Жестокие игры - Константинов Владимир - Страница 50

• Предыдущая
• 50/75
• Следующая

— Но это потребует определенного времени и затрат, — раздумчиво проговорил Потанин, загораясь идеей Снегирева.

— Думаю, что с вашими возможностями, это не составит вам большого труда. Но зато положительный результат от этой акции очевиден. Во-первых, этой акцией вы достигните определенного паритета в ваших отношениях. Во-вторых, в то время, когда Сосновский вбухает силы и немалые деньги в разработку «нефтеносного» участка и будет рвать на своей плешивой голове последние волосы к неописуемому восторгу его многочисленных «поклонников», вы спокойно будете гнать по трубам новую нефть в ближнее и дальнее зарубежье. По моему, игра стоит свеч.

— Что ж, идея интересная. Я обязательно над ней подумаю. А сами вы, Максим Казимирович, решились вложить миллион в новое месторождение?

— Я все ещё думаю, Петр Эдуардович. Может быть у меня этого миллиона больше никогда в жизни не будет. Страшно с ним расставаться. Когда он лежит в банке — это миллион. Когда же его пускаешь в дело, то это уже вроде и не деньги.

— Никак не ожидал от вас подобной нерешительности. А правда, говорят, что вы совершили побег из колонии особого режима, убив при этом охранника?

Снегирев с ответом не спешил. Достал сигареты. Закурил. Прямо и дерзко посмотрел в глаза Потаева. Усмехнулся.

— Ваша осведомленность делает вам честь. Если вам об этом сообщил ваш шеф безопасности, то это совсем не значит, что обо мне говорят на каждом углу. И потом, я не совсем понимаю причину вашего, мягко говоря, некорректного вопроса? Если им вы имели аминус инъюрианди (намерение нанести обиду), то зря старались. Ибо я ничего в мире так не ценю, как личную свободу. Стражников много, а свобода одна.

— Да нет, это я так... Извините! Что ж, не смею вас больше задерживать.

После того, как за Снегиревым закрылась дверь, Потаев встал из-за стола и, чтобы размять затекшие ноги, прошелся по кабинету. И все же не все ясно с этим парнем. Далеко не все. Не мог такой парнишка просто так убить человека. Не мог. Что-то здесь не то. Но каков молодец! Его идея просто великолепна. Жалко было бы терять такую светлую голову.

Потаев вызвал шефа службы безовасности Кирсанова Виталия Семеновича, бывшего полковника ГРУ, человека проверенного и надежного, полностью разделявшего убеждения своего патрона. Кирсанову было пятьдесят два года, но выглядел он подтянуто, молодцевато и больше сорока пяти ему никто не давал.

— Сейчас у меня был Снегирев, — сообщил Потаев.

— Кто?! — удивленно переспросил Кирсанов. — Этот молодой, да ранний рецидивист, сбежавший из колонии?

— Он самый, — подтвердил Петр Эдуардович.

— И охота вам связываться с подобными типами. Ведь он наверняка находится во всероссийском розыске.

— Э-э, не скажи. Он очень даже интересный парень. И, мне думается, не совсем тот, за кого себя выдает. Ведет какую-то свою игру. Ты постарайся выяснить — кто он такой.

— Хорошо, — без особого энтузиазма ответил шеф службы безопасности, считая подобное задание очередной блажью патрона. Но его дело — выполнять указание, а не рассуждать.

— Этим парнем заинтересовался Сосновский.

— Кто?! — вновь удивился Кирсанов. — А он-то тут при чем?

Потаев кратко рассказал ему то, что поведал Снегирев.

— Теперь понятно, что он что-то замышляет? — спросил он в конце своего рассказа.

— Теперь понятно.

— Попробуй выяснить — что именно? За жизнь этого парня отвечаешь головой. Понял?

— Понял, — кивнул Кирсанов.

— Вот такая интересная получается арифметика, — задумчиво проговорил Потаев, глядя в окно.

Я сидел в своем кабинете и дремотным взглядом смотрел, как электронные часы на стене отсчитывали время моего пребывания на этой симпатичной планете, превращая мое настоящее в мое прошлое. Будушее же было за семью печатями. Да и есть ли оно у меня — вот вопрос? При моей опасной работе все может статься. Но меня это мало волновало. Что должно случиться, то обязательно с фатальной неизбежностью случится. И человек ни изменить, ни повлиять на это не в состоянии. Ему, в лучшем случае, отведена роль статиста, фиксирующего события. Только и всего. Мне все больше начинает казаться, что все мы участвуем в какой-то грандиозной игре, правил которой понять не в состоянии. Мы лишь пыжемся доказать, что чего-то значим, что от нас что-то зависит. Увы! Ничего от нас, к сожалению, не завист, так как все предопределено заранее. Мы лишь в предполагаемых обстоятельствах совершаем те или иные поступки. Вот и все. Жизнь наша ничто иное, как ванитас ванитатум эт омиа ванитас (суета сует и всяческая суета). Тогда — кто мы, зачем мы и для чего? Сколько сменилось на Земле поколений, а эти вопросы так и остались без ответа. Не задумываться над ними могут лишь хомо вульгарис, вся жизнь которых сведена до удовлетворения простейших функций алчущей оболочки. Оттого, наверное, им легче живется. Но и лучшие умы человечества не смогли ответить на эти вопросы. Отсюда упадочнические теории о бессмысленности земного существовании, о неминуемом конце света и тому подобное. Все это конечно чушь несусветная. Не может Космос быть настолько расточителен, чтобы затевать это, как ненужный и бесполезный эксперимент. Нет, не может. В таком случае, в чем смысл нашей жизни? Зачем пришел в этот мир конкретно Говоров Андрей Петрович? Для какой такой цели? Возможно, для того, чтобы заработать пропуск в последующие уровни жизни? Не исключено. Более точно на этот вопрос мне сможет ответить лишь сам Создатель. Но это, надеюсь, ещё не скоро. А пока надо зарабатывать этот самый пропуск. Иначе никак нельзя. Иначе очень могу оказаться в одной компании с господами сосновскими. Подобная перспектива меня вовсе не прельщала. Нет.

От слишком серьезных мыслей у меня так разболелась голова, что я был вынужден выпить две таблетки «Цитрамона» и отключить сознание.

Время близилось к обеду. Мой желудок уже требовал сугубо материальной пищи, а мысли уже не поднимались выше моих гастрономических вкусов и пристрастий, когда в кабинет буквально влетел мой симпатичный Пятница — любимый зять патрона Веня Архангельский. На его ангельском личике при желании можно было прочесть, что угодно — от грустной истории о его предательстве богатого тестя и всей его компании, до пламенной веры в правоту нового дела. А в наивно-распахнутых голубых глазах была какая-то жуткая тайна, которой ему не терпелось поделиться со мной.

— Адрей! — воскликнул он таинственным шепотом.

Но я сделал страшные глаза и приложил палец к губам. С тех пор, как обнаружил слежку, я был не уверен, что люди Сосновского не наставили мне в кабинете жучков. Рот Вени тут же испуганно захлопнулся, казалось, навсегда.

— Пойдем, Вениамин Маратович, пообедаем, — проговорил я громко и торжественно. — А то у меня желудок уже подвело от голода.

Едва мы оказались на улице, Архангельский выпалил:

— Мой тесть замышляет убийство какого-то следователя!

По всему моему телу прошла, будто мощный электрический разряд, нервная дрожь. Сердце замерло. Я понял о ком идет речь.

— Откуда тебе стало об этом известно?

— Вчера у него в гостях были киллеры и я подслушал их разговор.

Я снабдил Вениамина соответствующей аппаратурой, переданной мне подполковником Долматовым. Веня наставил в доме тестя жучков и теперь регуляно снабжал меня самой свежей информацией.

— Расскажи об этом подробнее.

— Вчера поздно вечером к Танину пришли два гостя, внешность которых мне сразу не понравилась. Он заперся с ними в гостинной, а я пошел в ванную и стал слушать их разговор. Речь шла об убийстве следователя в Новосибирске, который стал им очень опасен.

— Они называли фамилию следователя? — спросил я, хотя сомнений никаких не было. Речь могла вестись лишь об Иванове.

— Нет. Вероятно они уже её знали.

— Когда киллеры должны быть в Новосибирске?

— Как я понял, они вылетают послезавтра самолетом.

• Предыдущая
• 50/75
• Следующая