Антикиллер - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 24
- Предыдущая
- 24/114
- Следующая
Рассказывала она об этом предельно обыденно:
– Тогда процедура была простая: милиционер документ прочитал, козырнул, я – наган в сумку и домой...
А в сорок восьмом на процессе о лагерном бандитизме подсудимые напали на конвой. Это были отпетые уркаганы, и неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не Шпаркова. Обежав судейский стол, она громоподобным голосом страшно обматерила взбунтовавшихся зэков и, взметнув стул, хряснула по голове самого здорового из них, который уже царапал по кобуре конвоира. Зэки на миг оторопели, что и решило исход схватки.
Щпаркова была бескомпромиссна и неподкупна, верила партии и правительству, что не помешало ей обложить матом секретаря обкома, пытавшегося руководить судьей по крупному хозяйственному делу в сторону смягчения приговора.
Крылов знал, что дело Пахальяна и Кваскова попало в надежные руки. К бабе Вере сразу приставили охрану, хотя она против этого и возражала.
– Лучше бы наган отдали! Какой наган был... С двадцати метров в арбуз попадала....
Говорили, что в свое время она была красивой женщиной и имела много бурных романов. Замужем не была, хотя в последние годы почти сошлась с одним из коллег. Жила всю жизнь в коммуналке и лишь несколько лет назад перевезла ордена и грамоты в малосемейку на окраине города.
Защиту обвиняемых осуществлял адвокат Хасьянов – молодой человек с довольно темной для своего возраста биографией и скверной репутацией. Юрист он был никудышный, но пользовался большой популярностью в кругах, считающих, что главное в защитнике не правовая эрудиция и красноречие, а умение находить контакты с судьей.
Наладить «Контакт» со Щпарковой считалось делом заведомо безнадежным, но Хасьянов как всегда уверенно подкатил к старинному особняку, в котором располагался областной суд, взбежал по лестнице, обошел плечистого молодого парня у кабинета, но тот взял его за руку и отпустил, лишь увидев, удостоверение адвоката.
По-прежнему уверенно Хасьянов зашел к Шпарковой и громко поздоровался.
– У меня есть вопросы по делу Пахальяна и Кваскова, интересы которых я представляю, – выложив на стол квадратик ордера, подтверждающего допуск к делу, он без приглашения опустился на стул.
– Действия моих подзащитных квалифицированы неверно, доказательства собраны недостаточно...
У бабы Веры болела голова и ныло в правом боку, поэтому она почти не слушала, что говорил посетитель.
– Вы знакомились с делом, заявляли ходатайства, в процессе будете отстаивать свою позицию, – дежурной фразой она отмахнулась от монотонной тягомотины защитника, как отмахивалась в кухне своей малосемейки засаленным полотенцем от назойливых мух.
Пенталгин и но-шпа – вот что ей сейчас нужно. В графине оставалось немного мутной и теплой воды, хватило на четверть стакана. Взгромоздив на стол перед собой допотопную клеенчатую сумку, баба Вера принялась рыться в ее захламленном чреве, откровенно отгородившись от уверенного молодого человека, слишком молодого и, по ее понятиям, недопустимо развязного для адвоката.
Новые времена! Раньше в адвокатуру попадали сквозь сито придирчивого отбора. Собственно, имелось только два пути: или рекомендация административного отдела обкома партии или пять тысяч председателю коллегии. Тогда столько стоил автомобиль. Большая часть суммы уходила в тот же адмотдел: без одобрения партии председатель не мог даже пикнуть. Так что, строго говоря, все приходили одним путем, зато адвокаты отвечали стандартным номенклатурным требованиям. Солидные, зрелые, почтительные...
Невозможно представить, что кто-то из них продолжал долдонить свою ахинею после того, как судья дал понять, что не желает ее слушать! А можно представить, чтобы те генеральные директора похищали людей, стреляли друг в друга, совершали убийства?! Новые времена. Какие подзащитные, такой и адвокат.
Баба Вера нашла, наконец, лекарства, привычно разжевала горький пенталгин, забросила в рот две маленькие желтые таблетки но-шпы, запила противный вкус медикаментов не менее противной водой.
«Противно, но привычно», – вспомнилась вдруг философская присказка Каспарчика, которой он амортизировал руководящие указания независимому правосудию. Она вытерла рот тыльной стороной ладони. Пора выставлять этого хмыря...
– Молодые парни – ладно, их и осудить можно к условной мере, но генеральные директора – очень солидные люди, они должны быть оправданы...
"Смысл того, что говорит молодой человек, наконец дошел до бабы Веры и она замерла с открытым ртом. Нижний зубной протез раздражающе сдвинулся вперед.
– Вы невнимательно слушали? – участливо осведомился адвокат. – Понимаю: возраст... Здоровье надо беречь... Баба Вера присосала челюсть на место.
– Повторю основное: меня прислал очень влиятельный и уважаемый человек. Некоторые называют его Шаманом. Он хочет, чтобы Пахальян и Квасков получили оправдательный приговор. Это будет нетрудно: свидетели изменят показания. Остальные могут быть осуждены. Но условно. За это вы получите один миллион рублей. Можно полтора.
Молодой человек обаятельно улыбнулся.
В следующую секунду баба Вера перегнулась через стол и звезданула его в челюсть. Когда-то такой удар сшибал обнаглевшего урку на пол и его приходилось отливать водой. Но это было давно. Кулак уже не имел прежней силы, да и в правом верхнем ящике стола не было любимого нагана.
Адвокат слегка отшатнулся и потер скулу.
– Помилуйте, как вам не стыдно! Вы же судья, а ведете себя по-хулигански.
– Ты, сука! – бешено закричала баба Вера. – Я тебе матку вырву!
Она вскочила, затопала ногами и рванула все же правый ящик, но чуда не произошло, тогда она швырнула в негодяя стакан.
– С вами невозможно вести переговоры, – молодой человек отряхнул брызги. – Не согласны – так и скажите! Зачем скандалить?!
– Я тебя, я тебя... Баба Вера повалилась в кресло.
В кабинет влетел охранник, замер недоуменно, глядя на спокойно сидящего адвоката и находившуюся вне себя Шпаркову.
– В чем дело?
Следом вошли судьи из соседнего кабинета – верткая, яркая Васильева и флегматичный увалень Оглоблин.
– Что случилось, Вера Ивановна?
Шпаркова только грозно таращила глаза и хрипела.
– Поспорили насчет квалификации, так она мне чуть голову не разбила,
– пожал плечами Хасьянов. – Разве так можно?
С оскорбленным видом он вышел из кабинета. Охранник на миг напрягся, но процессуальные споры – не повод для задержания, и он отступил в сторону.
Адвокат прошел по длинному пустому коридору, спустился на два пролета по широкой мраморной лестнице, вышел на улицу к оставленной новенькой «девятке» престижного среди коммерсантов и бандитов цвета «мокрый асфальт».
Сев за руль, молодой человек развернулся под запрещающий знак и через два квартала притормозил у телефона-автомата.
– Это я, – почтительно доложил он – Бабка отказалась.
И добавил, хотя это не имело отношения к делу:
– Даже по морде мне дала. И стаканом бросила.
Напившись валерьянки и нитроглицерина, баба Вера пришла в себя.
– За пятьдесят лет судейской работы такого не видела! – бушевала она.
– Он мне приговор диктует и миллион обещает! Вот сука! В сорок седьмом он бы отсюда и не вышел... Ну ничего, сейчас напишу рапорт! Он у меня посидит!
– У них каждый эпизод вымогательства – по пятьдесят – сто лимонов, – почему-то шепотом говорила Васильева. – А судье за все дело один предлагают... Наглецы!
– И ничего не боятся, – так же тихо отвечал Оглоблин. – Открыто приходят, называют Шамана... Когда такое было?
Происшествие взбудоражило весь областной суд. Сегодня пришли к «Феликсу в юбке», а завтра могут к любому. И что делать?
В спасительную силу рапорта кроме бабы Веры не верил никто. Один на один – доказательств нет. Раньше додушили бы этого, как его, Хасьянова через коллегию, выгнали бы правдами и неправдами или отправили куда-то на периферию... Теперь к частным коллегиям не подступишься, да и рычагов воздействия нет...
- Предыдущая
- 24/114
- Следующая
