Серебряная корона - Янсон Анна - Страница 39

Хенрик нарезал остатки хлеба большим охотничьим ножом и положил каждому по толстому ломтю.

— Но на соревнованиях мы вполне ладили. Последние учения проходили на острове Форё. Мы стали заходить с флангов, чтобы окружить противника в районе Лиммуртрэск, там красивый лиственный лес и много птиц. Черт, как мы крались! Тихо, как тени. Команда Вильхельма двигалась с востока, а моя — с запада. Мы знали, что они прячутся в роще. Еще издали мы услышали, как они обсуждают свои планы, шепчутся, строят козни. Мы слушали из засады до тех пор, пока я не увидел Вильхельма, тогда мы перешли в наступление. Мы бесшумно окружили врага и стали смотреть, чем они занимаются. Тут Вильхельм выстрелил в воздух, и они выскочили из своего любовного убежища в чем мать родила! Училка из Висбю и один известный муниципальный деятель, оба гуляли от законных половин. Если удалось застукать такую вот любовную парочку, то ты — настоящий боец, ха-ха-ха! — Хенрик поднял бочонок и долил пива Эку, который, как видно, уже вошел во вкус.

— К нам в полицию иногда приходят заявления о брошенных автомобилях, стоящих в безлюдных местах. Если мы приближаемся и видим, что стекло затуманено, то нам хватает деликатности постоять и подождать. Кто знает, каких трудов им это стоило? — сказал Эк совершенно серьезно.

— Да, быть вдвоем — это нелегко, — сказал Хенрик и положил себе грибов на третий бутерброд.

— Вы никогда не были женаты? — спросил Арвидсон, хотя уже и так знал из данных переписи населении, что Хенрик женат не был.

— Нет, но однажды имел такое желание. Но оно прошло. А вы?

Арвидсон поперхнулся пивом. Он не ожидал встречного вопроса.

Эк громко засмеялся:

— Вы вечный жених, Хенрик Дюне.

— Чего мне не хватает, так это детей. Сына. Когда Монины мальчики были маленькие, они часто ко мне приходили. В основном Улоф. Я для каждого из них посадил по фруктовому деревцу с южной стороны дома, для Арне — грушу, для Улофа — сливу, а яблоню для Кристоффера. Вы их видели, когда шли к дому со стороны кухни. Вильхельму это не нравилось, однажды по пьянке он пытался сломать яблоню, когда Кристоффер пришел домой с яблоками. С тех пор яблоня никак не оправится. Еще вопрос, переживет ли она зиму. Листья на ней уже стали желтеть. Иногда Улоф заходит ко мне, когда бывает у матери. Но не так часто. Они с Вильхельмом последние годы не ладят. Когда Улоф был маленьким, Вильхельм вообще им не занимался и не отвечал на его вопросы. Другое дело Кристоффер, этого Вильхельм таскал повсюду с собой, чтобы сделать из него настоящего мужчину. Он ведь старший, ему, дескать, предстоит усадьбой заниматься, так Вильхельм решил, а он был упертый мужик. Иногда дело заходило слишком далеко. Но он и сам работяга был, Вильхельм, что да, то да. О мертвых плохо не говорят. И умел держать слово. Если что пообещает, то честно выполнит. А вот чувства юмора ему не хватало.

Хенрик снова наполнил стаканы и убрал сковородку со стола, чтобы было куда поставить локти.

— В последнее время Улоф загрустил. Раньше, когда они гуляли с Биргиттой, он был повеселее. Тогда он часто приезжал домой. Биргитта умела ладить с Вильхельмом как никто. Она даже могла заставить его смеяться. Я слышал как-то их разговор, когда они сидели в сиреневой беседке. Она хвалила Вильхельма за его знания и умения. Мне кажется, она восхищалась им совершенно искренне. Она советовалась с ним буквально обо всем, и он отвечал: и про женскую одежду, и про музыку на дискотеке, и про телезвезд. Я ушам своим не верил. Как не удивляться? Похоже, он в нее даже слегка втюрился. Если Мона и ревновала, то виду не показывала. С Моной вообще не разберешь, что она там думает, но это со всеми бабами так. По-моему, Биргитта в конце концов бросила Улофа за его мрачные мысли. Он водил машину «скорой помощи», Улоф-то, и насмотрелся, видно, такого, что не всякий может вынести. Примерно как его дед Ансельм. Парень чувствительнее, чем можно подумать.

— Почему он стал грустить? Что он говорит? — спросил Арвидсон.

— Это уж до того глубокая философия, что я в ней мало что смыслю. Видно, он на меня за это сердится. Он мастак потолковать насчет жизни и смерти. «Ради чего стоит жить, за то можно и умереть», — может он сказануть, ничего больше не объясняя. «Было бы хорошо, если бы все имело смысл. Если нет ничего, за что стоит умереть, то незачем и жить. А стоит ли жить вообще?» — вот так он рассуждает, пока у меня голова не пойдет кругом. А еще он говорит: «Наверно, только на пороге смерти узнаем мы смысл жизни». Тревожно мне за него, не знаю, что отвечать, и обычно прошу его в таких случаях выпить со мной по стаканчику.

— Кстати, вот это пиво, что мы сейчас пьем, оно в самом деле слабоалкогольное? — спросил Арвидсон, отказавшись от добавки. — Я, может, и ошибаюсь, но я чувствую себя не совсем трезвым.

— Ничего страшного. От готландского домашнего пива никто еще не умер. Кстати, насчет вождения в пьяном виде. На Форё, когда на остров направляется полиция, то сосед соседа предупреждает. Там гнездо беззакония. Местные стоят друг за дружку против сил правопорядка. Разве Трюгвесон вам не рассказывал?

— Нет, — сказал Эк, зажмурившись и пытаясь соединить кончики указательных пальцев — простейший тест на трезвость.

— Полиция приехала этой весной на Форё и увидела в канаве в стороне от дороги совершенно разбитую машину. Никто из жителей ничего не видел и не слышал, а владелец машины вообще ничего сказать не мог. Но я-то знаю, что случилось, — сказал Хенрик и хитро поглядел на них.

Эк, не прошедший теста — его пальцы разошлись на десять сантиметров, — глубоко задумался.

— Владелец автомобиля был на праздничном ужине, — продолжал Хенрик. — Было выпито немало домашнего пива. В шхерах у нас его слабее семнадцати градусов не варят. На обратном пути машину занесло с дороги в поле, мужик вылез из нее и пошел домой пешком. Но машину-то надо забрать! Мужик сел в свой автопогрузчик и поехал на место аварии. Он попытался поднять машину вилками подъемника и опять уронил в канаву. Потом попытался снова, и опять не получилось. Тогда он так разозлился, что поднял вилки на максимальную высоту и вдарил ими по крыше со всей дури, и так раз за разом, пока не смял машину в лепешку. Вот эту-то лепешку и нашел Трюгвесон. Но никто, как уже сказано, ничего не видел.

— Черт, что же делать, Арвидсон? — засмеялся не к месту Эк. — Придется нам оставить машину здесь. Я точно пьяный.

— Могу отвезти вас в Висбю, — предложил Хенрик, энергично взмахнув рукой.

— Не стоит беспокоиться. — Арвидсон переглянулся с Эком. — Мы сами что-нибудь придумаем. Я просто сейчас туго соображаю.

— Можем попросить Верн отвезти нас. Она никому ничего не скажет. — Эк положил голову на стол и так засмеялся, что слезы брызнули из глаз.

— Ничего смешного! — сказал Арвидсон и оттолкнул его от телефона. — Оставь телефон! Одно слово Верн, и я задушу тебя галстуком!

— Можете ночевать здесь. Места много.

— Мы вообще-то на работе. А вдруг придется ехать на вызов? — Арвидсон вскочил и начал расхаживать взад-вперед. Время от времени он бросал сердитый взгляд на Эка, который все смеялся и не мог перестать.

— Один из вас может взять мой велосипед. За езду на велосипеде в пьяном виде никого еще не штрафовали!

— Арвидсон, отвези меня до города, я буду держаться за твою талию. О, мой рыцарь на стальном коне, отвези меня в Кнейпбю!

— Заткнись! А нет ли еще одного велосипеда?

— Можно поискать у Моны в сарае. Там есть несколько. Хотя это сейчас оккупированная территория, ваши товарищи ее оцепили. Можете пойти туда и взять сами. Там точно не заперто.

— Велосипедная прогулка под луной… Совсем неплохо. — Эк ехал на велосипеде Хенрика рядом с Арвидсоном. Тот нашел допотопный мужской велосипед с огромными колесами, ящиком для инструментов и объемистым багажником. Это был велосипед Ансельма. Человеку с ампутированными ступнями велосипед вряд ли скоро понадобится, как грубовато сострил Хенрик.