Жестокие игры - Константинов Владимир - Страница 46

• Предыдущая
• 46/75
• Следующая

Твердой походкой подошел к Рокотову и, вытянувшись во фрунт, отрапортовал:

— Товарищ полковник, майор милиции Беркутов из бессрочной командировки по освобождению его внебрачной жены прибыл. Задание выполнено.

— Да ладно тебе, — махнул на меня рукой шеф, простецки улыбаясь. — Артист! — Обнял, похлопал по спине, будто по пресловутой груше, да так, что из моей головы осыпались последние мысли, сказал одобрительно: — А вообще-то ты молодец, Дмитрий Константинович!

— Ничего особенного, — скромно, как и подобает герою, ответил я. — Это, товарищ полковник, для одного вас открытие. Другие об этом давно знали.

— Ты от скромности не умрешь, — рассмеялся Рокотов.

— Это точно, — тут же согласился я. — Для нас, ментов, скромность — слишком большая роскошь.

— Привет, пижон! — сказал Иванов, пожимая мне руку. — Опять цирк устраиваешь?

— Это ещё надо разобраться — кто чего устраивает, — проворчал я.

— Разбиремся, — пообещал Иванов. — Завтра в девять быть у меня.

А я смотрел на их добрые улыбчивые лица и меня переполняла гордость за себя, любимого. Ведь все они пришли встретить ни кого-нибудь, а именно меня. Значит любят и ценят. А этим, извините-подвинтесь, не каждый может похвастаться. Определенно. И переполняемый щенячьим восторгом, провозгласил:

— Спасибо, господа, за цветы, за поздравления, за то, что так классно научили целоваться ваших жен! — При этих словах Сережа Колесов, будто мавр, засверкал глазами. — Искренне тронут и все такое. Но сегодня представления не будет. Извините! Маэстро устал с дороги и тоже имеет право на личную жизнь. Так что, запаситесь терпением до завтра, господа. Завтра каждый из вас получит именно то, чего заслуживает.

Дома мы умылись, плотно пообедали, затем я положил во внутренний карман наши паспорта, взял на руки Настю, и дружной семьей пошли в ближайший ЗАГС, где мы со Светланой наконец подали заявление. Пора кончать с этой неопределенностью. Правильно?

А потом была чудная ночь. И все было, будто в первый раз.

— Свет, роди мне сына, — попросил я.

— Обязательно рожу, — заверила она.

Не знаю отчего, но только я ей сразу поверил.

Утром ровно в девять ноль ноль я был в кабинете Иванова.

Вчера по дороге домой Колесов мне поведал, что у Сергея Ивановича со Светланой Козициной все, тасазать, на мази, хи-хи-хи, ха-ха-ха.

— Сережа, прекрати злорадствовать! — сказал я строго. — Стыдно, понимаешь ли! Хорошие люди создают семью, а ты злорадствуешь. Нехорошо! Я тебя не узнаю. Прежде ты был более гуманен и великодушен. Что с тобой сталось, дружище? Когда ты успел растерять свои лучшие качества?

— Я злорадствую?! — опешил Колесов. — С чего ты взял? Я совсем даже наоборот.

— А вот этого не надо, господин подполковник. У тебя ж лицо, как лакмусовая бумажка — ты ещё подумать не успел, а мысль уже на лице проявилась. Ты бы видел, какие у тебя лживые глаза и какая фальшивая улыбка. Эта улыбка может принадлежать кому угодно, но только ни старшему офицеру милиции. Вот отчего я, как твой лучший друг, искренне озабочен твоим нравственным здоровьем и психическим состоянием. Что случилось, Сережа? Отчего ты стал на скользкий путь клеветы и очернительства? Почему распространяешь грязные инсинуации о хороших людях, наших с тобой, Сережа, боевых товарищах? Как такое могло случиться, я тебя спрашиваю?!

— Да пошел ты! — здорово обиделся Сергей. — Клоун!

— Тебя, Дима, ему явно не хватало, — сказала Лена. смеясь. Он уже ни в одни брюки не стал влезать.

— Я это заметил, — ответил я. Обнял друга за плечи. — Теперь он у нас станет элегантным, как рояль. Определенно.

Сейчас, глядя на Иванова, я вспомнил вчерашний разговор и отметил в его внешности положительные перемены. Он разом помолодел на добрый десяток лет. Глаза горят, будто два авиационных прожектора. Рот до ушей, хоть завязочки пришей. А солидный генеральский мундир, будто подчеркивал несолидность его хозяина. Ё-маё! Неужели и я выгляжу также глупо? А то как же. Оснований выглядеть лучше у меня нет никаких. Определенно.

— Что смотришь на меня, как на икону Пресвятой Богородицы? — спросил Иванов.

— Смотрю, что с нами бабы делают! — сокрушенно вздохнул я.

— Ах, ты об этом... Не говори! Они все могут. Мы в их умелых руках, будто кусок сырой глины — чего захотят, то и вылепят.

— Это точно, — согласился я. — В таком случае, поздравляю!

— Спасибо! Я тебя тоже поздравляю!

— Спасибо! У вас когда свадьба?

— Через пару недель. А у тебя?

— Через месяц. Пытался вчера разом решить эту проблему, даже оружие грозился применить. Ни в какую. Наш российский бюрократизм неистребим. Его не возьмешь и современными видами вооружения. Положено месяц по инструкции — значит так тому и быть. Ты хоть лоб расшиби. Только я ещё не решил, что делать — то ли справлять свадьбу, то ли отмечать поминки по утраченной свободе.

— Время ещё есть. Определишься.

— Это конечно.

— А теперь, как говорится, ближе к делу. Рассказывай, что удалось раздобыть?

Я достал из кармана пакет с документами и наши с Анзором Мурадиевым отчеты. Иванов просмотрел документы, одобрительно сказал:

— Молодец!

— Ну, так... Наша фирма веников не вяжет, работает солидно, с гарантией.

— Скромнее надо быть, майор. Скромнее. Почить на лаврах — участь слабаков. Настоящим мужикам некогда этим заниматься.

— Это конечно, — вынужден был я согласиться.

— Да, теперь этим господам туго придется. Я бы им не позавидовал. Но вот что мне с ними делать, — Иванов прихлопнул рукой бумаги, — ума не приложу?

— Как так?! — удивился я. — Ведь документы прямо указавают на составы преступления.

— Так-то оно так. Но дело может быть возбуждено лишь по месту совершения преступления. Поэтому, у меня нет никаких оснований к их возбуждению... Ладно, что-нибудь придумаем. — Сергей Иванович стал читать наши отчеты.

В это время с улицы донесся ужасающий грохот, скрежет, звон разбитого стекла. Мы с Сергеем Ивановичем подошли к окну. Внизу на улице Каменской случилась авария. Новенькая и блистательная иномарка, упоенная скоростью, слишком поздно вспомнила о светофоре и, чтобы избежать столкновения с затормозившей впереди машиной, выскочила на полосу встречного движения и лоб в лоб столкнулась со стареньким «москвиченком». Вид обоих машин был ужасен и удручающ. Из иномарки выскочил шустрый парнишка и, размахивая руками, стал что-то кричать. Можно было лишь различить отдельные слова: «Мать твою...», «...ответишь...», «...старый козел!». Наконец, из «москвича», медленно, держась за голову, показался старичок пенсионер. Молодой подскочил к нему, схватил за грудки и принялся трясти, что-то приговаривая. Старичок, напуганный случившемся, уже не имел сил к сопротивлению. Его голова безвольно болталась туда-сюда, туда-сюда.

Иванов открыл створки и что было сил закричал:

— А ну прекрати безобразничать, губашлеп!

Парень поднял голову и, увидев Иванова в генеральском мундире, сразу же отпустил старика, стал смирным, плаксиво прокричал в ответ.

— Так ведь он же мне машину разбил!

— Ни он тебе, а ты ему разбил, архаровец! Ждите, я сейчас вызову гаишников.

Сергей Иванович позвонил в инспекцию безопасности дорожного движения и сообщил об аварии. Сел за стол. Закурил. Сказал в сердцах:

— Сукин сын! Мужик ему в деды годится, а он его — за грудки. Наглец! А ведь там столько мужиков было и никто не остановил. Потому и наглеют! С каким бы удовольствием я вмазал ему по роже!

Таким раздражительным я Иванова ещё не видел. Молоток! Наш человек. Решил разредить ситуацию.

— Это не наш метод, господин генерал. Еще классик говорил: «Человек — это звучит гордо!» А бить его по мордым антигуманно и даже, не побоюсь этого слова, — бесчеловечно.

Но Иванов был настроен слишком серьезно. Ему впервые изменило чувство юмора.

— Да пошел ты! — раздражено сказал он. — А мне кажется это более гуманно, чем делать вид, что не замечаешь подобного безобразия.

• Предыдущая
• 46/75
• Следующая