снаружи, везде.
– Это Злотин? – с надеждой спросила Алика. – Что ему надо?
Она ставила между собой и страхом мужчину. А ему некого было поставить вместо буфера, только револьвер. Но привычки побеждать страх оружием у него тоже не было..
Стук повторился.
– Кто это? – снова спросила Алика. Какая дура, откуда он знает? Может, и правда пьяный Злотин? Да больше и некому...
На негнущихся ногах он подошел к двери Что-то тяжелое оттягивало правую руку и мешало... Он взялся за ручку левой, успел заметить подозрительную податливость пружины, словно с той стороны кто-то тоже опустил ручку вниз. В следующее мгновение дверь сама распахнулась, сильно ударив его в плечо, темная фигура надвинулась из дверного проема, опрокинула навзничь, навалилась сверху.
Пальцы правой руки конвульсивно сжались, раздался выстрел. Где-то вверху зазвенело, по полу застучали осколки люстры. Послышался истеричный вопль Алики.
– ...Ах ты падла! – выдохнула фигура.
Правое запястье словно защемило капканом. Таубе бесследно исчез, не желая вмешиваться в чужие разборки, а Евсеев хрипло застонал, задергался под тяжелым, вдавливающим его в пол телом, выгнулся, пытаясь освободиться, но это оказалось ему не под силу.
Кто-то прошел рядом, включил настольную лампу. Он увидел над собой перекошенное от напряжения незнакомое лицо и черный набалдашник глушителя у переносицы. Проглотил горькую слюну, с трудом выдавил:
– Кто вы? Что вам надо? Незнакомец приподнялся.
– На живот, – скомандовал он. – Руки за спину.
Страх парализовал его, тело не выполняло идущие от мозга команды.
– На живот, я сказал!
Сильные руки рывком развернули его лицом вниз, завели руки за спину и стянули запястья жесткой тонкой бечевкой.
Через минуту Евсеев сидел на краешке кресла, неудобно выгнувшись, руки за спиной постепенно наливались болью. Свет настольной лампы слепил глаза, и он закрыл тяжелые веки, пытаясь тонкой, просвечивающей на свет кожей отгородиться от грубых и страшных событий.
– Здравствуйте, Леонид Васильевич!
Он снова открыл глаза и отшатнулся. Перед ним стоял мертвец. Живой. Почти не изменившийся – только лицо стало жестче, острее. И несколько морщин... Он вовремя закрыл рот, чтобы успеть поймать каплю, готовую сорваться с нижней губы.
– Здравс...
Он забыл фамилию и имя этого человека. Наверное, потому, что давно похоронил его в своем сознании.
– Дайте... воды...
Тот, кто был с мертвецом, – кряжистый, седой, с дубленым лицом, – он кивнул Алике, показав глазами на холодильник. Та послушно пошла, раскачивая задом и тряся голыми сиськами. Хлопнула дверца, пшикнула крышка банки со швепсом. Алика поднесла к губам Евсеева прохладную жестянку, ее руки колотились.
Шипучая жидкость освежила слипшееся горло.
– Это не я. Я только выполнил приказ. Но мы собирались позаботиться о твоей семье...
Оживший мертвец нехорошо улыбнулся.
– О ней заботятся тюремщики в Уормвуд-Скрабз, – жестко сказал он. – И вы это прекрасно знали.
«Карданов! – как всегда, в минуту наивысшего напряжения пришло озарение. – Макс Карданов! И у него действительно запутанная история с родителями...»
Карданов присел на корточки, уперевшись локтями в колени, и в упор посмотрел на Евсеева.
– Где деньги?
– У меня ничего нет. Я все сдал обратно в кассу. Есть расписка...
Седой сбоку угрожающе надвинулся на него.
– Ладно, Макс, – прозвучал его резкий голос. – Леха там уже волноваться начинает, хватит болото разводить...
– Я вам правду говорю. Могу расписку показать...
– Ладно, – спокойно проговорил седой.
Он сделал легкое, не лишенное своеобразной грации движение рукой, сжимающей пистолет – У Евсеева из глаз брызнули искры. Яички поджались, из горла вырвался хрюкающий звук. Ответработник ЦК КПСС не знал, что боль от удара может быть такой пронзительной, – он на какое-то мгновение потерял сознание.
...Потом его что-то ужалило в руку. Евсеев дернулся и пришел в себя. Седой выпрямился, в руках у него был узенький шприц, тонкая иголка с рубиновой капелькой на конце ярко блеснула в свете настольной лампы– Алика смотрела округлившимися глазами – сквозь серую радужку проглядывало испещренное сосудами глазное дно.
Перехватило дыхание: на обонятельные рецепторы обрушилась лавина запахов – тяжелая волна Аликиных духов, терпкий дух оружейного масла, пот нескольких человек – грубый мужской и нежный женский... Все чувства многократно обострились, комната вдруг деформировалась и изменила размеры, стол по наклонному полу поехал в угол, температура воздуха стала подниматься, будто кто-то на полную мощность включил отопление.
Алика продолжала смотреть с самым идиотским видом, словно ожидая, что сейчас у него вырастут рога или глаза засветятся неоновым огнем, а двое пришельцев ждали совсем другого и были уверены, что дождутся...
Жар распространялся медленными волнами. Иногда заключенных на допросе пытают с помощью прожектора, Евсеев слышал об этом. Ставят перед самым лицом, двести-триста ватт... Но ведь здесь никакого прожектора нет. Нет? А пот – градом... Алика поднялась с кровати, Евсеев увидел, что вся одежда на ней истлела, испарилась. Она рада, конечно, эта сучка, она всегда любила жару, жару и молодых самцов, ей хоть гангстера, хоть черта лысого давай, ей все мало...
- Предыдущая
- 77/94
- Следующая
