Выстоять. Буря над Тереком - Громов Борис Николаевич - Страница 52

• Предыдущая
• 52/62
• Следующая

— А чего хоть везли той колонной такого?

— Да бог его знает, — пожимает могучими плечами Четверть. — Парни не говорили, я не спрашивал. Сам служил, что такое военная тайна — в курсе. Слушай, а чего мы на пороге-то стоим? Далеко не май на дворе! Заходи давай, я чайку сгоношу…

— Нет, спасибо, чай у меня скоро из ушей польется. Весь день в Комендатуре чаевничал, пока перед отцами-командирами отчитывался.

— Ну, тогда, — Кузьма с хитрым выражением лица заговорщицки подмигивает мне и легонько щелкает указательным пальцем по горлу, — по маленькой? За возвращение?

— Ну, если только совсем по маленькой…

— Да не вопрос, я твое отношение к водке знаю. Просто пивом такие дела не обмывают… А мы сейчас и колбаски на закусь порежем…

По ходу этого недолгого монолога Четверть успел снять с барной полки бутылку хорошей водки, плеснуть граммов по сто в два высоких стакана и даже начал крупными кусками резать кольцо домашней, похожей на «Краковскую», колбасы. И в этот ответственнейший момент в бар заглядывает заспанная, одетая в одну ночную рубашку и закутанная в пуховый платок Зина.

— О, Миша! — глаза ее от неожиданности широко открываются. — Ну, слава богу!!! А я так пере…

В этот момент взгляд ее фокусируется на деловито стругающем колбасу супруге.

— Вот кто бы сомневался, а! Тебе только бы повод найти, а уж нажраться — это с превеликим удовольствием!

— Да ладно тебе, Зинуль, — примиряющее разводит руками Кузьма. — Мы буквально по пять капель. Чисто символически. За счастливое возвращение.

— Ладно, если за возвращение, то и мне капни немножко.

— Кстати, Кузьма, вы меня из номера-то не выселили еще? — интересуюсь я, закусывая водку кружочком колбасы.

— Ты чего, Миш? У нас так не принято, — хозяин «Псарни», похоже, даже слегка обиделся на такое предположение. — Если тела не видел никто, то и комнату за человеком держим, пока срок оплаты не истечет, и вещи его храним месяца три, не меньше. А то всякое бывает. Сейчас-то, конечно, реже, а вот в мои годы… Короче, ты далеко не первый, кто вот так возвращается. Да и Толик твой тут себя могучим копытом в волосатую грудь молотил, мол, плохо вы Мишу знаете. Мол, вернется, да еще и с прибытком.

— Кстати, как он тут?

— Толик? О, это та еще песня! — хихикнула вдруг Зина. — Прилетел, не стой посреди ночи, с первого числа на второе. Ему, оказывается, в Ростове о том, что с тобой случилось, сообщили только первого к обеду, наверное, праздник портить не хотели. Так он, считай, прямо из-за стола сюда и рванул.

За девять часов долетел. Говорит, гнал без передыху, в Моздоке только номера сдал — и сюда. Один через Мертвые Земли проскочил, под обстрел попал…

— Убью гаденыша, — хрустнул костяшками пальцев я.

— Да ты не переживай, цела твоя машина, вон, на заднем дворе стоит. Не задели ее даже толком. Так — несколько дырок в тенте, так Зинуля их заштопала уже, — нахмурившись вступился за Анатолия Четверть.

— Ребят, да при чем тут эта железяка?! Плевать я на нее хотел! Да если б с этим дурнем что случилось, как бы я его матери и сестренкам в глаза потом смотрел?

— А, ты вон о чем… — как-то сразу растерялся и сник Кузьма.

— Разумеется. А ты думал, мне эти «дрова» на колесах дороже человека?

— Да нет, это я так, — совсем уже потерял боевой задор хозяин «Псарни».

— Ну, так что, где это чудовище? У себя, дрыхнет?

— Может, и дрыхнет? Кто ж его знает. Далеко он, нам отсюда не видно.

— В каком смысле? — не понял я сперва Кузьму.

— Так в Мертвых Землях он, — начал объяснять тот. — Первый раз, сразу же, как приехал, отоспался только, сагитировал Шурупа и Коваля, а потом рванул назад, ту шайку, что его возле Чернокозово обстреляли, ловить. Я, говорит, им за командира такую «сладкую жизнь» устрою — белугой взвоют.

— И чего?

— Ну, не знаю, тех они там взяли или не тех, но через двое суток с пятью «бошками» и кое-какими трофеями вернулись. На второй заход с ним уже семеро наших пошли, из тех, кто сейчас без контракта сидит… Вот уже четвертые сутки там. Рацию с твоей машины с собой взяли, крайний раз с Убивцем вчера вечером связывались. Говорят, у них самих пока все в порядке, но нездоровое какое-то шевеление в тех краях наблюдается. Следов много слишком: стоянки в развалинах, кострища. Непримиримые обычно на зиму на дно ложатся, а тут что-то зашебуршились. Не к добру…

— Да уж, — согласился я. — Действительно, не к добру. А кроме наших на это безобразие кто-то отреагировал?

— О! — улыбнулся вдруг Кузьма. — Слово «наши» мне, определенно, нравится. А то мы с Костей все гадали, уйдешь ты от нас к Коменданту или нет… А то он тебе и звание дал, и ксиву серьезную…

— Да брось ты, — отмахиваюсь я. — Так для дела нужно было. Да и во время «приключений» моих весь этот «реквизит» мне хорошую службу сослужил. А так — никуда я уходить не собираюсь. Меня и здесь неплохо кормят.

С этими словами я закинул в рот очередной кусок колбасы.

— Ну, что ж, это радует, — снова улыбается Кузьма. — Слышь, Зинуль, привадили мы твоей стряпней парня, даже на погоны ее менять не хочет.

— Тоже мне новость, — шутливо фыркает та в ответ. — Да после моей готовки он на казенных харчах мигом волком взвоет, а потом с голоду и тоски помрет. Так что я даже и не сомневалась.

— Ладно, ребята, — прикрывшись ладонью, широко зеваю я. — Пойду я, пожалуй, спать. А то мне поутру снова в Комендатуру, да и вам вставать ни свет ни заря.

Все следующее утро и почти весь день я провел в кабинете Костылева. Сначала писал отчет, после чего Исмагилов вел со мной беседу, больше похожую на допрос, в ходе которой я умудрился вспомнить целую кучу разных подробностей, мелких и не очень, которые тоже пришлось записывать. Потом кто-то из Олеговых подчиненных принес несколько листов на скрепке. Тот бегло прочел, кивком отпустил принесшего и протянул листы мне.

— Держи, данные на твоего сокамерника пришли. Наш человек. Не в смысле — наш сотрудник, а просто, по жизни — наш. С правильной жизненной позицией и мировоззрением. Не без тараканов в голове, конечно… С другой стороны, а у кого их нет?

Я согласно кивнул и углубился в чтение. Так, Бекетаев Руслан Нурланович, десятого года рождения. Ого, так ему уже тридцать! Надо же, выглядит лет на пять моложе. Уроженец города Актау Мангистауской области, Казахстан. Отец до Тьмы был начальником морского порта. Мать — домохозяйка, две старшие сестры. Кстати, теперь понятно, откуда у Русланова бати такие подвязки были: Актау — единственный международный порт в Казахстане был, а его начальник — серьезная шишка в республике. Саму войну пережили относительно нормально (насколько это вообще возможно), но вот потом, когда начался серьезный разгул бандитизма и передел власти, Бекетаев-старший решил, что пора искать более спокойное место. В восемнадцатом году семья перебирается из Казахстана в Югороссию, а точнее — в Дагестан и поселяется в Каспийске… Ох, твою ж налево! Вот теперь мне уже многое становится понятным… В двадцать восьмом пошел в армию. Служил там же, в Каспийске, в морской пехоте снайпером. А в тридцатом — турецкий десант… Руслан оказался одним из шестидесяти пяти морпехов, что из всего полка дожили до подхода основных сил. Вся его семья погибла. Сам он три месяца провалялся по госпиталям. Потом — демобилизовался и из Каспийска уехал в неустановленном направлении. В поле зрения Службы Безопасности попадал дважды: когда с 2033 по 2036 год воевал против турок в отряде наемников на границе Грузии и Южной Осетии, и в тридцать восьмом, когда переходил границу между Азербайджаном и Дагестаном. Переходил не просто так, а с висящим у него на хвосте взводом турецких хаккери, [66]которые, судя по настрою, были на Руслана за что-то сильно обижены. Настолько сильно, что рванули за ним следом на враждебную территорию, где и полегли в полном составе под пулеметами пограничников.

• Предыдущая
• 52/62
• Следующая