Три дня до эфира - Ямалеева Гульназ Фарисовна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/47
• Следующая

— Ты не боишься за последствия? Вадим рассмеялся:

— Я давно уже ничего не боюсь, — твёрдо произнёс он и добавил:

— И ты не бойся, пока ты со мной.

Худой мужчина недоверчиво посмотрел на Вадима. У того лихорадочно горели глаза.

— Вадим, — Акимов набрал в грудь воздух и после паузы произнёс:

— Я хотел тебя спросить…

— Не нужно, — прервал его Вадим и махнул рукой, — иди, мне нужно побыть одному.

Акимов молча вышел из комнаты. Он быстро спустился вниз и подошёл к двум молодым мужчинам, сидящим возле запертой двери. Увидев его, охранники вскочили.

— Как мальчишка? — спросил Акимов.

— Отрубился, — ответил один из охранников, молодой крепкий парень, — вкололи ему хорошую дозу, он сразу и отключился.

— Хорошо. — Акимов испытующе посмотрел на парня. — От тебя спиртным несёт. Пил?

Тот замялся и опустил глаза. Второй парень сделал шаг вперёд:

— Аким, мы только по сто грамм. За упокой души нашего Михи, — Да, ладно, — кивнул согласно Акимов, — можете выпить, вы хорошо поработали.

— Спасибо. Ты… — выдохнул парень. Акимов развернулся и направился прочь. На ходу он вынул из кармана пачку сигарет и нервно закурил. Впервые Акимов засомневался в правильности действий Вадима. Они были знакомы почти год.

И все это время Вадим никогда не давал повода сомневаться в своих поступках, никогда Акимов не пытался препятствовать его действиям, он преданно шёл за Вадимом и точно выполнял его инструкции. И почти всегда Вадим был прав. Но дело с похищением сына Снегирёва никак не укладывалось в мозгу Акимова. Вадим, как всегда, ничего не объяснял. Причины похищения были не ясны. Сам Акимов считал его бессмысленным и ненужным.

Хотя… На памяти Акимова был ещё один поступок в жизни Вадима, который он никак не мог объяснить, но благодаря которому он, Акимов, рассчитывающий «греться» на нарах ещё лет десять, оказался на свободе. Это было год назад.

Стояла весна — холодная, ветреная, сырая. Только что прошёл суд, которого могло и не быть. Акимов сидел один в камере и мрачно размышлял о своём будущем. На душе скребли кошки, хотелось только одного — выбраться отсюда и доказать им всем, предавшим и продавшим его бывшим дружкам, что он, Аким, ещё тот, что он ещё что-то может. Хотя сам он, конечно, понимал, что выглядит смешным. Снайпер с покалеченной рукой, он был никому не нужен. Не нужен настолько, что его преспокойно сдали как старую, вышедшую из моды вещь. Ему не хотелось вспоминать, как все произошло, но мысли постоянно возвращались к тому зимнему вечеру, когда он случайно был замечен двумя свидетелями после неудачного покушения на одного толстосума…

Его схватили буквально на следующий день. Следователем был высокий представительный мужчина, одетый в хорошо сшитый дорогой костюм и у которого на лбу было написано, что он берет взятки. Акимову требовалась незначительная сумма денег, и он мог бы быть на свободе, но, обзвонив все каналы, бывший снайпер через десять дней понял, что помощи ждать неоткуда. Через месяц дело передали в суд, и, в связи с очевидными уликами, срок ему накатали на полную катушку.

Акимов никогда не забудет чувство жёсткой ярости, которое овладело им, когда он остался один в камере. В ту минуту он готов был убить всякого, кто окажется под рукой. Он зло ударил по стене кулаком, и на кисти мгновенно вспухла ссадина. В эту минуту щёлкнул замок металлической двери. Вошёл тучный охранник и сказал, что к нему на свидание пришла родственница. Акимов от удивления не сразу понял, что должен последовать за охранником. Отношения с родственниками Акимов давно не поддерживал, родители его умерли ещё лет десять назад, и он ни разу не был у них на могиле; братьев и сестёр У него не было.

Дальних же родственников он не смог бы назвать и по именам. Связь с ними он никогда не поддерживал, и никто от этого не страдал. Заинтригованный осуждённый прошёл вслед за охранником по длинному коридору, затем они спустились вниз на несколько пролётов и оказались перед дверью. Двое молодых людей в форме осмотрели его, и наконец Акимов вошёл в комнату. За перегородкой сидела хрупкая молодая женщина в чёрном платке. Она смахнула слезу и ласково улыбнулась.

— Здравствуй, брат, — произнесла она.

— Ты кто? — вытаращил глаза Акимов, но девушка быстро сделала знак рукой, и он осёкся.

Незнакомка была очень красива. Высокий чистый лоб, чёрные волосы, нежный пухлый рот и огромные глаза. Если б ему действительно хоть раз в жизни пришлось с ней встретиться, он никогда не забыл бы её, поэтому Акимов мог дать голову на отсечение, что видел девушку впервые в жизни.

— Ты плохо выглядишь, — печально произнесла она, — ты не болен?

— Нет, — сухо ответил он и недоверчиво посмотрел на свою собеседницу.

— Вид у тебя очень утомлённый. С тобой все в порядке? — продолжала она гнуть непонятную для Акимова линию.

— Да, — несколько неуверенно произнёс он.

— Я боялась, что все эти события и суд плохо скажутся на твоём здоровье.

И тебе опять придётся лечиться.

Он в упор смотрел на неё, стараясь понять, чего она добивается. Девушка настойчиво говорила о какой-то болезни.

— Я, честно говоря, с ужасом вспоминаю этот твой последний приступ. Ты никого не помнил и так кричал…

— Мне тогда было плохо… — осторожно отозвался он.

Девушка обрадованно продолжала:

— Если тебе опять станет так плохо, как тогда, ты обратись к врачу. Я знаю, у вас тут есть специальная больница. Тебе дадут успокоительное, и станет легче. Только, прошу, не затягивай. Болезнь у тебя наследственная. Наша матушка, ты помнишь, тоже страдала слабоумием…

— А-а-а, — растерянно произнёс Акимов, постепенно начиная догадываться, куда клонит незнакомка.

— Я тебе хотела передачу принести, но пока не принимают.

— Да, мне не разрешено, пока я не переведён из «предвариловки»…

— Мне пора, — тихо сказала девушка и тут же спохватилась:

— Да, совсем забыла, все наши передают тебе привет. Дядя так и сказал: «Маринка, передай от меня личный привет. Пусть держится».

Акимов понял, что незнакомка таким образом представилась. Её звали Марина. Он кивнул, что, мол, все понял. Девушка обрадованно улыбнулась и встала.

— Я к тебе ещё как-нибудь приду. Но, скорее всего, дядя Вадим появится.

Он очень хотел тебя видеть.

— Спасибо, — выдавил из себя Акимов.

— Но все-таки главное — здоровье. Помни, что я тебе сказала. Эта болезнь у нас наследственная. — Посетительница вышла из комнаты.

Акимов все понял. Через некоторое время, возвратившись в камеру, он спокойно прокрутил весь разговор в голове и сделал вывод. Кто-то, скажем, некий Вадим, хочет ему помочь выбраться из тюрьмы, но для этого он рекомендует Акимову симулировать безумие. Видимо, в тюремном госпитале у него есть какие-то завязки. От волнения Акимов начал мерить камеру широкими шагами. Неожиданная надежда поселилась в его душе, и он решил точно следовать указаниям неизвестных спасителей…

Симулировать безумие было несложно. Акимов был достаточно наслышан об этом недуге и знал, что существует несколько вариантов поведения. Из всех возможных он выбрал агрессию и полностью дал волю гневу, накопившемуся внутри.

Прибежавшие на шум охранники с трудом справились с разбушевавшимся заключённым.

Акимов кричал, махал кулаками, отбивался, называл охранников какими-то странными именами, для пущей убедительности он залаял и вошёл в такой раж, что даже не заметил, когда в камеру вбежали люди в белых халатах и на него накинули длинный балахон.

Через сорок минут Акимов оказался в тюремном госпитале. Врач в очках с толстыми стёклами внимательно осмотрел его, задал несколько вопросов, спросил также охранника о том, как больной вёл себя раньше. И, услышав ответ, что тот время от времени стучал кулаком об стену, понимающе кивнул. Диагноз, который был поставлен неожиданно заболевшему Акимову, он сам никогда не смог бы повторить. Но ясно было одно — результат достигнут: он находится в госпитале и, по всей видимости, определён сюда надолго.

• Предыдущая
• 37/47
• Следующая