Оперативный псевдоним - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/93
• Следующая

Да и картина лжи выглядит крайне странно и совершенно необычно. Судя по показаниям полиграфа, в процедуре тестирования поочередно участвовали сразу несколько человек. Причем у каждого из них имеются специфические отличия, например, разные временные реакции на вопрос, а также отличающаяся по амплитуде и длительности импульсов психоэнергетика.

Взять, к примеру, «зарубежный» вопрос, звучавший чаще других. В общей сложности у Лапина на него нашлось четыре варианта ответов.

Первый: твердое «нет». Полиграф, получающий объективную информацию со своих датчиков и электродов, подтверждает, что Лапин действительно никогда не бывал за границей.

Второй вариант: испытуемый вслух сказал «нет», но компьютер столь же однозначно фиксирует ложь.

Третий вариант: Лапин попытался «прикрыться», но сделал это не очень умело.

И, наконец, четвертая «версия» Лапина: тестируемый вполне профессионально прикрыл свои эмоции, но сопоставление психофизиологических характеристик выявляет умело замаскированную ложь.

Полученные результаты выглядели настолько не правдоподобными и даже абсурдными, что заставили Слепцова усомниться в исправности оборудования. Он запустил с клавиатуры контрольный тест. Проверка показала, что полиграф функционирует исправно. Странно, очень странно... В его практике подобных случаев никогда не встречалось. И в специальной литературе они не описываются...

Тяжело вздохнув, Слепцов принялся составлять отчет.

Тем временем Лапин разговаривал с Терещенко.

– Ты шикарно выглядишь, – отметил Пал Палыч. – Небось все деньги потратил?

– Почти, – кивнул Сергей. – Но утром получил Мелешинский должок, так что опять при деньгах. А с сегодняшнего дня надеюсь сесть на твердый оклад.

Терещенко воздержался от ответа, и Лапина это насторожило.

– Что-нибудь не так?

Пал Палыч внимательно рассматривал его водянистыми глазами.

– Ты изменился не только одеждой, но и всем обликом...

– Так я же постригся!

– Иногда мне кажется, что ты нарочно прикидываешься простачком. И тебе это неплохо удается временами.

Сергей обескураженно замолчал.

По внутренней связи позвонил Тимохин.

– Тут Слепцов принес мне отчет. Твой парень провалился.

– Да? – В голосе Пал Палыча не слышалось большого удивления.

– Да! – раздраженно бросил начальник СБ. – Скорей всего это подсадная утка Тахира. Или еще какой-то темный тип. Так что гони его в шею! Я надеюсь, что ты не успел показать ему все наши секреты!

Лицо Терещенко закаменело. Какой черт дернул его тащить в банк этого оборванца, отдавать ему свою одежду, водить по зданию да еще пытаться устроить На работу? Конечно, никакой он не человек Тахира, просто психопат с перевернутыми мозгами, но это неважно... Тимохину нужно отрабатывать свой хлеб и демонстрировать умение разоблачать врагов в своих рядах. Тем более что он всю жизнь этим и занимался. Сейчас он может поднять такой шум, что и сам Пал Палыч окажется на улице.

– Что-нибудь случилось? – тревожно спросил Лапин, заметив перемену в собеседнике.

Терещенко кивнул.

– Ты не прошел испытания. Прошу тебя уйти и никогда не возвращаться.

У меня из-за тебя могут быть крупные неприятности. И никогда не звони мне.

– Но почему?!

Пал Палыч с трудом держал себя в руках. Ему хотелось заорать, затопать ногами на этого идиота, обложить его тяжелым трехэтажным матом. Однако это не могло улучшить его положения.

– Наверное, потому, что у тебя дефектные мозги. До свидания.

Из дверей банка Лапин вышел как во сне. У него опять не было перспектив, не было влиятельных покровителей, не было денег. Нет, деньги есть, три миллиона с небольшим. Но они скоро закончатся. И что тогда?

Замаячившая было светлая жизнь растаяла, как мираж. Болела голова, звенело в ушах. Хотелось лечь, закрыть глаза и провалиться в долгий-предолгий сон. Лапин побрел домой.

Тиходонск, бандиты явные.

Какой бы крупной и мощной ни была криминальная группировка, расстрел шести наиболее активных Членов, включая вожака и его главного помощника, – это такой удар, от которого оправиться очень нелегко, если вообще возможно. Во-первых, теряется часть прямой грубой, физической и огневой силы, во-вторых – подрывается моральный дух уцелевших, в-третьих, замкнутые на убитых деловые операции обрываются и все тонкости уходят вместе с ними, что позволяет конкурентам «наехать» на ослабевшую организацию, предъявив финансовые или территориальные претензии, в-четвертых, с утратой вожака резко падает дисциплина и возрастают центробежные тенденции: монолит раскалывается на отдельные куски и группировка перестает существовать.

Спасти положение может человек, пользующийся в организации авторитетом, обладающий силой, волей и жестокостью, способной привести братву к повиновению. Таким человеком у речпортовцев был Паша Битов по прозвищу Биток. Сто восемьдесят сантиметров, сто десять килограммов, короткая стрижка и сломанные уши, выдающие борцовское прошлое, вытатуированный на пальце перстень ромбовидной формы с числом 146 в центре и четырьмя расходящимися лучами – память о четырехлетней Отсидке за разбой.

Баржа видел в Битке конкурента и опасался его, а потому всячески задвигал, они часто ссорились, и смерть вожака объективно была для Паши подарком. Если бы в момент убийства он не находился в другом месте на глазах многочисленных свидетелей, подозрения в первую очередь пали бы на него. Да и так... Братва – народ недоверчивый, у Баржи связи по всей России, не станешь же всем объяснять про свое алиби. Да они и словечек-то этих, ментовских, не понимают, им одно дай – месть! Пацаны тоже, они вроде и готовы под Битком работать, но и им месть нужна, чтобы успокоить: не боитесь, братаны, чуть что – всех за вас на куски порвем!

Поэтому в похоронных хлопотах Биток о мести не забывал.

– Серый с Кумом наверняка выкарабкаются, а вот у Хомута дела плохи, – докладывал только вернувшийся из больницы Питон. – Мы все лекарства недоставали, врачей забашляли, охрану у палат поставили...

– Что с кладбищем? – гулко спросил Биток.

Угол слегка шевельнулся.

– Места козырные забили, у самой Аллеи почета, гробы заказали дубовые, катафалки. У них как раз три «Кадиллака» – все забили.

Они сидели в задней комнате ресторана «Речной». Здесь было не так шикарно, как в «Якоре», служившем официальной штаб-квартирой группировки, но сейчас там все изрешечено пулями, да и кровь еще не отмыли как следует. И вообще... Братва верит в приметы...

– Почему три? – спросил Питон. – А Хомута куда?

– Так он же еще живой...

– Это он сейчас живой, – возразил Питон. – А к похоронам скорей всего будет готовый.

Они посмотрели на Битка.

– Пока живой – какой катафалк? – прогудел он. – Если что, будем думать...

На этом оперативном совещании, или планерке, складывался и притирался костяк нового руководства группировки, потому что кто проявляет активность при отправлении предшественника в последний путь, тот и занимает его место. Это правило неоднократно подтверждалось при смене генсеков в начале восьмидесятых.

– А эти обезьяны? – прорычал Биток. Он мало верил, что слегка приблатненные чужаки решились на такое дело и успешно его провернули. Тут чувствовался другой уровень и другая сноровка. Но раз молва назвала ответчиками Рубена и Сурена, было бы глупо это опровергать. Формально основания у них имелись.

– Нигде нет, – развел руками Питон. – Ребята везде ищут, четыре засады поставили, пусто. Скорей всего к себе в Ереван дернули. Там их не достанешь...

– Всю жизнь в Ереване не просидят. У них уже здесь дела, должники, бабки вложенные. Никто не бросит. Вернутся, – высказал свое мнение Угол, и присутствующие отметили, что в его рассуждениях была логика.

Но Биток не мог ждать у моря погоды.

– А кто третий с ними был? – мрачно спросил он. Ответом послужило столь же мрачное молчание. Но, когда троица приступила к обеду – толстым свиным отбивным с жареным луком под холодную водку, в коридоре послышались шаги и в кабинет ввалился возбужденный и слегка пьяный Коляша.

• Предыдущая
• 25/93
• Следующая