Оперативный псевдоним - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/93
• Следующая

Подавая пример, он мелкими глотками отпил рубиновую жидкость.

– Неплохо, – кивнула Тонька, набив рот «Рокфором». – Действительно оригинально...

– Такая же гадость, – дал заключение Димка, снова хлестанув целый фужер. – И почему его хвалят?

– Учись тому, чего не понимаешь, – назидательно сказал Лапин. – К хорошему вину отношение особое, существует целый этикет пития...

– Подумаешь, этикет! – Пацан вытер ладонью губы. – Наливай да пей – всего-то делов...

– Да нет... Знаешь, как выбирают его в ресторане? Бутылку подают в пыли и паутине, чтобы была видна старина, вытирают уже у тебя на глазах.

Нужно проследить, чтобы пробка была целой, без трещин, от нее не должно пахнуть деревом. Потом обследуется бутылка: помимо этикетки, год урожая должен быть выбит и на самой пробке. И только убедившись, что все в порядке, приступают к дегустации... Причем обязательно в бабочке.

– Ты так все гладко рассказываешь, – прищурился пацан. – Как будто сам там был и выбирал бутылки.

Сергей снова смешался.

– Не обязательно везде быть самому. Я много читал...

– А где ж про такое пишут? – еще сильнее прищурился Димка.

– Где? Гм... Действительно, где? И не помню...

– Где читал не помнишь, а что читал – помнишь. Так не бывает. Наверное, тебе все приснилось.

– Приснилось? – Лапин задумался. Его отношения со снами были весьма напряженными. Обычные сны ему не снились, а те считались проявлениями болезни психики, и рассказывать о них он не любил.

Те сновидения были цветными, объемными, с полным эффектом присутствия. Гудящий салон самолета, зашторенный изнутри лимузин, официальные, в строгих костюмах, джентльмены... Не правдоподобно чистые улицы, умытая зелень, сверкающие витрины, разноязыкая речь, которую он легко понимал. Эти сны не расслабляли: в них всегда присутствовало какое-то напряжение, атмосфера опасности и риска. Иногда вдали маячила очень важная и труднодостижимая цель... Изредка представление разворачивалось последовательно, чаще хаотично. То ли кино, то ли настоящая жизнь. Но не своя, а чужая, неведомым путем вторгающаяся в лапинское сознание.

Хозяином той, чужой, жизни был человек, имеющий много имен и несколько биографий, в минуты опасности он мог сменить сущность, и чудесное избавление приносило Лапину огромное облегчение. Тот человек делал все за него в критических ситуациях, когда необходимы колоссальная выдержка, сноровка и холодный, трезвый расчет...

В психушке почти каждую ночь Сергей и загадочный человек объединялись в одно целое. Когда Он подносил к губам бокал с вином. Лапин ощущал во рту терпкий вкус и аромат напитка. Когда Он обнимал женщину, ноздри Лапина ощущали тонкий аромат дорогих духов, а его руки – тепло шелковистой кожи. Лапин никогда не видел чужака со стороны: как будто он сидел внутри его и выглядывал наружу через чужие глазницы. А в снах тот никогда не заглядывал в зеркало.

Наутро Лапин все забывал. Точнее, почти все, потому что иногда в памяти всплывали случайные эпизоды ночных похождений. Происходящее с ним чем-то напоминало моментальное проявление снимка «Полароидом». Только процесс шел в обратной последовательности. Поначалу фотокарточка резкая и красочная, распознаются оттенки, полутона и мельчайшие детали, затем цвета тускнеют, силуэты становятся расплывчатыми и постепенно исчезают.

Спустя некоторое время цветной фотоснимок превращается в глянцевый квадрат засвеченной фотобумаги...

– Раздвоение личности, – пояснил доктор Рубинштейн. И еле слышно, для студентов, добавил:

– Шизофрения.

Потом он снова заговорил в полный голос:

– Явления ложной памяти встречаются достаточно часто. В скромном бухгалтере может жить Александр Македонский, в обычном парикмахере – Наполеон. Вам придется примириться с этими видениями, приспособиться к ним.

Из пропахшей человеческими страданиями палаты клиники на восемнадцатом километре Лапин вернулся в квартиру Антонины Крыловой. Пауза чрезмерно затянулась.

– Может быть, и приснилось, – наконец сказал он и по примеру пасынка опрокинул бокал благородного вина, словно низкосортный портвейн.

– У папы сегодня радость, он на работу устроился, – сглаживая очередной вывих Чокнутого, влезла Тонька. – Теперь будет в банке заседать...

Важный будет, денежный... Да, папочка?

Все было насквозь фальшиво. И приторный тон, и слово «папочка», и мелкозубая улыбка пацана, который почему-то идиотски подмигивал.

– У Рубена в банке? Да, батяня?

– Что?

– Говорю, к Рубену в банк устроился? – Глаз Димки дергался, будто между ними были общие тайные делишки.

– Почему к Рубену? – недоумевающе переспросил Лапин. – Там совсем другие люди. Я пока знаю только Пал Палыча...

– Ну батя дает, – совсем развеселился пацан. И вдруг посерьезнел. – Есть проблема, батяня. Твоя помощь нужна.

– Помощь? – не понял Сергей. Уже давно Димка не обращался к нему даже за деньгами, потому что их не было.

– Центровые наехали по-крутому, – кривя губы, сообщил пасынок. – У них там есть такой Артур, он под Лакировщиком ходит... Или платите, говорит, или мотайте отсюда! А куда мотать? Если мы со своей территории уйдем, то кто нас на чужой примет? И платить с каких дел? Мы работаем, а они деньги получают? Так разве правильно?

– Нет, конечно! – возмутился Лапин.

– Ну вот, – Димка удовлетворенно кивнул. – Потому и помоги.

– А как же я помогу?

Пацан досадливо поморщился.

– Ну как! Как обычно. Забей стрелку и сделай развод. У тебя ж теперь такая «крыша»!

Лапин с минуту помолчал, переваривая услышанное.

– Какая крыша?

– Да брось! Что ты меня за дурака держишь? – Димка косо глянул на Антонину. – Маманя, посиди в комнате, посмотри телевизор!

Та беспрекословно выполнила распоряжение.

– Ты мне утром что сказал? – требовательно спросил пацан. – Что тебя Рубен с Суреном на дело зовут и башли обещают. Так?

Лапин кивнул.

– А вечером пришел с башлями. Так?

– Ну...

Димка навалился птичей грудью на стол и перешел на сиплый шепот:

– Днем в «Якоре» речпортовских постреляли! Шестерых – всмятку! И Баржу, и Круглого – всех! Кто это сделал?

Лапин издал неопределенный звук.

Глаза у пацана округлились.

– Баржа в последнее время на Рубена наезжал, шашлычную на набережной отобрал, а на той неделе они вчетвером Сурена отмудохали... Все ясно?

– Что ясно? – чувствуя себя идиотом, спросил Лапин. Он почти ничего не понимал. Может, он действительно чокнутый?

– Да то ясно, что Рубен и Сурен устроили мочилово! А ты ходил с ними, не знаю уж, что ты там делал, может, и вправду в машине сидел... Хотя за это бабки не платят...

– Ты думаешь, я в кого-то стрелял? – ужаснулся Сергей.

– Да тише ты! – страшно просипел пацан и осмотрелся по сторонам. – Меня эти дела не колышут, я ничего не знаю и знать не хочу. Просто ни Рубен, ни Сурен тебе теперь не откажут. А они прямо выходят на Лакировщика, это их уровень. Тут делать нечего, как два пальца обоссать. Ну?!

Не очень осмысленные глаза уставились в потерявшего дар речи Лапина.

У того пересохло в горле. Он налил себе требующего особого обхождения французского вина и залпом выцедил весь фужер, лихорадочно размышляя, что делать. Какие-то Артуры, Лакировщики, стрелки – полный бред! Как улаживать такие дела? «Можно обратиться к Пал Палычу, – сверкнула спасительная мысль. – Он наверняка знает, как это делается».

– Вот что, Дмитрий! – официальным тоном начал он, и пацан настороженно затих. – Ни с каким Рубеном, ни с каким Суреном я никуда не ходил. Я целый день был совсем в других местах. И конечно, я ни в кого не стрелял, выбрось из головы эту чушь! Но я поговорю со своими знакомыми и, если получится, постараюсь тебе помочь.

Димка просиял.

– Молоток, батя! Скажи им, чтоб вообще в наши дела не лезли! Мойки – это одно, но я хочу и сигаретную торговлю открыть, и зал игральных автоматов причесывать, да мало ли что еще! Это же наша территория! Скажешь?

• Предыдущая
• 18/93
• Следующая