Пешка в большой игре - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 65

• Предыдущая
• 65/101
• Следующая

А на этой собачьей службе капиталов не заработаешь, только нож или пулю, если, конечно, хорошо вести себя не станешь да сахарные косточки из окровавленных рук принимать...

Нет, хватит! Выслуга имеется, и работа подвернулась по нему: в частное охранно-сыскное бюро зовут, там за один день можно больше заработать, чем здесь за месяц.

Так что, как ответили вояки, так и ответили! Что, ему больше всех надо?

Но многолетний инстинкт сыскаря не позволял бросить след. Чертыхнулся Котов сам на себя, созвонился с Аркадьевым из Главрозыска и подъехал в назначенное время.

Спецслужбы, а раньше у нас один КГБ и был, всегда от милиции дистанцировались, себя элитой считали, белой косточкой. И дела, мол, у них поважнее, и работа потоньше, и результаты погосударственнее. Хотя, если разведку и контрразведку отбросить, все остальные главки, управления, направления и отделы почти такими же, как угрозыск или ОБХСС, делами занимались, методы, бывало, куда топорнее применяли, а о результатах и говорить нечего: дел-то в суды почти не направляли, «на корзину» работали.

А когда люди в одном и том же дерьме копаются, руки то и дело сталкиваются, надо спросить друг друга, уточнить – чьи пальцы что держат, значит, без взаимодействия не обойтись. Но раз Комитет выше – любой их опер свободно в райотдел или управление придет, вопросы задаст и ответы без проблем получит. А наоборот – так просто не получится. Тут вопросы можно лишь через «контактного офицера» центрального аппарата задавать и через него же ответы получать, чтоб утечку информации предотвратить.

Таким посредником в Главке уголовного розыска и являлся Аркадьев. За долгие годы контактов с «соседями», как называют в милиции комитетчиков, он приобрел внешность и манеры сотрудника госбезопасности: респектабельность, подчеркнутая вежливость, властная солидность.

Выслушав начальника УР, он покачал головой.

– Никто ничего по этому поводу не скажет. Сто процентов! Там любят выносить сор из избы еще меньше, чем везде. Но кое-чем я вам помогу.

Аркадьев еще раз прочел справку оружейного завода.

– Генерал-лейтенант Тимошкин в девяностом году был начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба.

– Ага, – кивнул Котов.

– Движение оружия по центральному складу могла бы отследить только военная контрразведка. Пли военная прокуратура. Но они этим заниматься не станут, можете мне поверить. В лучшем случае получите еще одну отписку.

– Ясно. А вы можете установить этого лейтенанта Иванченко с центрального склада? Установочные данные, адрес?

Аркадьев подумал.

– Пожалуй, можно попробовать. Отдельных людей сдают с большим удовольствием, чем тайны ведомства. Но ведь он ничего не скажет.

– А если правильно спросить? – улыбнулся Котов и подмигнул.

Длительная работа «контактным офицером» не вытравила из Аркадьева сыщика. Он улыбнулся в ответ.

– Составь запрос: «В связи с подозрением в краже специального оружия, использованного для совершения преступления, прошу установить...» Ну и так далее. Я постараюсь сделать все быстро. Попробую даже выяснить его слабости.

Аркадьев, в свою очередь, подмигнул. Сыщики прекрасно понимали друг друга. Добиться от человека того, чего хочешь, легче всего тогда, когда используешь его недостатки. А они имеются практически у каждого.

Слабостью командира группы немедленного реагирования Кабанова была страсть к выпивке. Низменный порок в данном случае имел некоторое оправдание. Когда изо дня в день ходишь на ножи, обрезы, пистолеты и автоматы, дерешься, стреляешь и уворачиваешься от выстрелов, нервы превращаются в туго натянутые и постоянно вибрирующие струны. Эта вибрация пронизывает все тело: мелко стучат зубы, дрожат руки, подергиваются веки и губы, а главное – постоянное напряжение внутри и тонкий, на грани ультразвука, звон в голове. И постоянно хочется оглянуться: не стоит ли кто за спиной, не подкрадывается, не набросит ли на шею удавку?

Никаких таблеток от этого дела не выдумали, ну, пропишут доктора седуксен или корень валерианы – толку чуть, и всю жизнь сидеть на них не будешь... Психофизиологическая разгрузка, гипноз, смена вида работы, щадящие режимы службы – все это в далеких от жизни приказах да методических рекомендациях. Да и как ее сменишь, работу, какой щадящий режим придумаешь, если больше делать ничего не умеешь – только ждать часами в прокуренной дежурке или машине, срываться по сигналу и мчаться, преследовать, подползать, прыгать, лезть по пожарной лестнице, выбивать двери, влетать сквозь стекло и опять: лицо в лицо с озверевшим бандитом, кулак в кулак, ствол в ствол. Опять воля против воли, нервы против нервов, сила против силы.

Ну сломал его, поехал он в камеру, или в больницу, или в крематорий, а тебя уже следующий ждет, и еще один, и опять, и снова... Много их, а с каждым месяцем все больше и больше. Их много – а ты один...

Вот и наливаешь после службы сто граммов – раз! – и потеплело внутри, расслабилось, и струна та самая дрожать перестала, и мышцы не дергаются. Хорошо! Жить можно.

Только потом сто граммов не помогают, добавить надо, потом еще... В общем, дорога известная.

Хотя мотив пьянства Кабанова оправдание имел, последствия его были такими же мерзопакостными, как у любого подзаборного забулдыги. Когда сержант Перцов – тип подозрительный и скользкий – предложил после смены принять «по чуть-чуть», он согласился без охоты, только чтоб напряжение снять, но бутылки, как обычно, оказалось мало, взяли еще, в конце концов, вместе работают, коллеги, одно дело делают. Потом друг Перцова присоединился, Кабанов посторонних людей не любил, но это парень хороший, спортсмен, да и сержант за него поручился. Втроем крепко загудели... И за жизнь говорили, и на судьбу жаловались, и обнимались, и целовались. Спортсмен работой группы интересовался. Кабанов рассказал, как на прошлой неделе обрез от самого живота отбил, как армянских террористов повязал, много всякого рассказал, чтоб знал, каково в ментовской шкуре приходится... На другой день вспоминал – не болтнул ли лишнего, но не вспомнил. Успокоил себя тем, что никаких особых секретов он и сам не знает. Но на Перцова смотрел с еще большей неприязнью, чем обычно.

А Гена Сысоев доложил шефу, что на хате у Клыка были кагэбэшники, фамилия одного – Васильев.

– Значит, точно они деньги забрали, – резюмировал Седой. – И бомжа они подставили. Да и не бомж он никакой, видно, маскировался для дела... Надо этого Васильева за вымя брать...

– Где ж его искать по Москве? – резонно поинтересовался Сысоев.

– Вызовем спеца, проконсультируемся. За двести «зеленых» полный расклад получим.

Спецом оказался майор из окружного управления с одутловатой физиономией пройдохи и наглыми выпуклыми глазами. Выслушав задачу, он покачал головой.

– По адресному – бесполезно, в кадры к ним руку не засунешь.

– Найди какого-нибудь чекиста, ему проще разузнать, – подсказал Седой.

Мордастый усмехнулся.

– У них с этим сложно. Там друг за другом слежка идет: то телефоны слушают, то «наружку» кидают... Каждый под колпаком, потому они всего боятся и на контакт не идут.

– Не идут, говоришь? – переспросил Седой, и губы его скривились.

– Как правило, нет, – повторил майор.

Он немного подумал.

– Есть один способ...

– Это другой разговор. – Седой поощряюще похлопал его по плечу.

– У нас тоже адрес и телефон черта с два получишь. А в поликлинике на каждого карточка, в ней и адрес, и члены семьи, и телефон. Кстати, там хоть и вахтер на входе, а войти можно свободно. Я могу десять способов подсказать.

– Достаточно одного, – процедил Сысоев.

Поликлиника КГБ СССР никогда не имела вывески, поэтому ничего не приходилось менять в ходе сотрясающих ведомство реорганизаций, тем более что обслуживаемый контингент не менялся, даже если служба отделялась и становилась самостоятельной.

Сысоев остановил «Ауди» в ста метрах от массивных дверей подъезда с аккуратными шторками на стеклянных проемах. Морщась, полоснул по пальцу ножом, обмотал платком и быстро подошел ко входу. Здесь он убрал платок и открыл дверь.

• Предыдущая
• 65/101
• Следующая