Летописи Святых земель - Копылова Полина - Страница 27

• Предыдущая
• 27/114
• Следующая

– Ох, Алли, но я-то тебя предал… – прошептал Этери. – Я не мог этого вынести, Алли, я не мог. Я до сих пор не могу шевельнуться. Мне так больно… Уходи, пожалуйста, тебе тоже достанется из-за меня.

– Мне удалось вывернуться, Этери. Я попробую помочь тебе.

– Нет, Алли… Я не хочу жить… Я предал всех и вся. Уходи.

Алли, не в силах превозмочь жалость, протянул руку и осторожно погладил мальчика по волосам. Золото душистых одежд и непривычная ласка напомнили мальчику о потерянной три дня назад свободе. Этери зарыдал в голос, не пряча залитого слезами лица.

– Я попытаюсь спасти тебя, дружок. Я вытащу тебя отсюда! Клянусь! Я не хочу, чтобы они тебя замучили!

– Они уже… Уже меня замучили, уже, – всхлипывал мальчик.

Алли захотелось подхватить его на руки, отнести к Беатрикс и опустить окровавленное тело несчастного на душистые ковры возле ее ног. «Да посмотри ты на него! – мысленно выкрикнул он, обращаясь к королеве. Посмотри, его же избили до полусмерти. Ты получила свое, опорочила, втоптала в грязь всех Этарет. Чего тебе еще надо? Сохрани жизнь этому мальчику. Кому он мешает?»

За дверями ждал Ниссагль. Беатрикс он не видел со дня покушения.

– Почему ты здесь?

– А где мне быть, Викко? – В опочивальне было прибрано. Но ясно чувствовалось чье-то отсутствие – может, оттого, что Беатрикс лежала на краю кровати и большая ее половина оставалась свободной.

– Опять у меня нет настоящего траура. Это становится забавным.

– Беда герольда не шлет.

– Золотые слова, Викко. Что у тебя с рукой?

– Подогретое вино из камина вытаскивал, ну и схватился за головешки.

– Болит?

– М-м…

– Садись. Какие новости?

– Новостей много. Ниссагль Кронов потрошит.

– До сих пор?

– Дом большой.

– Дальше.

– Этери во всем признался. Пришлось и мне кое-что Гиршу разъяснить. В Сервайре.

– Он понял?

– Ага.

– Способный ученик. Так это ты там вино из камина вытаскивал?

– Догадливая.

– Приходится шевелить мозгами.

– Послушай, Вьярэ… Ты бы пощадила мальчишку, а? Его и так уже до полусмерти запытали. Еле дышит. Он же ни при чем.

– Эккегард тоже был ни при чем. Алли замолк. Беатрикс продолжала тусклым голосом, поглаживая его забинтованную руку:

– Если бы он меня, а не Эккегарда… Я ведь так и хотела. Выпороть хорошенько и в ссылку куда подальше. Сидел бы, не пикнул. Но ведь погиб невинный человек… Не могу. Понимаешь? Может, этот недоумок там чего-то недоглядел, спутал, мне не важно. Он убил ни в чем не повинного человека. Дорогого мне… Слава Богу, что я хоть не любила его.

– А я не могу не… Просто я видел Этери. На него не то что глядеть, о нем думать жалко. Ты представь: грезить о подвигах, о великом – и кончить ямой… В шестнадцать лет!..

– Ему пятнадцать!

– Боже мой!

– Да вот, Боже мой! Пятнадцать лет – и уже какая скверна. Ни минуты не раздумывая, готов отравить беззащитную женщину… И при всем при том, как идиот, как ворона-школяр, тьфу, даже противно, путает эти чертовы кубки! А потом тебя же и предает на первом же допросе, хотя последние слюнтяи выдерживают по два! Теперь мне нужна только его смерть. Я очень зла. И пока не избуду злость, пока не натешусь, я не успокоюсь. Я ведь вздумала поиграться с тупым оружием. А меня полоснули острием. Вот и больно теперь. Слава Богу, что я не любила Эккегарда, слава Богу. И потом, Алли, нам же будет спокойнее, если мальчишка замолчит навсегда, не так ли?

Она потерлась лбом о его плечо, напрашиваясь на ласку. Он смог только погладить ее по затылку – столь навязчивой была мысль об Этери, что ему почудилась и на ее шее алая полоса ожога. И он не решился высказать свою просьбу, потому что в этом случае неминуемо пришлось бы признаться, что… А на это он бы ради Этери не пошел.

В узкой высокой зале стыло молчание. За открытыми окнами клонился день к закату. Птицы носились над крышами с привычными криками, каждый день они летают так и кричат над водой, сбившись в стаи. У них там, в воздухе, свой птичий Хаар.

Если высунуться из окна, можно увидеть серый угол Сервайра со слепыми щелями окон. Это надвратная башня, наверху возятся мастеровые, хотя непонятно, что можно чинить на голой каменной площадке.

Аргаред вздохнул и склонил светлую голову. Ветер шевелил его волосы, на этот раз ничем не прикрытые.

После двух бессонных ночей в голове было пусто, а глаза щипало. Он вспомнил, как по покоям Дома Крон летал пух вспоротых перин – белый, как снег или пепел. При взгляде на этот разор становилось стыдно и страшно, потому что относительно черной солдатни из Сервайра нельзя было даже сказать, что она преступает закон, – она была вообще вне всякого закона. А прислуга в коридорах шепталась о криках по ночам, которые хорошо слышны возле старых дровяных причалов, куда любят ходить влюбленные.

Наконец, спустя три часа ожидания, их пригласили к королеве.

Аргаред вошел первым. За ним – Эмарк Саркэн, самый деятельный из разветвленного Саркэнского Дома. Им предстояло вырвать Этери у Ниссагля, чтобы собрать Суд Высокого Совета и честью выяснить, в чем дело.

Мажордом провел их в опочивальню на другую сторону Цитадели.

Сервайра отсюда не было видно вовсе. Из-под облаков желто пробивался закат. Беатрикс лежала на краю постели. Другая половина была пуста и застлана.

Королеву они застали в неприглядном виде – съехавший шаперон напоминал воронье гнездо, неприбранные лохматые волосы ниспадали на плечи, поверх платья было накинуто одеяние какого-то тусклого грязноватого цвета, и даже бобровый мех на нем казался вылезшим, чего, конечно, быть не могло. Из-под подола торчали, обшитые мехом домашние башмаки. Лицо Беатрикс было грозно и замкнуто.

– Я не понимаю, господин Аргаред, – голос ее доходил как будто издалека и казался не по-женски грубым, – я не понимаю, что тут вообще происходит. – Королева лежала неподвижно, только шевеля губами, и от этого создавалось впечатление, что кто-то говорит за нее.

Аргаред не понял вопроса и потупился.

– Ладно. Какого беса вам от меня нужно?

Это уже выходило за все допустимые рамки, и настроенный на осторожную мирную беседу Аргаред почувствовал болезненный жар на лице и в кончиках пальцев.

– Ваше величество. Я понимаю, что вы разгневаны ужасным поступком Этери, которому нет названия. Однако я прошу вас проявить терпение и прислушаться к моим словам.

– Да скажи ты мне по-людски, Аргаред, что тебе надо! – сварливо перебила его Беатрикс.

– Вашему величеству должно быть ведомо, что преступление Этери приравнивается к братоубийству, а также и то, что подобные преступления подсудны по давнему обычаю только Высокому Совету. И я просил бы вас выдать Этери Совету, чтобы мудрые вместе с вами во всем разобрались и не случилось бы сгоряча промаха. Ведь вы согласны, что дело темное?

– Все это очень мило, Аргаред, но, видишь ли, тут есть одна загвоздка, а именно, что я человек, а не Этарет, и в Совет не вхожу, и вашими стараниями даже Этарона не знаю. Так как нам быть?

– Ваше величество… У нас было много поводов для взаимного недоверия. И сейчас наш союз подвергается самому тяжелому испытанию тот, кто помирил нас, погиб. Возможно, кто-то не хочет нашего примирения. Вы молоды и сильны, но порой вам не хватает осмотрительности, которая приходит с годами, и пока вы не приобретете надлежащего опыта, наша мудрость, накопленная веками, готова служить вам и вести вас по ступеням величия.

– Благодарю, я с детства приучена лазать по таким лестницам в одиночку. К тому же наверху обычно нет места для двоих, тем паче для целого Совета. А сталкивать всех вниз у меня нет ни малейшей охоты долго, да и во всех отношениях неполезно. Хотя, если так пойдет дальше, то придется. И между прочим, Аргаред, мальчишка во всем признался. Метил-то он в меня, а Эккегард стал его жертвой по ошибке. Кубки он перепутал, видите ли. Так что дело это вполне ясное. Осталось только дознаться, кто из вас его надоумил.

• Предыдущая
• 27/114
• Следующая